Василий Аксенов.
Мой дедушка- памятник. 1972
Повесть об удивительных приключениях ленинградского пионера Геннадия
Стратофонтова, который хорошо учился в школе, и не растерялся в трудных
обстоятельствах.
Приключенческая повесть об удивительных похождениях пионера Геннадия
Стратофонтова, который совершил почти кругосветное путешествие на научном
корабле. Во время этого необыкновенного путешествия Геннадий и его друзья
попадают в самые невероятные ситуации, из которых выходят с честью.
ПРОЛОГ
Я познакомился с Геннадием несколько лет назад в Крыму, на берегу
Коктебельской бухты, что недалеко от Феодосии. В парке уже заиграла музыка,
уже зажглись фонари и всякого рода мошкара повела вокруг них свой
бессмысленный, но красивый танец, а скала Хамелеон на восточном берегу бухты
все еще была освещена закатным солнцем. В свою очередь молодой месяц уже
висел в зеленоватом небе над горой Сюрюккая. Гора эта на первый взгляд
кажется осколком Луны или какой-нибудь другой безжизненной планеты, но,
приглядевшись, можно заметить, что она напоминает и тот профиль, который
великий Пушкин часто рисовал на полях своих рукописей.
В тот год море съело коктебельские пляжи почти до самой бетонной стены, и
для отдыхающих были устроены над водой дощатые помосты. Вот по такому
помосту я и разгуливал почти в полном одиночестве, размышляя о морских
животных, о горных цветах и минералах, о почтовых марках, автомобилях и о
спортивных соревнованиях, потрясавших тогда все цивилизованное человечество.
Кроме меня, на помосте находился лишь один человек - рослый плечистый
мальчик с умным и привлекательным лицом. Опершись на перила, он задумчиво
смотрел в море, где по гребням бойких, беспорядочно прыгающих волн еще
скользили розоватые блики заката, где иногда мелькали острые плавники
дельфинов да кто-то мощно плавал стилем баттерфляй.
Пловец этот привлек мое внимание. Из воды ритмично вырывалась могучая
спина. Взмахнув огромными руками, пловец бросался грудью на очередную волну
и двигался вперед с удивительной скоростью.
- Не знаете, кто это там так здорово плавает? - спросил я мальчика.
- Это моя бабушка, - тихо ответил он.
- Бабушка?! - вскричал я.- Это удивительно.
- Ничего удивительного,- возразил мальчик.- До Великой Отечественной
войны она была чемпионом Осоавиа-хима в плавании на сто метров баттерфляем.
И по прыжкам с трамплина, - помолчав, добавил он.
Едва справившись с изумлением, я осторожно спросил:
- А во время войны?
- Во время войны ей пришлось, как и многим другим летчицам, служить в
бомбардировочной авиации...
Бабушка тем временем совсем исчезла в быстро темнеющем море. Я покосился
на мальчика. Он смотрел прямо перед собой за еще различимую черту горизонта.
Отблеск молодого месяца стоял в его глазах. На груди его я заметил висящий
на толстой цепочке якорек с припаянной к нему старинной монетой, похожей на
испанский дублон XVI века.
- А вы почему не плаваете со своей бабушкой? - спросил я.
Он пожал плечами.
- Да так, не хочется...
- Может, не умеете?
Он быстро взглянул на меня и усмехнулся:
- Просто мне надоело плавать. За последний год мне это занятие немного
прискучило.
Что-то таинственное послышалось мне в его голосе, когда он произнес эту
довольно странную для мальчика фразу. Еще раз я посмотрел на него, и мне
показалось, что он сейчас находится не на коктебельском пляже, а где-то в
другом месте, где-то далеко, очень далеко, очень...
- А вы, я вижу, писатель, - проговорил он.
- Как вы догадались? - вновь поразился я.
- А вон у вас мозоль на указательном пальце правой руки. Такие мозоли
есть у всех писателей. Конечно, у тех, кто пишет.
Удивлению моему не было конца.
- Позвольте, но как вы увидели эту мозоль в такой темноте?
- У меня довольно острое зрение.
- Ну хорошо, а если бы я писал на пишущей машинке?..
- Тогда я догадался бы по другим признакам.
- Фантастика! - воскликнул я.- Вы меня не разыгрываете?..
- Геннадий,- назвал он свое имя. Я тоже представился.
- Я достаточно хорошо воспитан, Василий Павлович,- сказал Геннадий,-
чтобы не разыгрывать взрослых.- Он глянул в ночное уже море.- Бабушка
возвращается.
В темноте слышались только музыка и голоса из парка да плеск волн.
- Все-таки разыгрываете меня, Геннадий...
- Да нет. Она уже в десяти метрах... Плывет под водой.
- Может быть, вы видите ночью, как днем? Может, вы так называемый
никтолоп? - воскликнул я.
- Вы угадали, - просто ответил Геннадий.
Несколько секунд спустя бабушка с шумом вынырнула возле самой лестницы.
- Генаша, ты здесь? - спросила она низким девичьим голосом.
- I am here, granny! - ответил Геннадий с идеальным английским
произношением и добавил на незнакомом мне языке: - Хава свимматоре ю лер?
- Бундербул вера оччи! - с жизнерадостным смехом ответила на том же языке
бабушка и стала легко подниматься по лестнице.
Она была похожа на сильно увеличенную копию известной скульптуры "Девушка
с веслом", но вблизи, однако, можно было разглядеть в ее лице следы былой
красоты.
- Познакомься, бабуля,- сказал Геннадий.- Это писатель Василий Павлович.
- Очень приятно,- пророкотала бабушка, протягивая мне мокрую руку,-
Стратофонтова Мария Спиридоновна. От нее пахло водорослями и здоровьем.
- Пойдемте к нам чай пить,- предложила она.
До утра засиделись мы тогда на веранде их дачи, и из рассказов Марии
Спиридоновны и Геннадия сложилась такая поразительная история, что я счел
своим долгом пересказать ее тебе, любезный читатель. Дай руку, мой
благосклонный друг, и мы вместе вступим в мир удивительных приключений,
которые, оказывается, еще происходят на нашей цивилизованной планете.
ГЛАВА I,
из которой доносятся до нас звуки раннего детства Геннадия Стратофонтова,
и скрежет учительских ручек, выводивших в его дневнике многочисленные
пятерки
Геннадий Стратофонтов родился в начале пятидесятых годов в Ленинграде, на
улице Рубинштейна, от незаурядных роди гелей. Отец его был скромным
работником почтамта и вместе с тем заслуженным мастером спорта по
альпинизму, участником штурма многих заоблачных пиков. Маму его, скромного
библиотекаря, по примеру свекрови, влекло еще выше - в небо, откуда она
постоянно совершала затяжные парашютные прыжки в кислородной маске. В связи
с этими увлекательными занятиями родителей Геннадий часто оставался один, но
отнюдь не скучал. Еще в очень раннем возрасте он научился понимать и уважать
папу и маму и предоставил им полную свободу действий.
Часами бродил крошечный мальчик по огромной квартире, не выпуская из рук
любимую книгу "Водители фрегатов". Квартира была темноватой и таинственной.
Большие зеркальные окна ее упирались в стену недавно построенного желтого
дома, похожего на чертог султана Мальдивских островов. Мутноватый желтый
свет падал на слегка подернутые пылью конторки, пуфы, глобусы, барометры и
секстанты. В столовой висел поясной портрет далекого предка Гены адмирала
Стратофонтова, известного путешественника, человека широких передовых
взглядов, прославившегося тем, что в 18... году он на своем клипере
"Безупречный" загнал в залив Сильвер-бей эскадру кровавого пирата Рокера
Буги. Гена часто останавливался перед портретом предка, смотрел на узкое
лицо в пушистых бакенбардах, на голубые океанские глаза и тихо говорил:
- Здравствуй, дедушка. Позволь представить тебе моего друга адмирала
Ивана Крузенштерна. Ах, вы знакомы? Ты служил на его шлюпке еще
гардемарином? Очень рад. А вон сидит в кресле другой мой друг - капитан
Джеймс Кук, а возле глобуса стоит Дюмон Дюрвиль, а там, у окна, Лазарев...
Все мои друзья - безупречно храбрые и благородные сердцем люди.
"А где твои родители, Генаша?" - спрашивал адмирал.
Геннадий тогда включал радиоточку, и она сразу же сообщала женским
голосом: "Новости спорта. Вчера группа альпинистов во главе с известным
спортсменом Эдуардом Стратофонтовым приступила к покорению очередного
безымянного семитысячника на Памире". И мужским голосом:
"Мастер парашютного спорта Элла Стратофонтова идет на побитие мирового
рекорда американки Мерилин Бушканец".
Адмирал одобрительно качал головой.
Вечерами Геннадия навещала Унг-Ма, супруга вождя дружественного племени,
точнее, соседка Полина Сергеевна. Она кормила мальчика печеными крокодильими
яйцами, дюгоньим молоком, дикой козлятиной. После ее визита Геннадий читал
"Водители фрегатов" и энциклопедию, совершенствовался в английском языке, а
потом отправлялся в далекую экспедицию, то есть в постель. Утром он
самостоятельно уходил в детский сад, в свою группу, которую снисходительно
называл в письмах к родителям "моя малы-шовка".
Иногда под окнами Стратофонтовых останавливался "газик", из него
выпрыгивала затянутая в голубую форму Аэрофлота бабушка. Геннадий очень
любил свою бабушку. Та пылала к нему еще более сильным ответным чувством.
Друзья могли часами сидеть на диване и беседовать. Бабушка рассказывала
внуку о горячих денечках, о воздушных боях над Кенигсбергом и Берлином,
знакомила его с новой техникой, а внук пересказывал бабушке прочитанные
книги.
Наконец, когда Геннадию перевалило за шесть, на Памире и Тянь-Шане не
осталось безымянных семитысячников. Вернулся папа. Мировой рекорд заносчивой
американки был побит путем приземления точно в крест с высоты 22 000 метров.
Вернулась мама. Управление ГВФ в торжественной обстановке проводило на
заслуженный отдых бабушку. Семья зажила дружно и содержательно.
Время шло. Геннадий успешно овладевал школьной программой, увлеченно
работал в пионерской организации, много времени уделял искусству и спорту.
Может составиться впечатление, что он был совершеннейшим пай-мальчиком,
эдаким занудой-тихоней, образцово-показательным любимчиком педагогов. Должен
прямо сказать, что такое впечатление было бы неверным. Ничто человеческое
было ему не чуждо. Он никогда не отказывал себе в удовольствии трахнуть
портфелем по голове какого-нибудь юного прохвоста, обидевшего одноклассницу
Наталью Вертопрахову, часами мог мять в снегу наперсника детских забав
Вальку Брюквина - словом, он рос совершенно нормальным мальчиком. Успехи же
его были вызваны недюжинными способностями и поразительной увлеченностью, с
которой он подходил к каждому делу. Сверстники любили Геннадия за живой
нрав, обширные знания и успехи в спорте. У него было много друзей и среди
взрослых - почтовые работники и библиотекари, альпинисты и парашютисты,
военнослужащие. Кроме того, у него было несколько заочных знакомств за
пределами нашей страны. Пользуясь своим блестящим английским, Геннадий
поддерживал постоянную переписку с мальчиками из Великобритании, Нигерии,
Новой Зеландии, Танганьики...
Надо сказать, что к двенадцати годам Геннадий перешел уже к классической
литературе. Властителями его дум стали Пушкин и Гёте, Толстой и Шекспир.
Зачитанная до дыр "Библиотека фантастики и приключений" к тому времени
покрылась тонким слоем пыли, и все-таки иногда юный эрудит останавливался
перед портретом предка и тихо беседовал с ним о своих друзьях, водителях
фрегатов, о тихоокеанских атоллах, о схватках с пиратами, о морских
глубинах...
Года за два до того как начались главные события этой книги, Геннадий,
ему шел тогда одиннадцатый год, познакомился с Николаем Рикошетниковым.
Произошло это в Доме культуры промкооперации на сеансе одновременной игры
против гроссмейстера Михаила Таля.
Гроссмейстер нервничал. Почти не думая, он делал ходы, то и дело тревожно
