толпе глазами.- Док, подойди сюда.
Док нерешительно двинулся к сцене.
Следом за Фауной вошли четыре девушки из "Медвежьего стяга" в
ослепительных нарядах. Встали по две с каждой стороны двери, лицом друг
к дружке, подняли руки с бутылками в лентах - получились воротца.
Фауна спешилась с метлы и, скинув черный балахон, оказалась в
облегающем вечернем туалете 'из серебряной парчи. А помело у нее в руках
чудесным образом превратилось в серебристую волшебную палочку,
увенчанную золотой звездой. Фауна привстала на цыпочки, как будто
готовилась лететь.
- Я твоя крестная фея! - крикнула она Доку. А сейчас придет твоя
невеста - Белоснежка!
В воротца из бутылок вошла преображенная Сюзи - в свадебном платье,
в серебряном венце с фатой. Прелестная, юная и взволнованная. Пухлый рот
чуть приоткрыт.
- Принимай свою суженую, Док! - воскликнула Фауна.
Док тряхнул головой, желая наконец проснуться. Ведь это все сон,
наваждение - венец, фата, непорочность. Док вскрикнул:
- Что все это значит?
Бывает так, что два человека, стоя порознь, paзом проникают в мысли
друг друга. Сюзи увидела лицо Дока - и прочла его мысли. От стыда и
досады у Сюзи вспыхнула шея, густо покраснели щеки. Сюзи зажмурилась.
А Док понял страдание Сюзи, и все у него в душе перевернулось. И
какой-то чужой, но знакомый голос вдруг произнес:
- Крестная фея, я принимаю... свою... суженую...
Сюзи открыла глаза и посмотрела в глаза Доку. И тут же лицо ее
почерствело, во взгляде сверкнуло ожесточение, пухлые губы строптиво
сжались. Сюзи сняла венец с фатой, какое-то мгновение глядела на них,
потом тихонько положила на ящик из-под яблок.
Безумная труба грянула "Свадебный марш" в ритме самбы, и пошла,
побежала за ней гитара.
- Слушайте, вы, доброхоты,- сказала Сюзи, перекрывая музыку.- Я
согласна жить с последним бродягой в канализационном люке и быть ему
хорошей женой! Согласна выйти за подлеца и ему услуживать! Но за Дока ни
за что не пойду! - Сказав так, Сюзи опрометью бросилась в дверь за
сценой.
Фауна устремилась следом. С этой стороны Ночлежки тропинки не было.
Сюзи очертя голову сбежала с откоса, Фауна - неуклюже за ней. На
узкоколейке они остановились, посмотрели друг на друга.
- Ах ты чертова зазнайка! Почему это ты за Дока не пойдешь?свирепо
выкрикнула Фауна.- Почему?
- Я его люблю,- ответила Сюзи.
29. О, ГОРЕ НАМ!..
Одна из наиболее частых реакций организма на шок - летаргия. Если
после автомобильной аварии один седок корчится и стонет, а другой сидит
тихо, смотрит в пространство, так и знайте: тихий пострадал гораздо
сильнее. Сообщество людей также может испытать шок с последующей
летаргией. Именно это приключилось с обитателями Консервного Ряда. Люди
погрузились в себя; заперли двери на засовы; перестали ходить друг к
другу в гостя. Всякий чувствовал себя виноватым, даже если сам был
причастен к маскараду всего лишь как зритель.
Мак с ребятами остро переживали свое роковое невезение. Еще раз
попытались сделать что-то доброе Доку и опять потерпели неудачу. Куда
теперь деваться от пре зрения к себе?
Могучая Ида сделалась грозно-молчаливой. Посетите ля ее кафе
выпивали, боясь проронить слово - так страшила их покаянная ярость,
тлевшая в недрах Иды, под бугристыми мышцами.
Фауна скорбела как потерявший хозяина сеттер. На ее веку, богатом
самыми фантастическими начинаниями, случались и раньше провалы, однако
такая катастрофа впервые!
Даже Патрон испытывал легкие угрызения неведомого чувства. Прежде
ему всегда удавалось свалять вину на обстоятельства или на неприятеля, а
теперь его собственный обвиняющий перст, словно пистолет в комедии,
нацелился в его собственное сердце. Чувствовать за собой непонятную вину
было довольно занятно, но вместе и болезненно. Джозеф-Мария вдруг
сделался доброжелателен и заботлив к окружающим - пугая людей, хорошо
его знавших. Разве можно обольщаться улыбкой тигра?
Что же касается Дока, в нем происходило переустройство настолько
глубокое, что и самому было невдомек. Он был словно часы, разобранные на
столике часовщика - все камни, все пружинки, все маятнички
отдельно,оставалось лишь снова все собрать.
У человеческого существа есть множество лекарств от душевной боли и
от кручины, среди них ярость - не самое последнее. Док в пух и прах
разругался с Брехуней и выпроводил его, запретив появляться впредь.
Потом яростно отчитал рассыльного за то, что упало качество обслуживания
(хотя на самом деле за последние десять лет оно не менялось ни в лучшую,
ни в худшую сторону). Наконец он сказал кому-то, что работает и не
желает видеть никого с Консервного Ряда и вообще никого не желает
видеть. Док сидел над своим желтым блокнотом. Сбоку лежал ровненький ряд
карандашей, заточенных Сюзи. В глазах у Дока застыли потрясение и
уныние.
Сюзи была виновницей и одновременно жертвой упадка, охватившего
Консервный Ряд. Не станем утверждать, что невзгоды закаляют
характер,ведь часто они его разрушают. Однако если определенные черты
характера, переплетенные с определенными мечтами, испытать огнем, то
иногда...
Элла, официантка и хозяйка кафе "Золотой мак" в одном лице, что в
десять утра, что в полночь чувствовала себя одинаково усталой. Усталость
была ее естественным состоянием. Элла не только с ней мирилась, но еще и
думала, что все люди живут так же. Она попросту не могла представить,
как это ноги могут не болеть, спина - не ныть, и как это можно стряпать
и оставаться веселой. В завтрак вид жадно жующих ртов отбивал у нее
аппетит - сразу на весь день. Часов около десяти вечера поток
посетителей иссякал, Элла принималась за уборку: мыла пол, стирала со
столиков, выметала крошки из-под стойки.
Джо Блейки вошел в "Золотой мак", как всегда, выпить с утра кофе.
- Только что зарядила кофеварку,- сказала Элла. Подождешь?
- Конечно, подожду. Элла, ты случайно не знаешь, что вчера вечером
стряслось на Консервном Ряду?
- Нет. А что?
- Да я и сам не знаю,- сказал Джо.- Была какая то вечеринка. Я,
разумеется, на нее пошел. А пришел слишком поздно - все уже кончилось. И
никто не желает рассказывать, что там случилось.
- Нет, ничего я не слыхала,- сказала Элла.- Думаешь, драка была?
- Да что-то не похоже. О драке бы мне рассказали, про драки они
болтать любят... Все ходят с такими лицами, словно чего-то стыдятся.
Если что узнаешь, шепни мне, ладно?
- Ладно. А вот и кофе готов.
Вошла Сюзи. На ней был костюм из серого твида в елочку, строгий, но
очень элегантный - купила в Сан-Франциско.
- Привет,- сказал полицейский.
- Привет,- сказала Сюзи.- Мне чашку кофе.
- Сейчас. Одежка твоя хороша, ничего не скажешь, одобрила Элла.
- В Сан-Франциско купила,- сказала Сюзи.
- Ты что, уезжать собралась?
- Нет, зачем же.
- Слушай,- сказал Джо,- может, хоть ты мне объяснишь: что там вчера
у вас на Консервном Ряду произошло?
Сюзи пожала плечами.
- Ага, и ты, значит, говорить не хочешь?
Сюзи снова пожала плечами.
- Дело нечисто!- сказал Джо.- Обычно начнут рассказывать, не
остановишь. Вот что, Сюзи, если там кого-нибудь убили, ты лучше сразу
скажи. Знаешь, что бывает за недачу свидетельских показаний?
- Никого там не убили...- Сюзи повернулась к хозяйке: - Тебя Элла
зовут?
- Да вроде.
- Помнишь, Элла, ты говорила, у тебя не было помощницы ?
- У меня ее и сейчас нет.
- Возьми меня. Хоть на пару недель, для пробы. В кино сходишь,
отдохнешь.
- Не по адресу обратилась, сестренка. И так еле свожу концы с
концами. Помощнице платить нечем.
- А я буду за кормежку работать. Ем я немного.
Джо Блейки отвернулся от разговаривающих - стало быть, слушает в
оба уха.
- Что это у тебя вдруг за причуда? -спросила Элла
- Никакая не причуда. Просто хочу работать. За кормежку.
Джо медленно повернулся к Сюзи.
- Может, все-таки расскажешь, какие у тебя... планы?
- Планы? Жизнь новую хочу начать. И уезжать для этого не собираюсь.
- Чем же твое решение вызвано? - спросил Джо.
- Тебя не касается,- ответила Сюзи.- Разве это против закона?
- Хм, может, и против. Нет ничего опаснее благих намерений,пошутил
Джо.
- Ну, пожалуйста, Элла,- взмолилась Сюзи.- Возьми меня на работу.
- Что скажешь, Джо?..- спросила Элла.
Джо еще раз оглядел Сюзи, приметил, что у корней волосы другого
цвета.
- Отращиваешь?
Сюзи кивнула.
- А что, Элла,- сказал Джо.- Возьми ее, попробуй
Элла хмуро улыбнулась.
- Прямо в этом костюмчике?
- Я схожу переоденусь. Быстро, за пятнадцать минут... Знаешь, Элла,
я и готовить могу. Жаркое у меня - блеск...
- Ладно, ладно, сперва переоденься...
Джо Блейки поджидал Сюзи на улице, пошел рядом.
- Смотри, не подведи Эллу,- сказал Джо мягко, как будто без нажима.
- Не подведу, не волнуйся.
- По-моему, это ты волнуешься.
- Слушай, Джо, помнишь, ты мне как-то денег предлагал, на дорогу?
- Но ты же решила остаться!
- Решила. А не на дорогу можешь дать? Взаймы.
- Сколько?
- Двадцать пять долларов.
- А где ты будешь жить?
- Я тебе сообщу.
- Хорошо, дам,- сказал Джо.- Что мне, впервой девушек выручать...
Потерять я ничего не потеряю.
- Ты не сомневайся, я верну.
- А я знаю, что вернешь,- сказал Джо.
Бойлер, который вот уже много лет стоял преспокойно среди мальвовых
зарослей на пустыре между "Медвежьим стягом" и Королевской ночлежкой,
был самым первым бойлером на Вонючем заводе, а Вонючий завод был самым
первым консервным предприятием во всем Монтерее. После того как поняли,
что сардины можно класть сырыми в жестянки с маслом или томатным соком и
в запаянном виде готовить на горячем пару, в Монтерее расцвела
невиданная доселе промышленность. Вонючий завод начал с маленького
оборотного капитала; отчаянно сквалыжничая, первым пробился к успеху; и
первым канул в Лету. Первый бойлер, вырабатывавший пар для сардин, был
славным детищем предприимчивости Уильяма Рандолфа - инженера, пожарного
и одновременно хозяина завода. Бойлер достался ему даром. Это был котел
паровоза, что когда-то бегал между Птичьей долиной и океанским
побережьем. Паровоз сошел однажды ночью с рельсов и, пробив ограждение
эстакады, воткнулся в болотце. Железнодорожная компания сняла с паровоза
колеса и клапаны, а облое его тело осталось торчать в грязи.
Уильям Рандолф нашел паровоз, доставил в Монтерей и посадил котел
на бетонное основание посреди нового тогда Вонючего завода. Долгие годы
паровозный котел исправно поставлял пар низкого давления для варки
сардин; лишь трубы изредка разрывались и заменялись новыми.
В 1932 году, в пору расцвета и расширения Вонючего завода, пожалели
денег везти котел на новое место, так и бросили на пустыре. Старик
Рандолф был еще жив и, - хоть давно отошел от дел, по-прежнему не любил
бесхозяйственности. Он снял с заброшенного бойлера все трубки,- остался
только цилиндр: шесть шагов в длину, полтора человечьих роста в
диаметре. Сохранилась, правда, еще дымовая труба; да топочная дверца -
что в длину, что в ширину полметра - болталась на ржавых петлях.
Как временное пристанище бойлер использовали многие, однако первыми
постоянными жильцами стали муж и жена Мэллой. Мистер Мэллой, человек
мастеровитый, не только срезал торчащие концы трубок, но и сумел
обустроить бойлер. Например, под дымовой трубой он сложил из кирпичей
печурку для защиты от зимних ночных холодов.
