два спроса.
Когда ожидаемая в будущем ценность ресурсов превышает их нынешнюю
ценность, частные собственники выиграют, если сберегают ресурсы для
будущих пользователей, даже если не предполагают дожить до этого времени.
Представим себе, например, что 65-летний фермер, занимающийся разведением
леса на продажу, размышляет над вопросом о том, стоит ли рубить ели. Если
ожидается, что из-за еще большей нехватки леса подросшие со временем ели
будут стоить гораздо больше, фермер выиграет, оставив деревья в покое. В
условиях, когда собственность может быть продана, рыночная цена
принадлежащей фермеру земли будет увеличиваться по мере роста деревьев и
приближения ожидаемого срока получения выигрыша. Таким образом, фермер
будет иметь возможность продать деревья "живьем" (или землю вместе с
лесом) и получить их растущую стоимость в любое время, несмотря на то, что
ожидаемый результат может наступить спустя много лет после его смерти.
Способность именно частной собственности стимулировать сохранение и
накопление имущества наглядно подтверждается при сравнении прав
собственности, применяемых в отношении животных. Домашние животные,
находящиеся в частной собственности, такие как крупный рогатый скот,
лошади, ламы, индюки и страусы, сохраняются ради будущих доходов.
Напротив, отсутствие частной собственности приводит к истреблению бизонов,
китов и бобров.
Еще более наглядно иллюстрирует воздействие частной собственности на
сохранность животных судьба африканских слонов. В Кении слоны никому не
принадлежат и свободно передвигаются по территории страны, а правительство
пытается защитить их от браконьеров, охотящихся за ценной слоновой костью,
запрещая использование слонов в любых коммерческих целях, кроме туризма.
За десять лет проведения этой политики популяция кенийских слонов
сократилась с 65 тыс. до 19 тыс. особей. Сократились популяции слонов и в
других странах Восточной и Центральной Африки, где правительства
придерживаются того же подхода.
Зимбабве же, напротив, разрешает продажу слоновой кости и кожи, но
предоставляет право частной собственности местному населению, на чьей
земле обитает слон. С начала проведения этой политики в стране
зарегистрирован рост популяции слонов с 30 тыс. до 43 тыс. особей.
Популяции слонов в других странах, придерживающихся подобного подхода, --
Ботсване, Малави, Намибии и ЮАР -- также растут. [Подробнее об этой
проблеме см. статью: Randy Simmons and Urs Kreuter, Herd Mentality:
Banning Ivory Sales Is No Way to Save the Elephant, Policy Review (Fall
1989), pp. 46 -- 49.]
На протяжении столетий предсказатели конца света уверяли, что мы вот-вот
останемся без деревьев, полезных ископаемых и источников энергии. В XVI в.
англичане опасались, что лесные запасы скоро будут истощены, поскольку
дерево широко использовалось в качестве топлива. Но высокие цены на лес
дали стимул для его сохранения и привели к развитию потребления каменного
угля. "Лесной кризис" был преодолен. В середине XIX в. Возникли тревожные
предсказания, что в мире скоро кончится китовый жир -- в то время главное
топливо для светильников. Цены на китовый жир росли, но все активнее
велись поиски заменяющего источника энергии, что привело к широкому
использованию керосина и покончило с "кризисом китового жира".
С переходом на потребление нефти и газа почти сразу же появились мрачные
предсказания относительно истощения этих ресурсов. Представление о том,
насколько занижаются запасы топлива, например в Канаде, можно получить из
президентского обращения доктора Кэмбелла Уоткинса к Международной
ассоциации экономики энергетики (International Association for Energy
Economics) в 1992 г.
Уоткинс отметил, что совокупные запасы природного газа в провинции
Альберта в 1957 г. составляли 75 трлн. куб. футов. [1.000 куб. футов =
28.3 куб. м] К 1985 г., несмотря на возросшее за это время потребление,
они оценивались уже в 149 трлн. куб. футов, к 1987 г. еще выше -- в 170
трлн. куб. футов, а для 1992 г. эта цифра составила почти 200 трлн. куб.
футов! Так что Канада вряд ли рискует остаться без природного газа!
Предсказатели конца света не учитывают, что частная собственность дает
людям стимул для сбережения ценных ресурсов и поиска заменителей. Если
усиливается дефицит того или иного ресурса, то растет и его цена. Рост
цены заставляет производителей, изобретателей, инженеров и
предпринимателей: а) экономить на прямом использовании ресурса; б) более
активно вести поиск заменителей и в) развивать новые методы разведки и
добычи все большего количества данного ресурса. К сегодняшнему дню эти
факторы, шаг за шагом, отодвинули "конец света" на далекое будущее, и есть
все основания полагать, что эта тенденция сохранится и далее в отношении
ресурсов, находящихся в частной собственности.
Эмпирические данные показывают, что скорректированные на инфляцию цены
почти всех природных ресурсов снижались на протяжении последних
десятилетий, а в большинстве случаев -- и на протяжении веков.
Классическое исследование Гарольда Барнетта и Чэндлера Морриса "Дефицит и
экономический рост: Экономика доступности природных ресурсов" (Harold
Barnett and Chandler Morris, Scarcity and Growth: The Economics of Natural
Resource Availability, Baltimore: The Johns Hopkins University Press,
1963), увидевшее свет в 1963 г., прекрасно это демонстрирует. Недавние
публикации, последовавшие за этой работой, показывают, что цены ресурсов
продолжают снижаться. В 1980 г. экономист Джулиан Саймон заключил пари с
Полом Эрлихом, экологом, придерживавшимся самых мрачных взглядов
относительно грядущего истощения природных ресурсов. Саймон бился об
заклад, что скорректированные на инфляцию цены любых пяти, по выбору
Эрлиха, природных ресурсов будут падать в течение последующего
десятилетия. И действительно, цены всех пяти ресурсов, выбранных Эрлихом,
снизились, а Саймон выиграл пари, получившее широкую огласку. Недавнее
исследование показало, что на протяжении 80-х годов из 38 важнейших
природных ресурсов лишь два -- марганец и цинк -- реально выросли в цене.
[Stephen Moore, So Much for 'Scarce Resources', Public Interest (Winter
1992).]
Частную собственность нередко связывают с эгоизмом. Парадокс, однако, в
том, что на самом деле все обстоит как раз наоборот. Частная собственность
обеспечивает защиту от алчных людей, стремящихся овладеть тем, что им не
принадлежит, и вынуждает пользователей ресурсов отвечать за свои действия.
Когда права собственности четко определены, надежно защищены и могут
служить предметом купли-продажи, производители товаров и услуг не могут
использовать дефицитные ресурсы, не компенсировав их ценность владельцам.
Платить приходится столько, сколько нужно, чтобы владельцы ресурсов
отказались от их альтернативного использования.
В сущности, четко определенные права частной собственности не позволяют
применять насилие в качестве орудия конкуренции. Производителю, у которого
вы не хотите покупать товар, не разрешается в отместку поджигать ваш дом.
И конкурирующему с вами поставщику ресурсов, чьи цены вы сбиваете, не
позволено в ответ на это прокалывать шины вашего автомобиля либо угрожать
вам физической расправой.
Частная собственность к тому же помогает рассредоточению власти и
расширяет сферу деятельности, основанной на добровольном сотрудничестве.
Власть, которой наделены частные собственники, строго ограничена.
Владельцы частных фирм не в состоянии принудить вас покупать у них товары
или работать на них. Они не могут обложить налогом ваш доход или ваше
имущество. Они могут получить какую-то часть вашего дохода, только дав вам
взамен то, что вы считаете более ценным.
Власть даже самого богатого собственника (или самой большой фирмы)
ограничена конкуренцией со стороны всех желающих поставлять аналогичные
продукты или услуги.
В противоположность этому, как свидетельствует опыт Восточной Европы и
бывшего Советского Союза, при переходе от частной собственности к
государственной небольшая горстка лидеров наделяется огромной политической
и экономической властью. Одно из главных преимуществ частной собственности
заключается в ее способности ограничивать чрезмерную концентрацию
экономической власти в руках немногих. Право на обладание собственностью,
переданное множеству людей, -- это враг тирании и злоупотребления властью.
Отсюда ясно, что нужно делать бывшим социалистическим странам. Не так
давно Нобелевский лауреат Милтон Фридман заметил, что лучшая программа для
Восточной Европы может быть лаконично сформулирована "в трех словах:
приватизировать, приватизировать, и еще раз приватизировать". [Milton
Friedman, Economic Freedom, Human Freedom, Political Freedom. Лекция,
прочитанная 1 ноября 1991 г. в Калифорнийском государственном университете
в Хейварде. Брошюра с текстом лекции может быть получена из: Center for
Private Enterprise Studies of California State University, Hayward.]
Частная собственность -- это краеугольный камень как экономического
прогресса, так и личной свободы.
СВОБОДА ОБМЕНОВ: политические меры, препятствующие обменам, сдерживают
экономический рост
Свободный обмен есть форма общественной кооперации, позволяющая партнерам
получать по возможности большее количество того, что они хотят. В рыночной
системе ни покупатель, ни продавец не могут быть принуждены к обмену.
Личный выигрыш служит мотивацией для заключения сделок.
Как было отмечено выше, от обменов выигрывает все общество. Поэтому когда
правительство устанавливает препоны обменам, оно тем самым сдерживает
экономическое развитие своей страны.
Обмены ограничиваются самыми разнообразными методами.
Во-первых, многие страны вводят правила, которые ограничивают доступ к
различным видам экономической деятельности. Если вы хотите начать свое
дело, вам приходится заполнять анкеты, добиваться разрешения от различных
ведомств, доказывать, что вы квалифицированы, подтверждать, что вы имеете
достаточное финансирование и проходить множество других тестов, требуемых
контролирующими органами. Чиновник может отказать вам в вашем ходатайстве,
пока вы не согласитесь дать ему взятку либо сделать взнос в казну партии,
которую он представляет.
Перуанский экономист Эрнандо Де Сото в своей разоблачительной книге
"Другой путь" (Hernando de Soto, The Other Path) приводит случай, когда в
столице Перу Лиме пяти людям потребовалось 289 полных рабочих дней для
выполнения всех правил, установленных для легального открытия небольшой
фирмы по пошиву одежды. За это время с них двенадцать раз потребовали
взятки, в том числе за то, чтобы получить разрешение действовать
"легально". Если же вы получаете финансирование из иностранных источников,
бюрократический частокол становится еще более густым. Излишне говорить,
что подобные меры подавляют конкуренцию, поощряют коррупцию и толкают
порядочных людей в теневую или, как ее называет Де Сото, "внелегальную"
экономику.
Во-вторых, обмен затрудняется тогда, когда власть закона, имеющего равную
силу для всех, уступает место дискреционной (применяемой раздельно к
каждому конкретному случаю) политической власти. В некоторых странах
считается обычным делом принятие законодательных актов, предоставляющих
государственной администрации существенную свободу в толковании законов.
Например, в середине 80-х годов таможенным чиновникам в Гватемале было
разрешено самим временно отменять тарифы, если "это отвечало национальным
интересам". Законодательство такого рода есть открытое приглашение
правительственных чиновников к вымогательству. Оно создает
неопределенность в регулировании, превращая бизнес в более дорогостоящее и
менее привлекательное занятие, особенно для честных людей. Система законов
должна быть точной, недвусмысленной и недискриминационной. В противном
случае она становится основным препятствием к получению выгод от обменов.
В-третьих, многие страны прибегают к контролю за ценами. Если цена
продукта официально фиксируется выше уровня рыночной, покупатели
