Один из них, выругавшись матом, в ответ спросил:
- Где партизаны?
И вновь обругал нас матом. Всего их было 15 головорезов.
Один усташ приказал:
- Обайдин, приступаем!
У этого Обайдина за поясом виднелся нож. Нож был в деревянном футляре. Это я
помню, хорошо помню. Лезвие ножа было узким. Он выглядывал из-за пояса.
Обайдин ответил:
- Нет, я сам...
Усташ, который обращался к нему, сказал:
- Значит, ты будешь...
Мы поняли, что Обайдин был палачом. Палачи остались с нами, а остальные
пошли дальше. Сначала стали убивать девушек, выкрикивая:
- Это партизанки, мать их так!
Усташи зарезали четырех девушек. Потом пришел наш черед - женщин и детей. Я
сказала своей одиннадцатилетней дочери, чтобы она спряталась за какой-нибудь
женщиной. Она так и сделала, бедняжка. Меня ударили ножом чуть ниже глаза.
Кровь брызнула мощной струёй. Усташ схватил меня за волосы и стал наносить
удары ножом. Когда моя дочь это увидела, она, бедняжка, запричитала:
- Ой, мамочка моя! - и подбежала ко мне, сжав кулачки. Они схватили ее и
вонзили нож в горло. Ее шейная артерия лопнула, как спресованные волокна
конопли. Она тут же замертво рухнула. Я упала, а усташ бросил ее на меня. Я
оказалась под ней. Вот так... Бедная моя девочка, родненькая моя. Мы, как
цыплята, скачущие взад-вперед, когда им голову отрежут; смотришь на них и
жалость берет - не могут ни жить, ни умереть. Уходя, усташи обыскали нас,
забрав продукты, у кого что было. У меня с собой было немного хлеба и мяса.
Один из них, взяв их, тут же стал резать окровавленным ножом и есть.
После этой бойни осталось несколько человек в живых, хотя мы все были
изранены и изувечены: жена и сын Яна Гушича, Джукан Михайлович и Анджелия
Гушич, Сока Напияло и я".
ДАНИЦА МАМУЛА-ГВОЗДЕНОВИЧ:
"...1 апреля 1942 года усташи отправились на гору Петра. Ночью шел снег, и
всюду было мокро. Бедные дети. Мы разжигали костры и готовили какую-то еду.
Пришли партизаны. Среди них был и мой дядя. Они сказали нам:
- Дайте нам что-нибудь поесть. Из Ключара сюда идут усташи.
Мы сварили макароны и отнесли партизанам. Когда мы вернулись, усташи уже
были тут как тут. Мы не очень боялись, так как вокруг было много народу. Все
знают друг друга. Спрашивают:
- Есть тут партизаны?
Женщины ответили отрицательно. Усташи сказали, что поведут нас к развилке,
ведущей в Присеку, Крсиню и Войнич.
Наши открыли по ним огонь. Один из усташей пошел в том направлении, откуда
стреляли. Он был молод. Вернувшись, сказал:
- Вы говорите, что нет никого, а кто же стрелял в нас?
Мы немного растерялись, а он говорит:
- Ну-ка, постройтесь в колонну по три человека!..
Божо Вуйич попросил у усташа сигарету. Он протянул ему полную ладонь сигарет
и сказал:
- Почему вы не убежали? Тебе не удастся все их выкурить!
Тот же усташ украдкой от других, с глазами, полными слез, отламывал кусочки
хлеба и раздавал их детям, повторяя:
- Убьют вас, почему вы не убежали?
Усташи приказали выйти вперед 12 наиболее сильным мужчинам якобы для того,
чтобы что-то нести. Среди вызвавшихся был и Никола Поляк из села Брда. Их
всех увели. Спустя некоторое время раздались выстрелы и крики. Вскоре к нам
вернулись усташи и сказали, что нас тоже перебьют партизаны, а в
действительности это они расстреляли тех 12 мужчин, которых увели.
Они опять приказали нам построиться по трое. Я вспомнила то, что мне
говорили Драгица Булат и Божо Спачек: когда начнут стрелять, надо броситься
на землю, чтобы пули летели над тобой. Я взяла своего одиннадцатилетнего
брата Милоша за руку и, повалив его на землю, прикрыла своим телом. Мать же
держала семилетнюю сестру Милу. Старшая сестра сидела возле меня.
Раздалась команда:
- Пулеметчики, по местам!
Начали стрелять. Пулемет, стоявший сбоку, был направлен прямо на то место,
где были мать, тетка София Шимулия и тетка Милева Вучинич, и он их сразу же
подкосил. Брат Милош закричал:
- Пусти! Ты меня задушишь!
Он вырвался... и тут же был сражен пулей, которая попала ему в шею. Пуля
задела и меня - скользнула по лбу. Одна девушка из села Брда поднялась и,
увидев мертвой свою мать, забилась в истерике. Усташ прицелился и выстрелил
в нее. Меня ранило в плечо и руку. Потом усташи забросали нас гранатами,
вследствие чего я получила семь ран в области бедра.
Когда усташи ушли, многие зашевелились. В это время они снова вернулись.
Сынишка Милана Цвияновича Йовица встал на ноги (Милан был в партизанах).
Мальчику было полтора года, и он остался в живых. Он просил грудь у матери,
которая лежала рядом мертвая.
Усташи заметили его, но не убили.
Когда они наконец ушли, раненые попытались подняться. Я увидела мертвую
женщину, державшую в объятиях мертвую дочь Милеву. Эта страшная картина и
сейчас стоит у меня перед глазами. Старшая сестра Стана была тяжело ранена.
Я хотела увести ее оттуда. Она вырвала свою руку и тут же умерла. У младшего
брата Милоша было прострелено горло.
Восемнадцатилетний юноша Бранко Поляк поднялся, держа обеими руками свои
кишки. Его отец и мать были тяжело ранены. Мать приблизилась к нему, рыдая.
Он прошел несколько метров и упал замертво.
Только Нино Маджерчичу удалось бежать. Я видела, как он шагал в колонне в
военной форме без фуражки. Он нес коровью ногу. Его на ходу били прикладом.
А он продолжал идти, не бросая эту ногу. Вдруг он бросился наутек. Все
повернулись в его сторону, открыли стрельбу. Он упал на землю. И снова
побежал. Бежал тогда, когда бежали и усташи. Другие усташи не могли стрелять
из опасения убить своих. Нино убежал, не получив даже ранения".
НИКОЛА БИЗИЧ:
"Время от времени входили, ругаясь матом, усташи, каждый раз по двое, но нас
больше не били. Это убеждало нас, что Муйич говорил правду. Отправка в
Германию все же не самое худшее. К тому же все мы начали верить в то, что
нас действительно подвели те, кто перерезал проволоку. В беде человеку
трудно рассуждать разумно. Вдруг к зданию подкатили грузовики. Усташи
вызвали человек 10 или 20, меня в том числе, и перевели в другое помещение.
Там нас связали по двое, а затем протянули через связанные руки проволоку,
соединив всех вместе, вывели на улицу и затолкали в грузовик, где уже
находились какие-то люди. До грузовика нас вели через плотный строй усташей,
которые осыпали нас ругательствами, но на этот раз не избили. Выехали мы
ночью, но нам удалось установить, что везут нас по шоссе, ведущему к
Карловацу. Ехали мы недолго. Грузовик внезапно остановился. Нас вытолкнули
из грузовика и опять повели сквозь строй усташей. Обе связки людей погнали к
речушке в направлении Лоскуне. Мы хорошо знали эти места и поняли, что
находимся недалеко от Ивановича и Божича. Не успели мы отойти от шоссе, как
нас стали молча избивать прикладами. Недалеко виднелись четыре дома, но ни в
одном из них не горел свет. Подойдя поближе к речке, мы услышали
доносившиеся изо рва на противоположном ее берегу стоны, крики вперемешку с
матерной бранью. Только теперь мы поняли, куда нас ведут. Тем более, что
усташи принялись безжалостно бить нас прикладами, дубинами, ружейными
стволами, сопровождая побои криками и бранью, так что мы больше не слышали
стонов изо рва, вообще ничего не слышали. Мы уже брели по воде, когда при
свете карманного фонарика я заметил, что все идут без головных уборов,
головы у многих окровавлены. Я знал, что впереди в группе связанных людей
идут Перо Кресоевич и его сын. Впереди меня шел также Михаиле Симич, а я и
еще один человек оказались в середине. Через речку был переброшен деревянный
мостик. Здесь было неглубоко. Усташи шли через мостик. Один из них держал
веревку, которая была привязана к проволоке, связывавшей узников,
переходивших речку вброд. Вода освежила меня, я полностью пришел в сознание.
Во мне крепла решимость бежать. Я попытался высвободить руки. Если бы это
удалось, я бы нырнул в воду в темноте и поплыл бы вниз по течению. Может
быть, и удалось бы убежать. А может быть, и нет. Кто его знает. Но прежде
чем я сумел развязать руки, мы уже были на другом берегу реки. Он оказался
пологим. Вдруг раздалась команда: "Ложись! Животом вниз, носом в землю!"
Падая, я шепнул товарищу, с которым был связан, чтобы он помог мне
избавиться от проволоки. Кажется, он думал о том же. Мы быстро стали
высвобождать руки. Вскоре мы уже могли вытащить их, когда захотим, хотя
внешне они казались связанными. Теперь мы были совсем рядом с ямой и,
несмотря на крики и побои, хорошо слышали плач, стоны и брань, а также тупые
удары молотков по головам людей. Ружейных выстрелов не было слышно. Усташи
добивали у края ямы ту группу людей, что шла впереди нас. Мы лежали на земле
и ждали своей очереди. Мой мозг четко работал. Товарищ, который был связан
вместе со мной, ущипнул меня за руку, как бы спрашивая, не пора ли. Но как
только мы попытались поднять голову, усташи тут же оглушили нас ударами
прикладов по головам:
- Не двигаться, мать твою...
Я снова плюхнулся носом в землю. Вдруг десять усташей в один голос заорали
над нами:
- Встать и вперед!
Мы тут же поднялись и двинулись вперед под градом ударов. Вдруг слышу,
идущий впереди меня Михайло Симич говорит:
- Господа, не бейте нас, ведь мы не сможем работать.
В тот же миг один из усташей направил на него луч фонарика, а другой, ударив
что было силы киркой по лицу, отрубил ему нижнюю челюсть. Он застонал и упал
навзничь, потянув за собой проволоку, которая, соскользнув с моих рук и рук
соседа, высвободила нас, после чего мы оба, как в бреду, кинулись прочь и
скрылись в темноте. Я больше ничего не помню: не помню, ни куда я бежал, не
знаю, что произошло с моим напарником. Слышал только, что сразу же поднялся
крик, шум, началась стрельба из ружей. В конце концов я выбился из сил и
упал на землю. Сколько и где я пролежал, потеряв сознание, неизвестно, но
когда я пришел в себя, выстрелов больше не было слышно, только откуда-то
доносился гул мотора грузовика. Я сидел и думал, не сон ли это. Ущипнув себя
за ногу и почувствовав боль, я понял, что жив. Нет, я не могу передать
словами то, что я пережил в действительности, в голове у меня все как в
тумане. Позже я узнал, что еще несколько человек попытались бежать, но их
настигли пули. Потом их тела обнаружили в кустарнике. Больше всего мне жаль,
что я единственный живой свидетель, вырвавшийся из этого ада. Как вам
известно, с тех пор прошло семь месяцев, а я еще не пришел в себя и не знаю,
приду ли вообще. Спать я не могу и мне часто кажется, что я схожу с ума".
В отчете о страшных преступлениях, совершенных усташами в Боснии и
Герцеговине, который направил Светозару Вукмановичу УГЛЕША ДАНИЛОВИЧ,
говорится следующее:
"...Усташи в районе Берковица бросали детей в кипяток и заставляли матерей
есть их, а потом их убивали. Насиловали женщин и девушек и т. д. Люди
говорили, что умереть от пули считалось счастьем..."
РАДЕ КЕВИЧ:
"Только в нескольких селах и хуторах нынешней общины Баня-Лука усташи Анте
Павелича, Андрия Артуковича и стожерника города Баня-Лука Виктора Гутича
расстреляли и вырезали в начале февраля 1942 года более 2 тыс. мужчин,
женщин и детей сербской национальности.
Это тяжкое преступление было совершено 4-8 февраля как раз во время больших
снежных заносов, достигавших двух метров, поэтому большинство жителей
предпочитало оставаться дома. Самая крупная бойня была учинена в те дни в
селе Пискавца, на хуторах Милошевича, Кевича, Шутиловича, в селах Мотика,
Дракулич и Шарговац. В трех последних селах операция отличалась
продуманностью всех деталей, так как была спланирована заранее. В них
