Дальше я уже не помню, что было..."
Об этом зверстве вспоминает и ЛЕРКА ЗИБАР, учительница из Юкинаца:
"Я не помню точно, когда это случилось. Думаю, что в конце июля 1941 года,
под вечер. Перед нашей закусочной остановился грузовик, и из него вышли
усташи Янко Кихалич, Стево Крешталица и Пайо Крешталица. Они были пьяны.
Ввалились в закусочную. Через некоторое время Янко Кихалич постучал в дверь
кухни, где я находилась, требуя, чтобы я дала ему горячей воды. На мой
вопрос, зачем ему горячая вода, он ответил: "Вот тут у меня человеческое
сердце, можешь посмотреть". Моя падчерица Вера Зибар - тогда ей было 12 лет
- прибежала на кухню и стала упрашивать меня не разрешать жарить это сердце.
Посетители, присутствовавшие в закусочной в то время, позже рассказывали,
что вместе с сердцем в свертке находились и человеческие глаза, но я их не
видела. Меня охватил ужас, и мы с мужем выпроводили их на улицу, закрыли
закусочную..."
Однако усташи не всех убивали подобным образом. По словам свидетелей, им
надоедало однообразие.
Рассказывает АНДРИЕ ШОЛНЕКОВИЧ:
"Последняя группа осталась в церкви. Я не знаю, сколько их было там, но в
городе ходили разговоры, что несколько сот человек. Церковь была набита
битком. С жертвами расправились в разгар полевых работ, в ночь с 29 на 30
июля 1941 года".
"В то время,- вспоминает АНТЕ ШЕШЕРИН из Глины,- я работал на городской
электростанции. Думаю, что было около 23 часов, когда ко мне подошел Никола
Шафар, в прошлом крестьянин из Кихалаца, торговавший до недавнего времени
железнодорожными шпалами, ставший усташом, который был известен своими
зверствами. Он приказал мне отключить электрическое освещение в городе и не
включать без его разрешения. Я сразу же отключил освещение и спустя
некоторое время вышел из здания, чтобы посмотреть, что происходит на улице.
Мне бросилось в глаза, что фасад церкви время от времени освещается
прожектором. Часа через три вернулся Шафар и велел снова включить освещение
в городе, что я и сделал".
Тем временем в глинской церкви разыгралась трагедия, повторявшаяся и в
последующие дни, которую трудно описать словами, хотя это и пытались сделать
оставшиеся в живых свидетели.
Вот что рассказывает ИВАН ПАЦИЕНТА, портной из Глины:
"... Я жил за церковью. Выглянув вечером из окна, я заметил, что
пространство перед церковью было освещено. Слышны были доносившиеся оттуда
глухие стоны... На следующее утро перед церковью я обнаружил лужи крови..."
Свидетелю МАТО БАКШИЧУ, столяру из Глины, удалось увидеть гораздо больше:
"... Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви,- вспоминает
Мато Бакшич.- Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из
церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились
крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота.
Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли
заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков. Подойдя
снова к окну, я увидел, что эти изверги выносят людей одного за другим из
церкви, сваливая их в кучи. После этого их грузили на машины и увозили.
Некоторых усташи убивали прямо перед церковью. До меня доносились приказы:
- Подыми ему рубашку! Где там у него сердце?
После чего слышался хриплый стон жертвы.
Они бросали несчастных в грузовики - один усташ хватал жертву за ноги,
другой за руки, третий поддерживал посредине - до тех пор, пока не заполняли
их доверху. Мне неизвестно, откуда были эти люди, но потом в городе
говорили, что их пригнали из Вргинмоста или Топуско, чтобы перекрестить из
православной веры в католическую".
Мато Бакшич вспоминает одну подробность за другой:
"Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными
рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не
сдержавшись, моя жена спросила его:
- Что происходит в церкви?
Приостановившись, он коротко бросил в ответ:
- Режем.
- Кого режете?
- Сербов режем. До тех пор, пока не вырежем их всех до одного, нам,
хорватам, спасения не будет.
Тогда и я вмешался в разговор:
- Почему это нам не будет спасения?
На это он только сказал:
- Хватит, я в эмиграции натерпелся".
Свидетельствует ЙОСИПА ШАРИЧ, домохозяйка из Глины. Вот как она вспоминает
ту кровавую ночь:
"В ту ночь, когда происходила расправа, я была в доме усташа Янко Будака,
который в тот день умер естественной смертью. Кроме меня, там были Мара
Клаич и Драга Ликар. Около часа ночи в дом вошли трое усташей в форме, их
одежда и обувь были в крови, в руках у них были окровавленные ножи. Подойдя
к телу умершего, они подняли вверх свои ножи и стали размахивать ими,
повторяя:
- Мы отомстим за твою хорватскую кровь!
В ответ на наш вопрос, почему они в крови, усташи сказали, если мы хотим
знать, чтобы шли с ними. Подойдя вместе с ними к церкви, я увидела груды
умерщвленных людей, вся земля вокруг была залита кровью. В церкви, которая
время от времени освещалась прожектором, я тоже увидела убитых, слышались
крики и стоны людей. Обращаясь к очередной жертве, один усташ спросил:
- Ну, куда тебе всадить нож?"
По свидетельству ДУШАНКИ БРЕКИ из Глины, это убийство совершили усташи из
13-й "сотни смерти". Об этом ей сказал Мича Михалец, который также находился
в Глине, а затем в составе трудового батальона был переведен в Загреб. В
числе тех усташей был и некий Зунац, который в 1943 году был жандармом в
Петрине, а также механик Йосип Буткович из Беловара, который хвастался перед
Душанкой Брекой, как он расправлялся в церкви с людьми, выкалывая некоторым
из них глаза.
В этой бойне участвовало около пятнадцати усташей. Некоторые проявили при
этом особую жестокость.
Проходивший в ту ночь мимо православной церкви ИГНАЦ ХАЛУЗА из Глины
вспоминал:
"Я видел, как Йосип Мисон снимал с жертв одежду и бросал в корзину. Когда я
шел парком, мне навстречу попался человек в гражданском, с засученными
рукавами, руки его были в крови. Он попросил закурить. Я ответил, что у меня
нет сигарет. Тогда он позвал меня в православную церковь. При входе возле
забора я увидел около пятнадцати усташей, которые пили ракию. Из церкви
вдруг раздался голос мальчика:
- Папа, спаси меня!
Детский крик, скорее стон, со слезами повторился несколько раз. В церковь
вошел Йосо Зинич. После этого детского голоса уже больше не было слышно".
О том, что творилось в церкви, лучше всего знают сами усташи. А также
единственный из мучеников, оставшийся в живых,- чудом уцелевший человек,
который не знает, что хуже - умереть или остаться в живых. Ибо после всего,
что произошло, жизнь ему стала казаться сплошным кошмаром.
"... Через несколько минут после того, как нас заперли в церкви, появился
Крешталица, мясник из Глины, а за ним - жандарм Йосо Миленкович. Через час
после того, как они нас переписали, в церковь пришел человек в форме
домобрана, который сказал: "Вы, сербы, еще в 1919 году были приговорены к
смерти, но тогда нам не удалось привести приговор в исполнение, поэтому мы
всех вас уничтожим сейчас".
Так вспоминает о начале кровавой бойни в Глине ЛЮБАН ЕДНАК, крестьянин из
Белиште, единственный человек, уцелевший в ту страшную ночь. Продолжая свое
свидетельство, Еднак говорит:
"Потом пришли еще какие-то усташи. Один из них спросил: кто будет Перо
Милевич? Вперед вышел человек.
- Что тебе известно о партизанах? - спросил усташ.
- Мне ничего не известно,- ответил Перо Милевич.
Тогда к нему подскочили другие усташи, поставили его к стене и стали бить
веревкой до тех пор, пока он не почернел. Затем его, избитого, бросили в
угол церкви. Он потерял сознание. К вечеру пришли усташи, которые сказали,
что нас повезут в Лику на работу, путь далекий, и, если кто-то хочет
запастись хлебом, можно сдать деньги на его покупку. Те, у кого были деньги,
отдали их, и усташи все забрали себе".
И тут началась кровавая бойня. Вот как об этом вспоминает ЛЮБАН ЕДНАК,
заново переживая весь этот ужас:
"Когда уже стемнело, мы вдруг услышали, что к церкви подъехал грузовик.
Как только смолк мотор, в церковь ворвались усташи. Прямо с порога они
приказали:
- Немедленно зажгите свечи, чтобы лучше было видно.
Как только мы это сделали, последовал вопрос:
- Верите ли вы в нашего поглавника и в наше "Независимое Государство
Хорватию"?
- Верим, верим...- ответили почти все, кто громче, кто тише.
И тогда раздались команды: "Лечь! Встать! Лечь! Встать!"
Пока мы послушно выполняли приказы, усташи стреляли из винтовок вверх, как
бы пытаясь попасть в свечи. Из полумрака на нас падала штукатурка, которая
сыпалась с церковных стен от пуль.
Затем усташи приказали нам снять с себя все, кроме нижних рубашек и трусов,
и все свои вещи сложить в углу церкви. После этого нас заставили лечь на
землю. Усташи ходили по нашим телам, как по бревнам, потом они приказали нам
встать и снова стреляли по стенам церкви, ни в кого конкретно не целясь. Они
хотели запугать нас. Затем опять вывели вперед Перо Милевича и вновь стали
расспрашивать его, знает ли он что-либо о партизанах? И когда он снова
ответил, что не знает ничего, один из усташей схватил его, и на виду у всех,
вонзив нож в горло, распорол ему всю грудь. Милевич, не издав ни звука,
замертво рухнул на пол.
На повторный вопрос, кому известно что-либо о партизанах, который на этот
раз сопровождался обещанием отпустить домой того, кто сообщит о них, вперед
вышел человек.
- Говори! - приказали ему.
- Я знаю, что партизаны недалеко от Топуско взорвали телеграфные столбы и
остановили машину с усташами...- сказал человек, надеясь на освобождение.
Но вместо этого усташи приказали ему положить голову на стоявший в церкви
стол, а когда он это сделал, один из усташей перерезал ему горло и приказал
петь. Но из горла брызнул фонтан крови на расстояние в несколько метров, и
петь он не смог. Тогда усташ так ударил его прикладом по голове, что из
черепа потекли мозги.
И тут началась настоящая резня. Убивали всех подряд. Усташи хватали одного
за другим и бросали на стол. Один упирался коленом в грудь жертвы, а другой
перерезал ей горло. При этом они даже не дожидались, пока жертва истечет
кровью или испустит дух. Полуживых людей выволакивали из церкви и бросали в
грузовик.
Уничтожив почти три четверти обреченных, усташи решили отдохнуть. Чтобы
развлечься, они вытащили на середину церкви старика и, весело смеясь,
спросили:
- Ты отдашь нам свою жену, сестру и дочь?
Старик медленно обвел всех по очереди испуганным взглядом, как будто
размышляя о чем-то. Потом ответил:
- Я отдам вам все, что вы хотите, только отпустите меня.
Усташи разразились хохотом. Схватив зажженную свечу, они поднесли ее ко рту
старика. Сначала они сожгли ему усы, затем ресницы и, наконец, выжгли ему
глаза. Крики старика о помощи не остановили их. Наоборот, один из усташей
крикнул другому:
- Чего ты тянешь, прикончи его!
И они вновь принялись убивать, пока нас не осталось пятеро или шестеро.
Затем усташи стали выносить мертвых.
Улучив момент, пока усташи были заняты трупами, я бросился на пол среди
убитых и притворился мертвым. Было страшно, но мне не оставалось ничего
другого. Я притаился среди трупов и не шевелился. Меня охватил еще больший
страх. Вернувшись в церковь, усташи, заметив, что кто-то из убитых еще
шевелится, прикончили его. Один из них подскочил и добил несчастного ударом
ботинка по голове, после чего бедняга скончался. Этот же усташ ударил меня
по голове, но несмотря на нестерпимую боль, я и виду не подал, что живой.
