вечером. Прошедшие годы не были добры к Хэллоувеллам. Они переехали в
меньший дом, а затем в квартиру, где умерла мать. Ее отец продержался
немного дольше, а затем последовал за своей женой, и Кей, в девятнадцать
лет, оставила колледж на младшем курсе и пошла работать, чтобы помочь
своему брату окончить подготовительную школу для поступления в медицинский
институт.
Она была спокойной блондинкой, аккуратной и уравновешенной, с глазами
похожими на сумерки. Она несла нелегкий груз на своих плечах и она держала
их расправленными. В душе она боялась быть испуганной, боялась быть
впечатлительной, поддаваться чьему-то влиянию, волноваться, так что внешне
она носила тщательно построенное самообладание. Она должна была делать
свою работу; она должна быть пробиваться вперед сама, чтобы помочь Бобби
преодолеть трудный путь и стать врачом. Она должна была поддержать свое
самоуважение, что означало приличное жилье и приличную одежду. Может быть
когда-нибудь она сможет расслабиться и развлечься, но не теперь. Не завтра
или на следующей неделе. Просто когда-нибудь. Теперь, когда она ходила
куда-нибудь потанцевать или на спектакль, она могла радоваться только
осторожно, до той точки, когда позднее время, или сильное новое увлечение,
или даже сама радость могли бы помешать ее работе. А это было очень
обидно, потому что у нее были глубокие и полные до краев резервуары смеха.
- Доброе утро, Судья. - Как она ненавидела этого человека с его
подрагивающими ноздрями и мягкими белыми руками. Ее босс, Т.Спинни
Хартфорд, из фирмы Бенсон, Хартфорд и Хартфорд, был достаточно неплохим
человеком, но конечно водил дружбу с разными типами. Ну да ладно; в
адвокатском деле по-другому нельзя.
- Мистер Хартфорд примет вас через минуту. Пожалуйста,
присаживайтесь, Судья.
"Не сюда, Масляные-Глаза! О Боже, прямо возле ее стола. Ну, он всегда
так делает".
Она одарила его ничего не значащей улыбкой и пошла к шкафам с папками
у противоположной стенки до того, как он начал проводить свою частично
слабую, частично приводящую в смущение линию. Она ненавидела попусту
тратить время; в папках ей ничего не надо было. Но она не могла сидеть там
и игнорировать его, и она знала, что он не будет кричать через весь офис;
он предпочитал метод, описанный Торном Смитом как "голос такой же низкий,
как и его намерения".
Она почувствовала его липкий взгляд на своей спине, на своих бедрах,
как он прошелся вверх и вниз по швам ее чулок, и у нее по коже пошли
мурашки, которые только что не чесались. Так дело не пойдет. Может быть
близкое расстояние будет лучше; может быть она сможет парировать то, от
чего не сможет заслониться. Она вернулась за свой стол, еще раз улыбнулась
ему одними губами, и пододвинула к себе пишущую машинку, развернув ее на
легко вращающихся шарнирах. Она вставила бланк для писем и стала печатать
с деловым видом.
- Мисс Хэллоувелл.
Она печатала.
- Мисс Хэллоувелл. - Он протянул руку и дотронулся до ее запястья. -
Пожалуйста, не будьте такой уж слишком занятой. Мы так мало времени бываем
вместе.
Она позволила своим рукам упасть на колени - одной из них, по крайней
мере. Она оставила вторую руку не сопротивляясь в безвольном белом пожатии
судьи пока он не отпустил ее. Она сложила свои руки и смотрела на них.
Этот голос! Если она поднимет глаза, она была уверена, что увидит струйку
слюны у него на подбородке.
- Да, Судья?
- Вам нравится здесь работать?
- Да. Мистер Хартфорд очень добр.
- Очень приятный человек. Очень приятный. - Он подождал пока Кей не
почувствовала, что глупо сидеть так, глядя на свои руки, и не подняла
лицо. Затем он сказал:
- Значит вы планируете остаться здесь на какое-то время.
- Я не понимаю почему - то есть, я бы хотела.
- Благие намерения... - пробормотал он. Это еще что? Угроза ее
работе? Какое отношение это слюнявое напыщенное ничтожество имеет к ее
работе? "Мистер Хартфорд очень приятный человек". О. О Боже. Мистер
Хартфорд был юристом и чисто вел дела по наследству и опеке. В некоторых
из них принятие решения зависело от мельчайших деталей, а зависело от них
многое. "Очень приятный". Конечно Мистер Хартфорд был приятным человеком.
Ему надо было на жизнь зарабатывать.
Кей ждала следующего шага. Он последовал.
- Вам ведь не придется работать здесь более двух лет, насколько я
понимаю.
- П-почему? О-откуда вы об этом знаете?
- Моя дорогая девочка, - сказал он, с безжизненной скромностью. - Я
естественно знаю содержание своих собственных дел. Ваш отец был крайне
предусмотрительным, и очень мудрым. Когда вам исполнится двадцать один
год, вы получите вполне приличную сумму денег, а?
"Это не твое дело, ты старая рысь".
- Ну, я едва ли замечу это, Судья. Эти деньги предназначены Бобби,
моему брату. Это даст ему возможность заниматься два последних курса и год
специализации, если он захочет. И нам не придется больше не спать ночами,
думая об этом. А до тех пор мы просто держимся над водой. Но я буду
продолжать работать.
- Похвально. - Его ноздри дрогнули при взгляде на нее и она закусила
губу и снова смотрела вниз на свои руки. - Очень мило, - добавил он
оценивающе. Она снова ждала. Последовал Шаг Три. Он вздохнул. - Знаете ли
вы, что существовала закладная на поместье вашего отца, из-за вопроса
старого партнерства?
- Я - я слышала об этом. Старые соглашения были разорваны, когда было
расторгнуто партнерство в отцовском бизнесе грузоперевозок.
- Один комплект документов не был уничтожен. Они все еще у меня. Ваш
отец был доверчивым человеком.
- По этому счету заплатили уже дважды, Судья! - Глаза Кей могли
иногда приобретать синевато-серый цвет грозовых туч. Они приобрели его
сейчас.
Судья откинулся на спинку стула и сложил перед собой кончики пальцев.
- Это вопрос, рассмотрением которого может заняться суд. Суд по
рассмотрению дел о наследстве, кстати.
Он мог лишить ее работы. Может быть он мог лишить ее денег, а вместе
с ними Бобби карьеры. Альтернативой... да, она могла ждать этого сейчас.
Она оказалась абсолютно права.
- С тех пор как умерла моя дорогая супруга - (Она помнила его дорогую
супругу. Жестокое пустоголовую существо, у которой мозгов хватало только
для того, чтобы потакать его эго до того, как он стал судьей, ничего
большего), - я очень одинокий человек Мисс Хэллоувелл. Я никогда не
встречал никого похожего на вас. У вас есть красота и вы умеете быть
умной. Вы можете далеко пойти. Я бы хотел лучше с вами познакомиться, -
жеманно улыбнулся он.
"Через мой труп"
- Да, - сказала она глупо, оцепенев от отвращения и страха.
Он подчеркнул это.
- Такая милая девушка, как вы, с такой хорошей работой, с таким
лакомым кусочком, который вы получите, если ничего не случится. - Он
нагнулся вперед. - Я собираюсь отныне называть вас Кей. Я уверен, что мы
понимаем друг друга.
- Нет!
Она сказала это, потому что она поняла, а не потому что не поняла.
Он предпочел истолковать это по-своему.
- Ну тогда я с удовольствием объясню подробнее, - хихикнул он. -
Скажем сегодня вечером. Довольно поздно вечером. Человек в моем положении
не может... э... позволять себе легкие фантазии там, где ярким свет.
Кей ничего не сказала.
- Есть одно маленькое местечко, - хихикнул судья, - которое
называется Клуб Немо, на Оук Стрит. Знаете его?
- Мне кажется, что я - замечала его, - сказала она с трудом.
- В час, - сказал он бодро. Он встал и склонился над ней. От него
пахло прокисшей водой после бритья.
- Я не люблю не спать допоздна без причины. Я уверен, что вы будете
там.
Ее мысли прыгали. Она была в бешенстве и она была испугана, этих двух
эмоций она избегала годами. Ей хотелось сделать несколько вещей. Во-первых
ей хотелось закричать, и избавиться от своего завтрака там же и теперь же.
Ей хотелось сказать ему о нем пару слов. Ей хотелось ворваться в офис
Мистера Хартфорда и узнать входит ли то-то и то-то в ее обязанности
стенографистки.
Но был Бобби, и он был очень близок к карьере. Она знала как это,
быть вынужденными бросить все на финишной прямой. И бедный, беспокойный,
взволнованный мистер Хартфорд; он не хотел сделать ничего плохого, но он
не будут знать, как справиться с такой ситуацией. И еще одна вещь, вещь, о
которой судья очевидно не подозревал - ее проверенная способность
приземляться на лапы.
Поэтому вместо того, чтобы сделать все те вещи, которые ей хотелось
сделать, она застенчиво улыбнулась и сказала:
- Посмотрим.
- Посмотрим друг на друга, - поправил он. - Мы будем часто видеться
друг с другом.
Она снова почувствовала этот влажный взгляд у себя на затылке пока он
уходил, почувствовала его у себя под руками.
У него на столе зажглась лампочка.
- Мистер Хартфорд примет вас сейчас, Судья Блуэтт, - сказала она.
Он ущипнул ее за щеку.
- Ты можешь называть меня Арманд, - прошептал он. - Когда мы одни,
конечно.
Он был там, когда она пришла. Она опоздала - всего на несколько
минут, но они дорого стоили. Они были минутами добавленными к часам
кипящей ненависти, отвращения и страха, через которые она прошла после
жеманного ухода судьи из офиса Хартфорда в то утро.
Она стояла минуту у самого входа в клуб. Он был спокойным -
приглушенный свет, спокойные цвета, тихая музыка, которую играл оркестр из
трех исполнителей. Посетителей было очень мало и только один, которого она
знала. Она заметила седые волосы в углу, противоположном углу с эстрадой
для оркестра за находившемся в тени столиком. Она пошла туда больше
потому, что она знала, что он выберет такое место, чем потому что она
узнала его.
Он встал и отодвинул ей стул.
- Я знал, что вы придете.
"А как бы я могла этого избежать, ты жаба?"
- Конечно я пришла, - сказала она. - Мне жаль, что вам пришлось
подождать.
- Я рад, что вам жаль. Мне пришлось бы заставить вас пожалеть, если
бы это было не так. - Он засмеялся, когда говорил это, и этот смех только
подчеркнул удовольствие, которое он чувствовал при этой мысли. Он провел
тыльной стороной ладони по ее предплечью, оставив новое пятно гусиной
кожи. - Кей. Красивая маленькая Кей, - простонал он. - Я должен сказать
тебе кое-что. Мне действительно пришлось оказать давление на тебя сегодня
утром.
"Не может быть!"
- Да? - спросила она.
- Вы должны были понять это. Ну, я хочу, чтобы вы знали прямо сейчас,
что я ничего этого не имел ввиду - кроме того, что я так одинок. Люди не
понимают, что я не только судья, я еще и мужчина.
"В таком случае я одна из этих людей".
Она улыбнулась ему. Это был очень сложный процесс. Он включил тот
факт, что во время этой убедительной, полной жалости к себе речи его голос
стал подвывать, а черты его лица вытянулись вниз и стали похожи на морду
спаниеля. Она прикрыла глаза, чтобы избавиться от этого образа и получила
такую удивительную копию скорбной собачьей головы над его воротником, что
ей вспомнилась когда-то услышанная фраза:
- Он такой потому, что в детстве его постоянно беспокоил лай матери.
Отсюда улыбка. Он неправильно истолковал ее и взгляд, который ее
сопровождал и снова погладил ее руки. Ее улыбка исчезла, хотя она все еще
показывала зубы.
- Я вот что хочу сказать, - ворковал он, - я просто хочу, чтобы вы
любили меня ради меня самого. Мне жаль, что мне пришлось применить
какое-то давление. Просто я не хотел проиграть. И потом все приемы
дозволены... ну вы знаете.
