Перед вами - потому что иначе вы меня сожрете. Перед Гейгером - потому что
иначе он меня выгонит и будет прав. А перед собой... Это, знаете ли,
королям и всяким там монархам была в свое время лафа. Власть у них была от
бога, лично, без власти ни они сами себя не представляли, ни ихние
подданные. Да и то, между прочим, зевать им не приходилось. А мы,
маленькие люди, в бога не верим. Нас на трон мирром не мазали. Мы должны
сами о себе позаботиться... У нас, знаете ли, так: кто смел, тот и съел.
Самозванцев нам не надо - командовать буду я. Не ты, не он, не они и не
оне. Я. Армия меня поддержит...
Во, наколбасил, подумал он с некоторой даже неловкостью. Он
перевернулся на другой бок, а руку для удобства засунул под подушку, где
было попрохладней. Пальцы его наткнулись на пистолет.
...Это как же вы намереваетесь всю эту свою программу осуществлять,
господин советник? Это же - стрелять придется! Не в воображении своем
стрелять ("Рядовой Хнойпек, выйти из строя!.."), не онанизмом умственным
заниматься, а вот так - взять и выпалить живому человеку, может быть,
безоружному, может быть, даже ничего не подозревающему, может быть, и не
виноватому, в конце концов... да плевать на все это! - ЖИВОМУ человеку - в
живот, в мягкое, в кишки... Нет, этого я не умею. Этого я никогда не делал
и, ей-богу, не представляю... На триста сороковом километре я, конечно,
тоже палил, как и все, со страху просто, ничего же не понимал... Но там я
никого не видел, и там в меня, черт побери, тоже стреляли!..
Ладно, подумал он. Ну, хорошо - гуманизм там, отсутствие привычки
опять же... А если они все-таки не пойдут? Я им прикажу, а они мне
ответят: шел бы ты на хер, братец, сам иди, если у тебя в одном месте
свербеж...
А ведь это идея! - подумал он. Выдать разгильдяям немного воды, часть
жратвы выделить на обратную дорогу, поломанный трактор пусть чинят...
Идите, мол, без вас обойдемся. Как бы это было роскошно - разом
освободиться от дерьма!.. Впрочем, он сразу представил себе лицо
полковника при таком предложении. М-да, полковник этого не поймет. Не та
порода. Он как раз из этих... из монархов. Ему мысль о возможном
неподчинении просто в голову не приходит. И уж во всяком случае, мучиться
над всеми этими проблемами он не станет... Военно-аристократическая
косточка. Ему хорошо - у него и отец был полковник, и дед был полковник, и
прадед был полковник - вон какую империю отгрохали, то-то, небось, народу
перебили... Вот он пусть и расстреливает, в случае чего. В конце концов,
это его люди. Я в его дела вмешиваться не намерен... Ч-черт, надоело мне
это все! Интеллигентщина распротухлая, развел гнидник под черепушкой!..
Должны идти, и все! Я выполняю приказ, и вы извольте выполнять. Меня не
приласкают, если нарушу, и вам тоже, черт вас дери, не поздоровится! И
все. И к черту. Лучше о бабах думать, чем об этой ерунде. Тоже мне -
философия власти...
Он снова перевернулся, скручивая под собою простыню, и с натугой
представил себе Сельму. В этом ее сиреневом пеньюаре - как она наклоняется
перед постелью и ставит на столик поднос с кофе... Он подробно представил
себе, как все это было бы с Сельмой, а потом вдруг - уже без всякой натуги
- очутился на службе в своем кабинете, где обнаружил в большом кресле
Амалию с юбчонкой, закатанной до подмышек... Тогда он понял, что дело
зашло слишком далеко.
Он отбросил простыню, сел нарочито неудобно, чтобы край раскладушки
врезался в задницу, и некоторое время сидел, таращась в слабо освещенный
рассеянным светом прямоугольник окна. Потом он посмотрел на часы. Было уже
больше двенадцати. А вот встану сейчас, подумал он. Спущусь на первый
этаж... Где она там дрыхнет - на кухне, что ли? Раньше эта мысль всегда
вызывала у него здоровое отвращение. Сейчас этого не получалось. Он
представил себе голые грязные ноги Мымры, но не задержался на них, а пошел
выше... Ему вдруг стало интересно, а какая она голая. В конце концов, баба
есть баба...
- Господи! - сказал он громко.
Дверь сейчас же скрипнула, и на пороге появился Немой. Черная тень во
тьме. Только белки поблескивают.
- Ну чего пришел? - сказал ему Андрей с тоскою. - Иди спи.
Немой исчез. Андрей нервно зевнул и повалился боком на койку.
Проснулся он от ужаса, весь мокрый.
- ...Стой, кто идет? - снова завопил под окном часовой. Голос у него
был пронзительный, отчаянный, словно он звал на помощь.
И сейчас же Андрей услышал тяжелые хрусткие удары, как будто кто-то
огромный мерно ударял огромной кувалдой по крошащемуся камню.
- Стрелять буду! - пронзительно завизжал часовой совсем уже
нечеловеческим голосом и принялся стрелять.
Андрей не запомнил, как оказался у окна. В темноте справа судорожно
билось оранжевое пламя выстрелов. В огненных отсветах выше по улице
чернело что-то громоздкое, неподвижное, непонятных очертаний, и из него
вылетали и рассыпались снопы зеленоватых искр. Андрей ничего не успел
понять. Обойма у часового кончилась, на мгновение наступила тишина, потом
он там в темноте снова дико завизжал - совсем как лошадь, - забухал
ботинками и вдруг оказался в круге света под самым окном - влетел,
завертелся на одном месте, размахивая пустым автоматом, затем, не
переставая визжать, бросился к трактору, забился в черную тень под
гусеницу и все дергал, дергал из-за пояса запасную обойму, и никак не мог
выдернуть... И тогда снова послышались хрусткие удары кувалды о камень:
бумм-бумм-бумм...
Когда Андрей в одной куртке, без штанов, в башмаках с болтающимися
шнурками выскочил с пистолетом в руке на улицу, там уже было полно народу.
Сержант Фогель ревел быком:
- Тевосян, Хнойпек! Направо! Приготовиться вести огонь! Анастасис! На
трактор, за кабину! Наблюдать, приготовиться вести огонь!.. Живее! Дохлые
свиньи!.. Василенко! Налево! Залечь, вести... Налево, раздолбай
славянский! Залечь, вести наблюдение!.. Палотти! Куда, макаронник!..
Он схватил бегущего без памяти итальянца за шиворот, со страшной
силой ударил его башмаком в зад и швырнул к трактору.
- За кабину, животное!.. Анастасис, дайте свет вдоль улицы!..
Андрея толкали в спину, в бока. Стиснув зубы, он пытался удержаться
на ногах, абсолютно ничего не соображая, борясь с нестерпимым желанием
заорать что-то бессмысленное. Он прижался к стене и, выставив перед собой
пистолет, затравленно озирался. Почему они все бегут туда? А вдруг те
нападут сзади? Или с крыши? Или из дома напротив?..
- Водители! - ревел Фогель. - Водители, на трактора!.. Кто там
стреляет, ублюдки?! Прекратить огонь!..
Понемногу в голове у Андрея прояснилось. Дело, оказывается, было
совсем не так уж и плохо. Солдаты залегли, где было приказано, суета
прекратилась, и наконец кто-то на тракторе повернул прожектор и осветил
улицу.
- Вон он! - крикнул придушенный голос.
Коротко ударили и сейчас же смолкли автоматы. Андрей успел заметить
только что-то огромное, чуть ли не выше домов, уродливое, с торчащими в
разные стороны обрубками и шипами. Оно отбросило вдоль улицы бесконечную
тень и сразу же свернуло за угол в двух кварталах выше по улице. Исчезло
из виду, а тяжелые удары кувалды по хрустящему камню сделались тише, потом
еще тише, а вскоре затихли совсем.
- Что там произошло, сержант? - произнес спокойный голос полковника
над головой Андрея.
Полковник, застегнутый на все пуговицы, упершись руками в подоконник
и слегка наклонившись вперед, стоял у окна.
- Часовой поднял тревогу, господин полковник, - отозвался сержант
Фогель. - Рядовой Терман.
- Рядовой Терман, ко мне, - сказал полковник.
Солдаты завертели головами.
- Рядовой Терман! - рявкнул сержант. - К полковнику!
В рассеянном свете прожектора было видно, как рядовой Терман
лихорадочно выкарабкивается из-под гусеницы. Снова у него, у бедняги,
что-то там зацепилось. Он рванулся изо всех сил, встал на ноги и закричал
петушиным голосом:
- Рядовой Терман по приказанию господина полковника явился!
- Ну и чучело! - сказал полковник брезгливо. - Застегнитесь.
И в этот момент включилось солнце. Это было так неожиданно, что над
лагерем пронеслось многоголосное сдавленное мычание. Многие закрыли глаза
ладонями. Андрей зажмурился.
- Почему подняли тревогу, рядовой Терман? - осведомился полковник.
- Посторонний, господин полковник! - с отчаянием в голосе выпалил
Терман. - Не отзывался. Шел прямо на меня. Земля дрожала!.. Согласно
уставу окликнул два раза, потом открыл огонь...
- Ну что ж, - сказал полковник. - Хвалю.
В ярком свете все казалось совсем не таким, как пять минут назад.
Лагерь теперь был как лагерь - осточертевшие волокуши, грязные железные
бочки с горючим, покрытые пылью трактора... На этом обычном, уже обрыдлом
фоне полураздетые вооруженные люди, лежавшие и сидевшие на корточках со
своими пулеметами и автоматами, всклокоченные с помятыми лицами и
растрепанными бородами, казались нелепыми и смешными. Андрей вспомнил, что
он и сам без штанов и что ботиночные шнурки у него болтаются, ему стало
неловко. Он осторожно попятился к дверям, но там толпой стояли водители,
картографы и геологи.
- Осмелюсь доложить, - говорил тем временем приободрившийся Терман. -
Это был не человек, господин полковник.
- А что же это было?
Рядовой Терман затруднился.
- Похоже скорее на слона, господин полковник, - авторитетно сказал
Фогель. - Или же на допотопное чудовище.
- На стегозавра больше всего похоже, - подал голос Тевосян.
Полковник тут же обратил на него взгляд и несколько секунд с
любопытством его рассматривал.
- Сержант, - сказал он наконец. - Почему ваши люди раскрывают рот без
разрешения?
Кто-то злорадно хихикнул.
- Р-р-разговорчики! - страшным шепотом произнес сержант. - Разрешите
наказать, господин полковник?
- Полагаю... - начал было полковник, и тут его прервали.
- В-ва-ва-ва-в-в... - тихонько, а потом все громче завыл кто-то, и
Андрей заметался взглядом по лагерю, ища, кто это воет и почему.
Все испуганно зашевелились, все завертели головами, а потом Андрей
увидел: Анастасис, стоя позади тракторной кабины, тычет рукой куда-то
вперед, весь белый, даже зеленый, и не может выговорить ни одного связного
слова. Андрей, заранее напрягаясь, готовый ко всему, поглядел, куда он
тычет, но ничего там не увидел. Улица была пуста, в дальнем конце ее уже
дрожало жаркое марево. Потом сержант вдруг гулко прочистил горло и
надвинул фуражку на лоб, кто-то тихо, с отчаянием, выругался, а Андрей все
еще не понимал, и только когда незнакомый голос у него над ухом прохрипел:
"Господи, твоя воля!..", Андрей, наконец, понял. У него волосы
зашевелились на затылке, и ослабели ноги.
Статуи на углу не было. Огромный железный человек с жабьим лицом и
пафосно растопыренными руками исчез. Остался на перекрестке только
засохший кал, который вчера навалили вокруг статуи солдаты.
3
- Так я пошел, полковник, - сказал Андрей, поднимаясь.
Полковник тоже поднялся и тотчас же тяжело оперся на трость. Сегодня
он был еще бледнее, лицо обтянуто, и он казался совершенным стариком. Даже
от выправки его, можно сказать, ничего не осталось.
- Счастливого пути, господин советник, - проговорил он. Выцветшие
глазки его глядели почти виновато. - Черт возьми, в сущности, командирская
рекогносцировка - это ведь мое дело...
Андрей взял со стола автомат и закинул ремень на плечо.
