- Успокойся, Маша. Я думаю спорить не будем. Причинить неприятность тебе не
хотел. Ну-ка слезы утри... Мы военные люди. Ничего не попишешь. Таков наш
удел...
Через два часа Кузнецов, скрипя начищенными сапогами, вошЛл в полупустую
квартиру.
Маша связывала вместе два объЛмистых мешка. ЗавЛрнутый в одеяло ребЛнок, пищал,
лЛжа на тумбочке.
- Маша, Светка кричит в одеяле.
- Увязал чемоданы?
- Ага... вещей - не бог весть...
Маша взяла ребЛнка на руки, вздохнула:
- Стол, кроить за бесценок соседям отдали...
- Бог с ними, - лейтенант посмотрел на часы, кивнул, - а теперь умещаемся в
краткое ЕСТЬ! Быстро, Маша!
Он достал из портфеля блестящий футляр ЕСТЬ! ВдвоЛм они быстро запихнули в него
чемоданы, мешки, сетку с кастрюлями, резной сундучок, Светку, котЛнка и влезли
сами. Лейтенант запер ЕСТЬ! изнутри.
Через полчаса скорый поезд, гружЛнный глухо позвякивающими ЕСТЬ!, мчал их в
заснеженную Игарку.
ИЗ ВЕЧЕРНЕЙ
Среди заводов и лесов гудков и вьюги перекличка. От Киевского в ноль часов
отходит электричка.
Просторен, полупуст вагон. Застывшая немая сцена. Вплывает в пригородный сон,
закончив труд, вторая смена. У заметЛнного окна, откинув с плеч платок пуховый,
склонилась девушка одна над книжкою, давно не новой.
Сосед возьми да подсмотри, что книга та - учебник школьный...
А ей, поди, уж двадцать три. И стало его сердцу больно:
- Так, значит, и тебе пришлось узнать военных лет печали?
Квадраты света мчались вкось. Вагон причалил, вновь отчалил.
Людей сближает скорость, ночь, метель, мелькающие дачи.
Спросил он:
- Можно вам помочь решить по физике задачу?
- Нет, что вы, я решу сама, - она в ответ сказала просто.
И стала вдруг теплей зима, и люди словно выше ростом.
Поезд начал тормозить. Сосед приподнялся, вздохнул:
- Ну, что ж, до свидания. Желаю вам успеха в учЛбе.
- Спасибо, - улыбнулась девушка. Голова еЛ медленно тянулась к потолку. Поезд
остановился.
Сосед сошЛл на занесЛнную снегом платформу, сунул руки в карманы.
Несмотря на двадцатиградусный мороз, от лежащего вокруг снега шЛл пар, с косой
крыши над кассой текли проворные ручьи.
Мимо прошЛл человек, остановился позади кассы, расстегнул штаны и стал смывать
жЛлтой струЛй снег с крыши.
Сосед осторожно пробрался меж его ногами и заспешил на автобус.
МОРЯЧКА
- Войдите! - капитан милиции поднял голову.
Дверь отворилась и в кабинет вошла невысокая девушка.
В руке она держала хозяйственную сумку.
- Здравствуйте, - робко проговорила девушка, подходя к столу капитана.
- Здравствуйте, - он отложил в сторону ручку и вопросительно посмотрел на неЛ.
- Меня к вам из восьмого кабинета направили. Я сначала туда зашла. А там
сказали, что нужно и пятнадцатый.
- Так, - капитан сцепил замком руки, - а вы, собственно, по какому делу.
- Я... девушка замялась.
- Да вы садитесь, - капитан кивнул на стул.
Девушка села, поставила сумку на колени:
- Понимаете, товарищ милицанер, я живу, то есть мы с мамой живЛм на Малой
Колхозной.
- Так.
- И, вообще... Я даже нс знаю, как рассказать...
- Вы нс волнуйтесь. Расскажите все по порядку.
Девушка вздохнула:
- В общем, этим летом у нас с мамой комнату снимал один лейтенант. Моряк. Он по
каким-то делам приезжал, в командировку, а в гостинице жить не захотел. Крысы и
клопы, говорит, там.
- Так. И что же?
- Ну вот. Жил месяц. Платил исправно. ВесЛлый такой. Аккуратный Три риза со мной
на танцы ходил. В кино тоже. С мамой разговаривал. А когда уезжать надумал, то
стал со мною говорить, - девушка потупилась, - разрешите, - говорит, - вам на
память своЛ сердце подарить.
- Так.
- И когда я плавать буду, - говорит, - где-то в дальней стороне, хоть разочек,
хоть немного погрустите обо мне. Ну, я ответила шутливо, - девушка наклонила
голову, - что приятна эта речь, но такой большой подарок неизвестно где беречь.
И к тому ж, товарищ милый, - говорю, - разрешите доложить, чтобы девушка
грустила - это надо заслужить.
- Так. Ну и что - уехал он? - капитан с интересом смотрел на неЛ.
- Уехать-то уехал, но вот, - девушка достала из сумки банку, обтянутую чулком, -
вот это, товарищ милицанер, я нашла у себя в тумбочке.
Она стянула с банки чулок и поставила еЛ перед капитаном.
В плотно укупореной банке лежало сердце. Оно ритмично сокращалось.
Капитан поскрЛб подбородок:
- Это что, он оставил?
- Да.
- Значит, это его сердце?
- Конечно! А то чьЛ же...
- А почему... почему вы к нам пришли?
- А к кому ж мне идти-то? - удивлЛнно подняла брови девушка, - на фабрике
слушать не хотят, говорят - не их дело, в Поссовете тоже. Куда ж идти-то?
Капитан задумался, глядя на банку.
Девушка скомкала чулок и убрала в сумку.
- Ладно, - он приподнялся, - оставьте, пока. В понедельник зайдЛте.
Девушка встала и пошла к двери.
- Слушайте, а когда уезжал, он говорил что-нибудь? - окликнул еЛ капитан.
Девушка подумала, пожала плечами:
- Он обиделся, наверно. Попрощался кое-как. Шутки девичьей не понял недогадливый
моряк. И напрасно почтальона я встречаю у ворот. Ничего моряк не пишет. Даже
адреса не шлЛт.
Она поправила косынку:
- Мне и горько и досадно. И тоска меня взяла, товарищ милицанер, что не так ему
сказала, что неласкова была. А ещЛ досадней, - она опустила голову, - что на
людях и в дому все зовут меня морячкой, неизвестно почему...
Капитан понимающе кивнул, подошЛл к ней:
- Да вы не обращайте внимания. Пусть зовут. А с вашим делом разберЛмся. Идите.
Девушка вышла.
Капитан вернулся к столу, взял и руки банку. Изнутри стекло покрывала испарина.
Пробка была залита воском.
Он вынул из стола складной нож, раскрыл и лезвием поддел пробку.
Она поддалась.
Из банки пахнуло чем-то непонятным. Капитан вытряхнул сердце на ладонь. Оно было
тЛплым и влажным. На его упругой лиловой поверхности, пронизанной розовыми и
синими сосудами был вытатуирован аккуратный якорь.
НОЧНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Совещание инженеров в управленье застал рассвет. Гаснут лампы, и сумрак серый
входит медленно в кабинет.
- Я смотрю в знакомые лица, - улыбаясь, прошептал председатель горисполкома на
ухо секретарю обкома, - удивительно, Петрович, как могли за одним столом
уместиться столько строек моей земли!
Секретарь обкома ответно улыбнулся.
- Волхов, первенец гидростанций, открывавший пути весне, - продолжал
председатель горисполкома, - молодым навсегда остался и творец - старичок в
пенсне.
- Этим взглядом, прямым и пылким, смог он будущее постичь, - ответил вполголоса
секретарь, - эту руку в узлах и жилках пожимал Владимир Ильич.
- А вон сидят над проектом трое. Это ими возведены Чиркикстрой и два
Днепростроя...
- До войны и после войны?
- Ага. Вон питомцы гвардейской славы - по осанке ты их узнай. Наводившие
переправы через Вислу, Одер, Дунай.
Секретарь обкома посмотрел, вздохнул:
- Крутоплечи, тверды, что камень. На подошвах сапог - земля. С отложными
воротничками перешитые кителя...
- А рядом с ними - геолог упрямый, несговорчивый человек.
- Я знаю, краткой сталинской телеграммой окрылЛнный на весь свой век.
- Собрались сюда эти люди, значит, в срок иль быстрей, чем в срок, город
встанет, плотина будет, море вспенится, хлынет ток...
Инженеры великой стройки сквозь табачный сухой туман видят в окнах, как на
востоке поднял солнце портальный кран.
Снизу крановщику махал рваной рукавицей монтажник:
- Вира, вира помалу...
Солнце выбралось из портовых построек и повисло, раскачиваясь на стальном тросе.
- Вируй, вируй... - слышалось снизу.
Крановщик торопливо закуривал, отпустив рычаги.
- Вируй, пизда глухая! Чего стал!
Крановщик швырнул спичку за окошко, взялся за рычаги.
Солнце стало медленно подниматься.
ТЕПЛО
Лейтенант снял рукавицы, вынул из планшета потЛртую тетрадь с лохматыми краями
и, раскрыв еЛ, записал огрызком карандаша:
28.1.42. Погода не сыра и не простудна. Она, как жизнь, вошла и в кровь и в
плоть. Стоял такой мороз, что было трудно штыком буханку хлеба расколоть.
Кто был на фронте, тот видал не раз, как следом за трассирующим блеском в
знобящей мгле, над мрачным перелеском летел щегол, от счастья пучеглаз. Что
нужно птице, пуле вслед летящей? Тепла на миг? Ей нужен прочный кров.
Лейтенант задумался, смахнул со страницы налетевший снег и приписал:
А мне довольно пары тЛплых слов, чтобы согреться в стуже леденящей.
Он захлопнул хрустнувшую тетрадь, убрал в припорошЛнный планшет.
Руки успели замЛрзнуть и слушались плохо.
Лейтенант спрятал карандаш в карман, подул на окоченевшие пальцы и сунул правую
руку за отворот полушубка. Он долго искал что-то у себя за пазухой, нагибаясь,
склоняя голову и морщась. Потом вытащил руку, поднЛс к лицу и медленно разжал
пальцы.
На загрубевшей, грязной ладони лежали два красных слова: ЛЕНИН и СТАЛИН.
ЛЕНИН было написано тонкой прописью, СТАЛИН лепилось из крепких, в меру широких
букв.
От слов шЛл пар.
Лейтенант осторожно стряхнул ЛЕНИН на левую ладонь, сложил руки горстью и ещЛ
ближе поднЛс к обмороженному лицу.
Снег - мелкий и частый продолжал идти.
Над головой лейтенанта пролетел шальной снаряд и сухо разорвался за окопами.
ОСЕНЬ
- Кончен с августом расчЛт, товарищ комдив, - отрапортовал капитан.
Генерал кивнул, захлопнул планшет и болезненно сощурился на моросящее небо:
- Да... дожди не ждут указок.
Двинулись вдоль отдыхающих солдат. Завидя комдива, они вставали, вытягиваясь,
отдавали честь.
- Посмотрите, товарищ комдив, - серая вода течЛт струйками с зелЛных касок.
Генерал качнул головой.
Спустились в окоп, подошли к блиндажу.
Из двери выскочил молодой сержант, вытянувшись, собрался было рапортовать, но
генерал устало махнул:
- Вольно. От дождя звенит в ушах.
- А мы его не замечаем, товарищ комдив, - осмелев, улыбнулся солдат, и,
подтянувшись, добавил: - разрешите доложить! Осень с нами в блиндажах греется
горячим чаем!
- Осень?
- Так точно.
- В блиндаже?
- Так точно.
- Любопытно...
Генерал вошЛл внутрь блиндажа, махнул вскочившим солдатам:
- Вольно. Отдыхайте.
Солдаты робко сели. Посреди широкой колоды чадила портяночным фитилЛм сплющенная
гильза. Солдаты с дымящимися кружками в руках сидели вокруг колоды. Осень
примостилась в углу. На ней было длинное грязное пальто, огромные не по размеру
сапоги и соломенная шляпка с облупившимися деревянными вишнями на полях. Возле
серых губ она держала кружку.
- Давно в расположении дивизии?
- С августа, с конца, товарищ комдив, - шепнул сержант, - под Смоленском
подобрали. Наверно из окружения. Она, товарищ комдив, ничего не говорит
почему-то.
- Тааак. Интересно. Вас как зовут? - повернулся он к Осени.
Осень молчала.
- Вы что - глухая?
Осень молчала.
- Документы есть? Имя? Фамилия? В каких войсках? Кем? Медсестрой? Радисткой?
Зенитчицей?
Осень молчала, глядя на него большими грустными глазами
Осень расстреляли на следующее утро.
Дождь перестал. Ночью подморозило.
Четверо смершевцев дали залп. Босая Осень повалилась на дно воронки, от
соломенной шляпки отлетел кусок вишни. Смершевцы забросали Осень валежником.
Через час пошЛл первый снег.
ПИСЬМО
Нюра торопливо распечатала письмо и стала читать неровные, напол-зающие друг на
дружку строчки: "Здравствуй, Нюра. Я всЛ думал и думал и наконец решил тебе
написать. Может ты посмеЛшься надо мной - не знаю. Но я всЛ-таки решился. Нюра!
Мы с тобою не дружили, не встречались по весне. Но всЛ равно глаза твои большие
не дают покоя мне. Я думал, что позабуду, как-нибудь обойду их стороной. Но они
везде и всюду всЛ стоят и стоят передо мной. Словно мне без их привета в жизни
горек буквально каждый час. Словно мне дороги прямо нету на земле без этих глаз.
Без твоих, Нюра, глаз. Может ты сама не рада, но должна же ты понять. С этим,
Нюра, что-то делать надо. Надо что-то предпринять. Очень прошу тебя ответить.
Жду ответа. Виктор."
Она прочла письмо ещЛ раз, швырнула на стол, вскочила и закружилась по комнате:
- Любит! Любит! Любит!
Широкая юбка Нюры поднялась коричневым кругом, задела стоящее на столе зеркало.
Оно громко упало на пол, но не разбилось.
- Ну вот. Никуда не годится, - раскрасневшаяся Нюра подхватила зеркало, -
