железным перилам.
- Последняя перед сном? - спросил Андрей.
- Так точно, господин советник. Сейчас ложусь.
- Ложитесь, ложитесь, - сказал Андрей, проходя. - Знаете: больше
спишь - меньше грешишь.
Эллизауэр почтительно хихикнул ему вслед. Верста коломенская, подумал
Андрей. Попробуй мне только в три дня не управиться - самого в волокушу
запрягу...
Нижние чины располагались на нижнем этаже (хотя гадить они наладились
на верхних). Разговоров здесь слышно не было - все или почти все, видимо,
уже спали. Сквозь распахнутые - для сквозняка - двери квартир, выходящих в
вестибюль, доносился разноголосый храп, сонное чмоканье, бормотание,
хриплый прокуренный кашель.
Андрей заглянул сначала в квартиру налево. Здесь устроились армейцы.
Из маленькой комнатушки без окон виднелся свет. Сержант Фогель в одних
трусах и в фуражке, сдвинутой на затылок, сидел за столиком и прилежно
заполнял какую-то ведомость. В армии был порядок: дверь комнатушки была
настежь, так что никто не мог бы войти или выйти незамеченным. На звук
шагов сержант быстро поднял голову и всмотрелся, прикрывая лицо от света
лампы.
- Это я, Фогель, - сказал Андрей негромко и вошел.
Сержант мигом поставил ему стул. Андрей сел и огляделся. Так, в армии
порядок. Все три бидона с расходной водой здесь. Ящики с консервами и
галетами для завтрашнего завтрака тоже уже здесь. И ящик с сигаретами.
Прекрасно вычищенный пистолет сержанта лежал на столе. Дух в комнатушке
стоял тяжелый, мужской, походно-полевой. Андрей положил руку на спинку
стула.
- Что на завтрак, сержант? - спросил он.
- Как обычно, господин советник, - сказал Фогель, удивившись.
- Давайте-ка придумайте что-нибудь не как обычно, - сказал Андрей. -
Кашу, что ли, рисовую с сахаром... Консервированные фрукты остались?
- Можно рисовую кашу с черносливом, - предложил сержант.
- Давайте с черносливом... Воды выдайте утром двойную порцию. И по
полплитки шоколаду... Шоколад остался?
- Есть еще немного, - сказал сержант неохотно.
- Вот и выдайте... Сигареты что - последний ящик?
- Точно так.
- Ну, ничего не поделаешь. Завтра - как обычно, а с послезавтрашнего
дня сокращайте норму... Да, и вот еще что. Полковнику с сегодняшнего дня и
впредь - двойную порцию воды.
- Осмелюсь доложить... - начал было сержант.
- Знаю, - прервал его Андрей. - Скажете, что это мой приказ.
- Слушаюсь... Угодно господину советнику... Анастасис! Куда?
Андрей обернулся. В коридоре, покачиваясь на нетвердых ногах и
придерживаясь рукой за стену, стоял совершенно раскисший со сна солдат -
тоже в одних трусах и в ботинках.
- Виноват, господин сержант... - промямлил он. Видно было, что он
ничего не соображает. Потом руки его опустились по швам. - Разрешите
отлучиться в уборную, господин сержант!
- Бумага нужна?
Солдат почмокал губами, пошевелил лицом.
- Никак нет. Имеется... - Он показал зажатый в кулаке клочок бумаги,
видимо, из Изиных архивов. - Разрешите идти?
- Ступай... Прошу прощения, господин советник. Всю ночь бегают. А
случается, что и просто так... под себя... Раньше хоть марганцовка
помогала, а теперь вот ничего уже не помогает... Угодно будет, господин
советник, проверить караулы?
- Нет, - сказал Андрей, поднимаясь.
- Прикажете сопровождать?
- Нет. Останьтесь.
Андрей снова вышел в вестибюль. Здесь было так же жарко, но воняло
все-таки поменьше. Рядом бесшумно вырос Немой. Слышно было, как на
лестнице, этажом выше, оступается и шипит сквозь зубы рядовой Анастасис.
Не дойдет ведь до сортира, на пол навалит, подумал Андрей с гадливым
сочувствием.
- Ну что, - сказал он вполголоса Немому. - Посмотрим, как гражданские
устроились?
Он пересек вестибюль и вошел в дверь квартиры напротив.
Походно-полевой дух стоял и здесь, но армейского порядка уже не было.
Пригашенная лампа в коридоре тускло освещала сваленные кое-как приборы в
брезентовых чехлах вперемежку с оружием, грязный рюкзак с развороченными
внутренностями, брошенные у стены манерки и кружки. Взявши лампу, Андрей
шагнул в ближайшую комнату, и сейчас же ему под ноги попался чей-то
ботинок.
Здесь спали водители - голые, потные, распростертые на мятом
брезенте. Даже простыни не постелили... Впрочем, простыни были, надо
думать, грязнее всякого брезента. Один из водителей вдруг поднялся, сел,
не раскрывая глаз, зверски поскреб плечи и проговорил невнятно: "На охоту
идем, а не в баню... На охоту, понял? Вода желтая... под снегом желтая,
понял?" Еще не договорив, он снова обмяк и повалился на бок.
Андрей убедился, что все четверо на месте, и прошел к следующей
комнате. Здесь уже обитала интеллигенция. Спали на раскладушках, застелив
их серыми простынями, спали тоже неспокойно, с нездоровым храпом, -
постанывали, скрипели зубами. Двое картографов в одной комнате, двое
геологов - в соседней. В комнате геологов Андрей уловил незнакомый
сладковатый запах, и ему сразу же вспомнилось, что ходит слух, будто
геологи покуривают гашиш. Позавчера сержант Фогель отобрал сигарету с
анашой у рядового Тевосяна, начистил ему зубы и пригрозил сгноить в
авангарде. И хотя полковник отнесся к этому случаю скорее юмористически,
Андрею все это очень не понравилось.
Остальные комнаты в огромной квартире были пусты, только на кухне,
закутавшись с головой в какое-то тряпье, спала Мымра - измотали ее, видно,
за этот вечер. Из-под гнусного тряпья торчали тощие голые ноги, все в
ссадинах и каких-то пятнах. Вот еще беда на нашу голову, подумал Андрей.
Шемаханская царица. Черт бы ее побрал, проклятую сучку. Шлюха грязная...
Откуда? Кто такая? Бормочет невразумительное на непонятном языке... Почему
в Городе - непонятный язык? Как это может быть? Изя услышал - обалдел...
Мымра. Это ведь Изя ее так назвал. Правильно назвал. Очень похоже. Мымра.
Андрей вернулся к комнате водителей, поднял лампу над головой и
показал Немому на Пермяка. Немой, бесшумно скользнув между спящими,
нагнулся над Пермяком и взял его обеими ладонями за уши. Потом он
выпрямился. Пермяк уже сидел, упираясь одной рукой в пол, а другой -
отирая с губ набежавшую во сне слюнку.
Поймав его взгляд, Андрей мотнул головой в сторону коридора, и Пермяк
сразу же поднялся на ноги - легко и беззвучно. Они прошли в пустую комнату
в глубине квартиры, Немой плотно закрыл дверь и прислонился к ней спиной.
Андрей посмотрел, где сесть. Комната была пуста, и он сел прямо на пол.
Пермяк опустился перед ним на корточки. В свете лампы конопатое лицо его
казалось нечистым, спутанные волосы падали на лоб, и сквозь них чернела
корявая татуировка "раб Хрущова".
- Пить хочешь? - спросил Андрей вполголоса.
Пермяк кивнул. На лице его появилась знакомая блудливая улыбочка.
Андрей извлек из заднего кармана плоскую флягу, где на донышке плескалась
вода, и протянул ему. Он смотрел, как Пермяк пьет - маленькими скупыми
глотками, шумно дыша чрез нос, двигая щетинистым кадыком. Вода сразу же
испариной выступала у него на теле.
- Тепленькая... - сипло сказал Пермяк, возвращая пустую фляжку. -
Холодной бы... из-под крана... Эх!
- Что там у вас с двигателем? - спросил Андрей, засовывая фляжку
обратно в карман.
Пермяк растопыренной ладонью собрал пот с лица.
- Говно - двигатель, - сказал он. - Его у нас вторым делали, не
поспевали к сроку... Чудо еще, что до сего дня продержался.
- Починить можно?
- Починить можно. Денька два-три потыркаемся - починим. Только это
ненадолго. Еще километров двести прочапаем, снова будем загорать. Говно -
двигатель.
- Понятно, - сказал Андрей. - А ты не заметил, кореец Пак около
солдат не вертится?
Пермяк досадливо отмахнулся от этого вопроса. Он придвинулся к Андрею
и проговорил ему в самое ухо:
- Нынче на обеденном привале солдаты договорились дальше не идти.
- Это я уже знаю, - сказал Андрей, стискивая зубы. - Ты мне скажи,
кто у них верховодит?
- Не могу никак разобрать, начальник, - свистящим шепотом ответил
Пермяк. - Болтает больше всех Тевосян, но ведь он трепло, а потом он
последнее время что ни утро - торчит...
- Что?
- Торчит... Ну - под балдой, накурившись... Его никто не слушает. А
вот кто настоящий заводила - не пойму.
- Хнойпек?
- А хрен его знает. Может, и он. Человек в авторитете... Водители
вроде бы тоже за, то есть чтобы дальше не идти. От господина Эллизауэра
толку никакого нет - он только хихикает, как падло, да всем старается
угодить... боится, значит. А я что могу? Я только их подзуживаю, что на
солдат полагаться нельзя, что они нашего брата-водителя ненавидят. Мы,
мол, едем - они идут. Им паек солдатский, а нам - как господам ученым...
За что, мол, им нас любить? Раньше действовало, а теперь что-то плохо
действует. Главное что? Тринадцатый день послезавтра...
- А ученые как? - прервал его Андрей.
- А хрен их знает. Ругаются страшными словами, а вот за кого они - не
могу понять. Каждый божий день у них с солдатами из-за Мымры грызня... А
господин Кехада знаете, что говорил? Что полковник, мол, долго не
протянет.
- Кому говорил?
- Я так думаю, что это он всем говорит. А сам я слышал, как он это
своим геологам объяснял, чтобы они с оружием не расставались. На этот
случай. Сигаретки нет, Андрей Михайлович?
- Нет, - сказал Андрей. - А как сержант?
- К сержанту не подступишься. С ним - где залезешь, там и слезешь.
Камешек. Убьют они его первого. Очень ненавидят.
- Ладно, - сказал Андрей. - А как все-таки насчет корейца? Агитирует
он солдат или нет?
- Не видел. Он всегда особняком держится. Ежели хотите, я, конечно,
за ним специально присмотрю, но, по-моему, это пустой номер...
- Ну, вот что, - сказал Андрей. - С завтрашнего дня - большой привал.
Работы, в общем, никакой. Только на тракторе. А солдаты будут вообще
только валяться да болтать. Ты вот что, Пермяк. Ты мне выясни, кто у них
главный. Это у тебя будет дело номер один. Придумай что-нибудь, тебе там
видней, как это сделать... - Он поднялся, и Пермяк тоже вскочил. - Тебя
сегодня правда рвало?
- Да, скрутило чего-то... Сейчас вроде полегче.
- Надо что-нибудь?
- Да нет, лучше не стоит. Курева бы...
- Ладно. Трактор почините - премию выдам. Иди.
Пермяк выскользнул за дверь мимо посторонившегося Немого, а Андрей
подошел к окну и оперся на подоконник, выжидая положенные пять минут. В
отсветах подвижной фары грузно чернели остовы волокуш и второго трактора,
блестели остатки стекол в черных окнах дома напротив. Справа невидимый в
темноте часовой, позвякивая подковами, бродил взад-вперед поперек улицы и
тихонько насвистывал что-то унылое.
Ничего, подумал Андрей. Выкарабкаемся. Заводилу бы найти... Он
представил себе снова, как по его приказу сержант выстраивает солдат без
оружия в одну шеренгу и как он, Андрей, начальник экспедиции, с пистолетом
в опущенной руке медленно идет вдоль этой шеренги, вглядываясь в
окаменевшие заросшие лица, как он останавливается перед отвратной рыжей
харей Хнойпека и стреляет ему в живот - раз и второй раз... Без суда и
следствия. Так будет с каждым мерзавцем и трусом, который осмелится...
А господин Пак, по-видимому, и на самом деле не при чем, подумал он.
И на том спасибо. Ладно. Завтра еще ничего не случится. Еще дня три ничего
не случится, а за три дня можно много чего придумать... Можно, например,
хороший источник найти, километрах в ста впереди. К воде, небось,
