грустная история. Ни один частный детектив не любит, когда приходится
возвращаться с пустыми руками, не выполнив простую работу. И Солу Пензеру
это тоже явно не нравилось. Чтобы отвлечь его, я смешал ему коктейль и
достал колоду карт, предложив сыграть по маленькой. В шесть часов, когда
Вульф спустился из оранжереи, игра закончилась. Я выиграл три доллара.
Сол доложил обо всем Вульфу, который сидел за столом и слушал, не
перебивая и не комментируя. Когда Сол закончил, Вульф сказал, что тому не
за что извиняться, и попросил его позвонить после ужина для получения
инструкций. После этого он отпустил Сола. Мы остались вдвоем. Вульф
откинулся в кресле, закрыл глаза, и казалось, что он даже не дышит. Я сел
за машинку и отпечатал изложение доклада Сола. Я пошел к шкафу, чтобы
подколоть листок к досье, когда Вульф заговорил:
- Арчи!
- Да, сэр.
- У меня нет сил. Мы топчемся на месте.
- Да, сэр.
- Я должен поговорить с этой девушкой. Свяжитесь с мисс Фрейзер.
Я так и сделал, но лучше бы мы сэкономили двадцатипятицентовик. Мисс
Фрейзер сожалела, что мы не продвинулись вперед. Она сделает все, что в ее
силах, чтобы помочь, но опасается, что не будет пользы, если она позвонит
миссис Шеперд в Атлантик-сити и попросит ее привезти дочку в Нью-Йорк,
чтобы увидеться с Вульфом. Нет никаких сомнений, что миссис Шеперд ей
просто отажет. Мисс Фрейзер признала, что имеет влияние на Нэнсили, но не
на мать. Она и думать не хочет о том, чтобы позвонить Нэнсили и убедить ее
удрать и приехать самой. Она не может этого сделать, поскольку дала денег
матери и дочери, чтобы они уехали
- Так это вы? _ Вульф позволил себе удивленную интонацию в голосе. -
Мисс Коппел сказала Гудвину, что никто из вас не знает, куда они уехали.
- Мы не знали до сегодняшнего дня, пока не увидели в газетах. Давайте
называть вещи своими именами, отца Нэнсили просто спровоцировали всеми
этими фотографами, репортерами и всем прочим. Он обвинил во всем меня, и я
предложила оплатить расходы поездки. Но я не знала, куда он решили
отправиться.
Окончив разговор, мы обсудили перспективы. Я предпринял попытку
предложить другие варианты, но Вульф зациклился на Нэнсили, и я не смог
осудить его за нежелание начинать новый раунд встреч с людьми, на которых
он работает. Наконец он завил властным тоном, по которому было ясно, что
обсуждение закончилось:
- Я должен поговорить с этой девочкой. Доставь мне ее. Я энал, что
этим все и кончится.
- Она непременно должна быть в сознании? - спросил я на всякий
случай.
- Я же сказал, что хочу поговорить с ней. Значит, она должна быть
способна разговаривать. Ты можешь ее привести в чувство после того, как
доставишь сюда. Мне следовало сразу послать тебя, зная твои успехи у
молоденьких женщин.
- Большое вам спасибо. Но она не молоденькая женщина, она маленьая
девочка. Она носит короткие юбочки и носочки.
- Арчи!
- Да, сэр.
- Доставь ее!
9
Шансов у меня было немного. Идея пришла мне в голову за обеденным
столом, пока я слушал рассказ Вульфа о человеке с усами длиной в один фут,
который преподавал математику в школах Черногории. Чтобы стать
продуктивной, идея требовала некоторой информации от дворника дома 829 по
Виксли-авеню. Но когда сразу после обеда я поехал туда, выяснилось, что он
ушел в кино, и мне пришлось ждать его целый час. Я выжал из него все, что
могло мне пригодиться, щедро пожертвовав еще один доллар из денег "Хай
спот" Затем я вернулся, поставил машину в гараж и прошел в свою комнату.
Вульф, конечно, сидел у себя в кабинете, и дверь была открыта, но, проходя
мимо, я даже не остановился, чтобы кивнуть ему.
У себя я еще раз хорошенько почистил зубы, поскольку не знал, как
скоро они в следующий раз увидят щетку. Затем я начал собираться в
путешествие, положив расческу в верхний карман пиджака. Я не хотел брать с
собой сумку - лишняя возня. Еще я позвонил. Я сделал это у себя, а не в
кабинете, поскольку Вульф возложил всю операцию на меня, не дав и намека о
том, как ее можно осуществить. Если ему так хочется - тем лучше. Стало
быть, ему и впрямь ни к чему было слушать, как я даю подробные и
исчерпывающие инструкции Солу Пензеру. Снова спустившись вниз, я
остановился у двери кабинета и пожелал Вульфу спокойной ночи. Больше мне
было нечего ему сказать.
Во вторник ночью я спал чуть больше трех часов, то же самое в среду.
И в четверг. В пятницу в 6.З0 утра, когда я вылез из вагона на платформу
вокзала Атлантик-Сити, было темно, пасмурно, прохладно и в целом
преотвратительно. Я как следует зевнул, передернулся с ног до головы и
сказал таксисту, что я его клиент. Я попросил подождать минуту, подошел к
такси, стоящему за ним, и заговорил с водителем.
- В это время суток мне мало одного такси. Мне нужно два. Я поеду в
переднем, а ты езжай следом. Когда остановимся, то поговорим.
- Куда ехать?
- Недалеко. - Я протянул ему доллар. - Внакладе не останешься.
Он вяло кивнул и включил зажигание. Я забрался в переднюю машину и
сказы водителю, что нам нужно оказаться где-нибудь в окрестностях отеля
"Амбассадор" Это было недалеко, и через несколько минут мы подъехали к
тротуару. Припарковаться в это время дня было нетрудно. Когда второй
водитель остановился прямо за нами, я дал ему сигнал, и он присоединился к
нам.
- У меня есть враги, - сообщил я им.
Они переглянулись, и первый сказал:
- Разбирайся с этим сам, парень. Мы просто таксисты. На моем счетчике
пятьдесят центов.
- Не пугайтесь. Я говорю о дочери и жене. Они разрушают мою жизнь.
Сколько входов в "Амбассадор"? Я не имею в виду пожарные лестницы и
угольные шахты. Сколько там обычных входов?
- Два, - сказал один.
- Три, - сказал другой.
- Сколько же?
Они сошлись на трех и рассказали мне, где они находятся.
- Тогда нас троих будет вполне достаточно. Вот - сказал я и вытащил
два полтинника, добавив доллар тому, который вез меня. - Окончательная
сумма будет зависеть от того, сколько времени это займет. Я думаю, вам не
придется подавать на меня в суд. Теперь слушайте внимательно.
Так они и сделали.
Десять минут спустя, около семи, я стоял перед неким подобием куста,
на котором не было листьев, глядя на выход из "Амбассадора" со стороны
океана. Комки грязного серого тумана, подгоняемые порывами ледяного ветра,
заставляли думать об этом месте скорее как о последнем пристанище, нежели
как о курорте. Я начал понимать, что совершил серьезную ошибку, отложив
завтрак до того времени, когда смогу сделать это как следует. Мой желудок
решил, что, поскольку он, видимо, мне никогда больше не понадобится, имеет
право свернуться в комочек и посмотреть, как я на это отреагирую. Я
попытался обмануть его, сглатывая слюну, но, поскольку я не чистил зубы,
вкус слюны мне совсем не понравился. Тогда я попытался плевать, но это
заставило желудок съеживаться еще быстрее. Проведя таким образом полчаса,
когда часы показали четверть восьмого, я пожалел, что не доработал свой
план. В это время одно из моих такси показалось из-за угла и остановилось
возле меня. Водитель подозвал меня и открыл дверь.
- Они уехали, парень.
- На вокзал?
- Похоже. В эту сторону. - Он развернул машину на сто восемьдесят
градусов и надавил педаль газа. - Они появились из выхода у стоянки такси
и сели в одно из них. Тони у них на хвосте.
Мне не надо было его пришпоривать: машина и без того летела во весь
опор. Часы показывали девятнадцать минут восьмого - одиннадцать минут до
отправления поезда в 7.ЗО на Нью-Йорк. Через четыре минуты мы лихо
подкатили к стоянке у вокзала. Я выскочил. Чуть впереди нас какаято
женщина расплачивалась с водителем, и за ее спиной стояла девочка.
- Ты что, идиот - прорычал мой водитель. - Они же не слепые!
- Все в порядке, - заверил я его. - Они знают, что я за ними слежу.
Это война нервов.
Откуда-то появился Тони и я освободился еще от одной пары пятерок, а
затем прошел на станцию. Работало только одно окошечко кассы, и мамаша с
девочкой стояли возле него. Праздной походкой я подошел к расписанию
поездов в запасе у меня было еще три минуты и собирался было посмотреть
через плечо, чем они заняты, когда они пробежали мимо меня, держась за
руки. Дочка была впереди и тащила я собой мамашу. Стоя у последнего вагона
состава, я видел, как они забрались в свой вагон, но стоял на платформе до
тех пор, пока не был подан сигнал и колеса не начали вращаться. Только
после этого сел и я.
В вагоне-ресторане народу было немного. Я заказал двойной
апельсиновый сок, лепешки с жареной ветчиной, кофе, французские гренки,
пирожки с колбасой, виноградное желе и еще одну чашку кофе. Мои отношения
с желудком наладились, и мы с ним решили забыть обо всем, что случилось.
Я решил пойти взглянуть на семейку. И тут мне стало стыдно за себя.
Еще совсем недавно голод так мучил меня, что я и думать забыл о том, что
другим, быть может, тоже хочется есть. Но когда, пройдя три вагона, я
увидел мамашу и дочку, я понял, что им несладко. Конечно, у них имелись и
другие причины для страданий, но во многом бледность, напряженность и
скорбное выражение лиц объяснялись тем, что им страшно хотелось есть. У
них не было времени перекусить что-нибудь до отъезда, а состояние их было
таким, что, похоже, им просто в голову не пришло, что можно поесть и в
поезде.
Я прошел в конец вагона, повернулся лицом к пассажирам и прокричал:
- Завтракайте в вагоне-ресторане, находящемся в трех вагонах впереди!
Умеренные цены!
Затем я пошел по проходу, повторяя все через соответствующие
промежутки времени, один раз прямо около того места, где они сидели.
Сработало. Они обменялись парой слов, поднялись и направились вперед. И не
только они - Моя рекламная кампания имела успех также еще у одной женщины,
у мужчины и у парочки.
К тому времени, когда семейство вернулось на свои места, до Нью-Йорка
оставалось меньше часа. Я рассмотрел их, когда они шли по проходу. Мать
была небольшого роста, с круглыми плечами и седеющими волосами. Ее нос был
тонким и остро заточенным, хотя и не до такой степени, как до трапезы.
Нэнсили выглядела лучше и намного смышленнее, чем я ожидал по сообщениям
газет и описанию Сола. У нее были густые каштановые волосы ниже плеч,
синие глаза - настолько темные, что различить их цвет можно было лишь с
близкого расстояния. Глаза постоянно находились в движении. Она не
унаследовала ни острого носа мамочки, ни погонные метры папочкиных бровей.
Если бы я учился с ней в колледже, то с удовольствием купил бы ей стакан
"коки" или даже порцию сливочного мороженого.
Я прекрасно понимал, что неприятности начнутся в ту минуту, когда они
сойдут с поезда на вокзале Пенсильвания и станут подниматься по лестнице.
Я знал, что делать, если они направятся к стоянке такси, к автобусу или
метро или если мамочка зайдет в телефонную будку. Я шел за ними по пятам,
но ничего, кроме получения удовольствия от приятной прогулки, от меня не
потребовалось. Они поднялись по эскалатору на улицу, вышли через северный
выход и повернули налево. Я шел за ними. На Девятой авеню они повернули в
сторону верхней части города, а на Тридцать пятой улице снова налево. Они
уверенно направлялись прямо к дому Вульфа, без задержек, и, естественно, я
приуныл. Единственное, что поднимало мне настроение, - это наш график.
Было точно одиннадцать часов, и Вульф уже спустился из оранжереи и уселся
в свое кресло, как раз вовремя, чтобы приветствовать нас.
