Руссия и сейчас великая! Считаются!Я знаю!
- Может, при вас считаются!.. - встрял Генка в разговор. - А при нас нет!..
- Юмор! - оценил Френсис и снова обратил свои близорукие наивные глаза на
могучего Платона. - Если жизнь наладится... к вам снова придут с поклоном
другие э... республики. - Он. кажется, уже и по-русски возле русских стал
говорить связнее. - Разве нет? Значит, надо налаживать жизень. У вас... у
вас талантливые ученые... докторы... зачем попадать... падать в отчаяние?!
- Нет, нет, мы погибли!.. - не соглашался Платон. - Это обсуждать
бесполезно.
- Ночь наступила, ночь... - у Генки веки полузакрыли глаза, рот по-детски
превратился в гузку. Еще не дай бог уснет тут. - При белом месяце... так
хорошо повеситься...
- Налил бы еще, узурпатор!.. - взвизгнул Павел Иванович.
- Болше жена не дает, - тихо и внято ответил Френсис, оглядываясь, чтобы
гостям было понятней. - Тогда я не понимаю, я плыль на лодке - смотрю...
Why?.. Почему ви бросаете с берега в речку кровать... старое ведро,
самовар... даже трактор... это же ваша речка, ваша ваша маленькая Руссия.
- Вода все унесет!.. - махнул рукой Платон. - Скажи, моряк!
Но моряк молчал, приоткрыв рот со стальными зубами и злобно уставясь на
хозяина, который более не хотел угощать русских.
- Все унесет река времен... - вздохнул, окончательно зажмуриваясь и
устраиваясь подремать на стуле, Генка.
- Не унесет!.. - печально отвечал Френсис. - Я здиес уже полгода? Не
унесло. Ви включаете электричество в баниях... пилите циркуляркой...
трансформатор три раза горель. Как можно. Видиротесь... ножиками...
веслами... я даже видел - баграми... за чем?!
- Зачем?! А потому что душа гор-рит!.. - зашипел Павел Иванович. - Хер ли
тут изображашь?! Сами нашу Расею любимую погуби ли!.. через евреев скупили,
а сейчас...
Платон больно прижал локоть Павла к столу - человечек, затрепетав, умолк.
- Я понимаю, - терпеливо продолжал Френсис. - Понимаю. Но когда родина
болна... помогайть надо, а не толкать дальше в пропасть. - Он понизил
голос. - Говорят, у вас своих лючших крестьян опять жгут?.. Рас... как
это?.. раскулач...
- Раскулачивают?.. - помог Платон и добродушно ухмыльнулся на редкость
здоровыми, белыми зубами. - Да не-е!.. Это уж по пьянке... было раз иль
два... из зависти... примерно так... - И толкнул Генку в бок. - В Щетинино?
На центральной ферме?
Генка открыл белесые, словно замазанные сметаной, глаза.
- А х.. ли?.. Дружки начальников, по блату всего себе нахватали...
- Это наши деньги! - завизжал Павел Иванович. - Прихватизировали даже
пристани на Енисее... золотые рудники...
- Но разве можно жечь?.. - изумился, всплескивая руками, иностранец.
- Лесу много... - охотно заговорил Платон. - С самолета смотрел на Сибирь?
Тайга до Японии. Но, конечно, лучше не жечь.
Вам-то в Англии хорошо - из камня все. А у нас и церкви деревянные... - Но
более не дождавшись от хозяина каких либо слов,
Платон помолчал, закрыл рот, тяжело поднялся и вздернул за шкирку поэта и
бывшего капитана. - Ну, сказали спасибо и пошли? А то еще испугается, решит
- алкоголики и не пригласит больше никогда!
- Почему?! - удивился нехотя Френсис. - Заходите. Интересно было
поговорить.
- Вы слышали?! - спросил Платон у своих спутников, не вы пуская их из
темных широких лап. - Приглашает! Пожалуй, и зайдем. Может, Федя еще научит
нас снова труд любить, поверить в жизнь...
Павел Иванович вдруг припал к Платону и зарыдал, как ребенок. Тот, отчески
обняв его за плечи, повел в сторону выходной двери - в ночь, в метель.
Генка "Есенин", окончательно проснувшись, обернулся к хозяину - стоял,
моргая, пытаясь, видимо, придумать срочно что-нибудь остроумное, но не
смог. Только как можно более гордо и таинственно ухмыльнулся и, чтобы не
сверзиться, затопал боком с крыльца вниз, на смутный снег...
Проследив из сеней, что гости, наконец, ушли за ворота,
Френсис повернул рычаг, и калитка заперлась. Френсис потянул за кольцо с
проволокой - в дальнем углу поместья открылась дверца конуры, и позванивая
цепью, потягиваясь, вышел во двор для несения службы пес Фальстаф.
Френсис распахнул форточки в столовой, принялся мыть с мылом стаканы, когда
зашла жена. Морщась, она укоризненно сказала:
- Зачем, зачем ты их еще раз пригласил?!
Муж вздохнул и развел руками.
- О, интеллигенция!.. - принялась ходить-бегать по комнате Элли. - Напоил
раз - и выгони к черту! Эту пошлость выслушивать ... они же привыкнут...
Думаешь, благодарностью отплатят? Заборы твои не будут осквернять? И зачем
про пожары спрашивал? Могут удивиться, запомнить и еще начнут изображать
верных сторожей...
- No! У них нет памяти.
- Они хитрее, чем ты думаешь...
Френсис, жалобно скривившись, протирал голубеньким платком очки.
3.
Конечно, не миновало и недели - они снова заявились ввечеру, эти три
бездельника. Как раз вызвездило, грянул ранний сибирский мороз, да не 5-7
градусов, а все 20 (такое случается в урочищах Предсаянья), и скрип от
шагов на снегу далеко разносился. Впрочем, уже и в среду, и в четверг за
воротами кто-то переминался и курил (пес во дворе пару раз рявкнул), но в
звонок не позвонили. Может быть, испугались гнева хозяйки, которая строчила
на электрической пишущей машинке? Повздыхав, условились выждать еще
немного, чтобы получился хоть небольшой, но круглый срок? И вот именно
опять в субботу - только хотел было Френсис после бани размягченно
послушать музыку и испить подогретого красного вина - задребезжал звонок.
- О!.. - только и выдохнула хозяйка. - О!.. Может быть, сделать вид, что
спать легли?
- Свет горит, - пробормотал хозяин.
- Ну, иди, иди. Встречай дорогих гостей.
С виноватым видом, накинув куртку с башлыком, привычно согнувшись из-за
высокого своего роста, Френсис спустился по винтовой лестнице в сени. Рычаг
щелкнул - калитка вдали распахнулась.
Три сизые тени, убедившись, что красноязыкий Фальстаф точно в конуре,
медленно ступили во двор и, поднимая колени, как бы стараясь меньше шуметь,
закрыли за собой калитку.
Френсис высился на крыльце, улыбаясь, как истинный джентльмен, который рад
новым своим друзьям:
- Проходите! - Кажется, он уже лучше говорил по-русски, что тут же отметил
умный Платон. Френсис употребил местное слово. - Зазимок выпал, холодно.
- Зазимок - это верно, это по нашему! А вот и по нашему ма ленький тебе
презент... - Пузатый дед, сбросив незастегнутый вонючий полушубок на пол у
холодных дверей, сопя, выдернул из-за спины ( из-под ремня?) шкалик
"Российской". - Убери куда-нибудь... пригодится - зима долгая... А мы
хотели сегодня по трезвому о жизни поговорить.
Изумленный хозяин, не зная, что и ответить, машинально провел их в
столовую. Убрал в шкаф дареную чекушку и, вопросительно глянув на сельчан,
все же достал тяжелую бутыль виски.
- Но, нo!.. - замахал Платон свилеватыми от трудовых усилий прежней жизни
руками. И даже Генка "Есенин", на этот раз тщательно побритый, с порезом на
щеке, залопотал своими пельменями невнятно под нос нечто шутливое, вроде
того, что "в стране подъяремной всему свой срок, даже если он тюремный..."
Только Павел Иванович замкнуто и отчужденно молчал - он был в белой, почти
чистой рубашке, наглухо застегнутой у самого горла, под острым кадычком.
Наступило неловкое молчание. Гости сидели все за той же клеенкой, на
которой нарисованы русские ромашки и незабудки.
Френсис, не понимая, чего сегодня хотят от него сельчане, растерянно
предложил:
- Может, сoffеe?..
- Кофе? Можно, - пробурчал Платон и, зашуршав клочком газеты, свернул и,
ткнув ее куда-то себе в бороду, закурил густо воняющую самосадом "козью
ножку". И неожиданно спросил. - А сын у тебя что, не учится? Наши-то
ребятишки в Малинино ездят...
Френсис у плиты замер.
- Сын дома занимается, - почему-то насторожившись, сухо ответил он. - Жена
- бившая учительница, проверяет.
- А потом экстерном сдаст? Стало быть, умный мальчуган? Как зовут-то?
- Ник. Можно - Николай.
- Николай - это хорошо. Николай - сиди дома, не гуляй. А сама твоя Эля...
не хочет у нас преподавать? Или ты ее и так прокормишь?
- Она работает, переводит, - объяснил Френсис и, обернувшись, более
внимательно всмотрелся в лица сельчан. Что у них на уме? К чему эти
вопросы? Просто ли праздные они, из приличия, или здесь некий смысл? - Она
же хорошё знает русский... то-есть, английский... - англичанин засмеялся и,
изобразив сокрушенный вид, махнул длинной рукой. - Конечно, с английского
на русский! Всякие статьи... Немного, но платят.
- А вот на днях... - включился в разговор местный острослов и поэт. - На
днях мы тут по делу ехали... на трелевочном тракторе... Между прочим, слава
рабочим, мы могли бы и в Малинино вашего паренька возить!.. - Невнятно,
перескакивая с пятого на десятое, Генка рассказал, как он ехал с товарищами
и услышал - в доме Френсиса пела под гитару женщина. И пела так звонко,
хорошо. Не подумаешь, что иностранка. - В гостях кто был или уже
супруженция научилась?
Френсис широко улыбнулся, но на душе у него стало неприятно. Он прекрасно
понял - никакого трактора не было, да и кто этого Генку-дурня на трактор
посадит. И невозможно услышать с грохочущего трактора тихое пение
женщины... Значит, стояли под забором, подслушивали. Что им надо?
- Она когда поет - лючше говорит слова, - медленно ответил Френсис. - А
просто говорить пока не... Только писаный тэкст.
- Ясно, - заключил Платон.
Павел Иванович сидел, подавшись вперед и не отрывая от растерявшегося
неведомо почему хозяина синих, враждебных глаз.
- Тогда примерно такой вопрос... - Толстяк вдавил окурок с буковками в
тарелку, машинально поданную ему Френсисом. Ощерил зубы, совсем как
американец, и снова сомкнул полные коричневые губы в черной бородище. - Вот
ты спрашивал, почему мы, русские, пьем. А как не пить, милый человек?.. У
Павла Иваныча, - он кивнул на немедленно задрожавшего от человеческого
внимания друга, - у бывшего героя наших таежных рек в городе сын погиб...
одни девки в семье остались...
- Трамваем в городе зарезало, - пояснил Генка. - Шел трамвай девятый
номер... под площадкой кто-то помер... тянут, тянут мертвеца - ни начала,
ни конца...
Платон подождал, пока Генка закончит свой рифмованный комментарий, и
продолжил:
- А у Генки... вообще детей нету...
- А я с ней живу... - охотно пояснил Генка. - С Танькой.
Хоть пилит меня уж двенадцать лет... - И сдвинув кверху пухлые губы, он
по-мальчишески шмыгнул носом. - Но как без деток? Я бы, может, не пил...
может, меня бы в союз писателей приняли... я бы сына учил - не стихам,
конечно! Охотиться, хариуса дергать...
Эх, душа горит. Но нет, нет!.. - под тяжелым взглядом Платон Генка сложил
ручки лодочкой на мошне. - Только кофий. И чмокая, три мужыка пили минут
пять с отвращением черный густой напиток. "Зачем они резину тянут? - вконец
обеспокоился хозяин. - Если дать виски, может, все-таки выпьют? А выпьют -
скорее раскроются?"
- А я устал сегодня, - вздохнул Френсис. - Засандалю для сугрева... так
по-русски? Правда, один не пью... но что делать? Вы-то не поддержите...
- Н-ну, - Платон шевельнул брюхом и незаметно - как ему казалось - ткнул
локтем в бок бывшего капитана. - Если только за компанию...
И словно утренний розовый свет в сосновой роще лег на лица сельчан - они,
вытянувшись, радостно-внимательно смотрели, как хозяин отвинчивает
хрустнувший колпачок с иностранной бутыли, выставляет стаканы, режет лимон
на тарелочке.
- А ваша страна неплохая, - буркнул Павел Иванович, желая, видимо,
продемонстрировать, наконец, более дружественное отношение.- Флот у вас
всегда был большой. Но почему в НАТО? Присоединились бы к нам.
- Но мы, в общем, присоединялись уже, - отвечал Френсис.- Гитлера вместе
били?
- Не приставай к человеку, - остановил Павла Платон. - Он что, Черчилль? А
ты Сталин?
- Эх, калина-ма'лина... хер большой у Сталина... - потирая ладошки,
