- и вдруг увидел перед собой раскрытый журнал экспедиции. Он с отвращением
оттолкнул его от себя, но тут же заметил, что последняя страница исписана
не его рукой. Он снова сел и стал читать.
Кехада писал:
- "День 31-й. Вчера, утром 30-го дня экспедиции, советник Воронин, с
архивариусом Кацманом и эмигрантом Паком отправились на рекогносцировку с
расчетом возвратиться в лагерь к отбою, но не возвратились. Сегодня в 14
часов 30 минут скоропостижно, от сердечного приступа, скончался временно
исполняющий обязанности начальника экспедиции полковник Сент-Джеймс.
Поскольку советник Воронин до сих пор из рекогносцировки не возвратился,
принимаю командование экспедицией на себя. Подпись: заместитель начальника
экспедиции по науке Д.Кехада. 31-й день экспедиции, 15 часов 45 мин.".
Далее следовала обычная муть о расходе продовольствия и воды, о
температуре, о ветре, а также приказ о назначении сержанта Фогеля
начальником по военной части, выговор зампотеху Эллизауэру за
медлительность и приказ ему же - максимально форсировать ремонт второго
трактора. Дальше Кехада писал:
"Я намерен завтра провести торжественные похороны безвременно
усопшего полковника Сент-Джеймса и сразу же после церемонии выслать хорошо
вооруженный отряд на поиски рекогносцировочной группы советника Воронина.
Буде исчезнувшая группа не обнаружится, я намерен отдать приказ о
возвращении, поскольку считаю дальнейшее продвижение вперед еще более
бессмысленным, нежели раньше".
"День 32-й. Рекогносцировочная группа не вернулась. За безобразную
драку, учиненную минувшей ночью, картографа Рулье и рядовых Хнойпека и
Тевосяна предупреждаю в последний раз и лишаю на день водного пайка..."
Дальше на бумаге шел чернильный зигзаг с брызгами, и записи на этом
кончались. Видимо, на улице поднялась стрельба, Кехада выскочил и больше
уже не возвращался.
Андрей перечитал записи дважды. Да, Кехада, ты этого хотел. Чего
хотел, то и получил. А я все на Пака грешил, царство ему небесное... Он,
прикусив губу, зажмурился, когда перед глазами его снова встала раздутая
кукла в синей выцветшей куртке, и вдруг до него дошло: тридцать второй
день. Как - тридцать второй? Тридцатый! Вчера я записывал за двадцать
восьмой... Он торопливо перебросил страницу. Да. Двадцать восьмой... И
трупы эти раздутые - они же лежат уже несколько суток... Господи, да что
же это?.. Один, два... Какое же сегодня число? Ведь мы же сегодня утром
ушли!
И он вспомнил жаркую, уставленную пустыми постаментами площадь, и
ледяную тьму пантеона, и слепые статуи за бесконечно длинным столом... Это
было давно. Это было очень давно. Да-а... Закрутила, значит, завертела
гадская сила, заморочила, одурманила меня... Я же мог в тот же день
вернуться, полковника живого бы застал, не допустил бы...
Дверь распахнулась, и в комнату шагнул не похожий на себя Изя - весь
словно высохший, с вытянутым костистым лицом, угрюмый, озлобленный, точно
и не он только что как женщина вскрикивал под окнами. Он швырнул в угол
полупустой мешок, сел в кресло напротив Андрея и сказал:
- Трупы лежат не меньше трех дней. Что происходит, ты понимаешь?
Андрей молча толкнул ему через стол журнал. Изя жадно схватил, разом
проглотил записи, поднял на Андрея красные глаза.
Андрей сказал, криво усмехаясь:
- Эксперимент есть Эксперимент.
- Дрянь корявая, паршивая... - сказал Изя с ненавистью и отвращением.
Он еще раз проглядел записи и бросил журнал на стол. - С-суки!
- По-моему, это нас на площади скрутило, - сказал Андрей. - Где
постаменты...
Изя кивнул, откинулся в кресле и, задрав бороду, закрыл глаза.
- Ну, что будем делать, советник? - спросил он.
Андрей молчал.
- Ты мне только стреляться не вздумай! - сказал Изя. - Знаю я тебя...
комсомольца... орленка.
Андрей снова криво усмехнулся и потянул себя за воротник.
- Слушай, - проговорил он. - Пойдем отсюда куда-нибудь...
Изя открыл глаза и уставился на него.
- Смрад из окна... - сказал Андрей с трудом. - Не могу...
- Пошли ко мне, - сказал Изя.
В коридоре Немой поднялся им навстречу. Андрей взял его за голую
мускулистую руку и потянул за собой. Все вместе они вошли в Изину комнату.
Окна здесь глядели на другую улицу. За окнами, над низкими крышами уходила
ввысь Желтая Стена. Здесь совсем не было смрада, и было почему-то даже
прохладно, только вот сесть было негде - весь пол и все сплошняком было
завалено бумагой и книгами.
- На пол, на пол садись, - сказал Изя, а сам повалился на свою
развороченную грязную постель. - Давай думать, - сказал он. - Я подыхать
не собираюсь. У меня здесь еще куча дел.
- А чего думать? - сказал Андрей угрюмо. - Все равно... Воды нет,
увезли, а жратва вся сгорела. Дороги назад нет - через пустыню нам не
пройти... Даже если мы этих гадов догоним... Да нет - где нам их догнать,
несколько дней прошло... - Он помолчал. - Если бы воду найти... Далеко до
этой твоей водокачки?
- Километров двадцать, - сказал Изя. - Или тридцать.
- Если ночью идти, по холодку...
- Ночью идти нельзя, - сказал Изя. - Темно. И волки.
- Здесь нет волков, - возразил Андрей.
- Откуда ты знаешь?
- Ну, тогда давай стреляться к чертовой матери, - сказал Андрей.
Он уже знал, что не будет стреляться. Он хотел жить. Никогда раньше
он не знал, что можно так сильно хотеть жить.
- Ну ладно, - сказал Изя. - А если серьезно?
- А если серьезно, то я хочу жить. И я выживу. Мне теперь на все
наплевать. Мы теперь с тобой вдвоем, понял? Мы теперь с тобой должны
выжить, и все. И провались они все к чертовой матери. Просто найдем воду и
будем около нее жить.
- Правильно, - сказал Изя. Он сел на кровати, запустил руку под
рубаху и принялся скрестись. - Днем будем пить воду, а по ночам я буду
тебя поя...ть.
Андрей посмотрел на него, не понимая.
- Ты можешь еще что-нибудь предложить? - спросил он.
- Пока нет. Все правильно - сначала надо найти воду. Без воды нам
карачун. А что дальше - там посмотрим... Я вот что сейчас думаю. По всему
видно, что они драпали отсюда опрометью, сразу после бойни. Страшно стало.
Повалились на волокушу и - газу! Надо бы в доме пошарить - наверняка здесь
и вода, и жратва найдутся...
Он хотел еще что-то сказать, но остановился с разинутым ртом. Глаза
его выкатились.
- Гляди, гляди! - сказал он испуганным шепотом.
Андрей стремительно повернулся к окну.
Сначала он ничего особенного не заметил, он только услышал - какое-то
отдаленное громыхание, словно обвал, словно где-то камни сыпались... Потом
глаза его уловили некое движение на желтом вертикальном склоне над
крышами.
Сверху, из голубоватой белесой мглы, куда уходил мир, быстро катилось
острием вниз странное треугольное облако. Оно двигалось с неимоверной
высоты и было еще очень далеко от подножья стены, но уже можно было
различить, что на острие бешено крутится, налетая на невидимые выступы и
подскакивая, какое-то тяжелое тело мучительно знакомых очертаний. При
каждом ударе от этого тела отлетали куски и продолжали падать рядом,
веером летело каменное крошево, и вспухали клубы светлой пыли, втягиваясь
в облако, образуя его, расходясь углом, как бурун за кормой быстроходного
катера, а отдаленный громыхающий гул стал громче и распался на отдельные
удары, дробный треск обломков о монолит, грозное шуршание гигантского
оползня...
- Трактор! - перехваченным голосом произнес Изя.
Андрей понял его только в самую последнюю секунду, когда изувеченная,
истерзанная машина стремительно нырнула за крыши, пол под ногами дрогнул
от страшного удара, столбом взвилась кирпичная пыль, взлетели на воздух
обломки, клочья жести - через мгновение все это скрылось под лавиной
желтого обвала.
Они еще долго молчали, прислушиваясь, как там гремит, трещит,
хрустит, перекатывается, и пол под ногами все вздрагивал, а над крышами
уже ничего не было видно за неподвижным желтым облаком.
- Ничего себе! - сказал Изя. - Как их туда занесло?
- Кого? - тупо спросил Андрей.
- Это же наш трактор, балда!
- Какой наш трактор? Который удрал?
Изя помолчал, изо всех сил сандаля нос грязными пальцами.
- Не знаю, - сказал он. - Не понимаю ничего... А ты понимаешь? -
спросил он вдруг, повернувшись к Немому.
Тот равнодушно кивнул. Изя с досадой ударил себя по коленям, но тут
Немой сделал странный жест: протянул перед собой указательный палец, круто
опустил его к полу, а затем поднял выше головы, описавши в воздухе
вытянутое кольцо.
- Ну? - жадно сказал Изя. - Ну?
Немой пожал плечами и повторил тот же жест. И Андрей вдруг вспомнил -
вспомнил и сразу все понял.
- "Падающие Звезды"! - сказал он. - Это ж надо же!.. - Он горько
рассмеялся. - Надо же, когда я это понял!..
- Что ты понял? - заорал Изя. - Какие звезды?
Андрей, все еще смеясь, махнул рукой.
- Плевать, - сказал он. - Плевать, плевать и плевать! Какое нам
теперь до этого дело? Хватит болтать, Кацман! Нам выжить надо, понимаешь
ты? Выжить! В этом гнусном неправдоподобном мире! Нам вода нужна,
Кацман!..
- Подожди, подожди... - пробормотал Изя.
- Я ничего больше не хочу! - заорал Андрей, тряся сжатыми кулаками. -
Я не желаю больше ничего понимать! Не желаю ничего узнавать!.. Ведь там
трупы валяются, Кацман! Трупы!.. Они ведь тоже жить хотели, Кацман! А
теперь просто вздулись и гниют!
Изя, выпятив бороду, слез с кровати, схватил Андрея за куртку и с
силой посадил на пол.
- Тихо! - сказал он, страшно сопя. - По морде тебе дать? Сейчас дам.
Баба!
Андрей скрипнул зубами и замолчал. Изя отдуваясь вернулся на койку и
снова принялся скрестись.
- Трупов он не видал... - ворчал он. - Мира этого он не видал...
Баба.
Андрей, уткнувшись лицом в ладони, давил и затаптывал в себе
бессмысленный и отвратительный вой. Но краем сознания он уже понимал, что
с ним сейчас происходит, и это помогало. Очень страшно было: быть здесь,
среди мертвецов, еще вроде бы живым, но на самом-то деле уже мертвым...
Изя говорил что-то, но он не слушал. Потом его отпустило.
- Что ты говоришь? - спросил он, отнимая руки от лица.
- Я говорю, что пойду пошарю у солдатни, а ты пошарь у интеллигенции.
И в комнате у Кехады пошарь - у него там где-то геологический эн-зе должен
храниться... Не дрейфь, перезимуем...
В этот момент погасло солнце.
- М-мать! Вот некстати! - сказал Изя. - Теперь фонарь надо искать...
Подожди-ка, ведь твой фонарь у меня должен быть...
- Часы, - сказал Андрей с трудом. - Часы надо поставить...
Он поднес запястье к глазам, разглядел фосфоресцирующие стрелки и
поставил их на двенадцать ноль-ноль. Изя, ругаясь сквозь зубы, возился в
темноте, двигал зачем-то койку, шуршал бумагой. Потом чиркнула и
загорелась спичка. Изя стоял посредине комнаты на карачках и водил спичкой
из стороны в сторону.
- Ну чего вы расселись, мать вашу!.. - заорал он. - Фонарь ищите!
Живее, а то у меня спичек всего три штуки!..
Андрей нехотя поднялся, но Немой уже нашел фонарь, поднял стекло и
передал Изе. Стало светлее. Изя, сосредоточенно шевеля бородой,
регулировал горелку. Руки у него были крюки, горелка не желала
регулироваться. Немой, весь лоснящийся от пота, вернулся в угол, сел на
корточки и оттуда жалобно и преданно глядел на Андрея распахнутыми глазами
ребенка. Воинство. Огрызки битой армии...
- Дай сюда фонарь, - сказал Андрей.
Он отобрал у Изи фонарь, наладил горелку и приказал:
