Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Проза - Солженицын А. Весь текст 3392.87 Kb

Архипелаг ГУЛАГ (весь)

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3  4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 290
перед клочком бумаги с печатью?
   -- У вас... -- веско спросил  он,  --  есть  друг  на  Первом  Украинском
фронте?
   -- Нельзя!.. Вы не имеете права! -- закричали  на  полковника  капитан  и
майор контр-разведки. Испуганно сжалась свита штабных в углу, как  бы  боясь
разделить неслыханную опрометчивость комбрига (а политотдельцы -- и готовясь
дать на комбрига [материал]). Но с меня уже было довольно:  я  сразу  понял,
что я арестован за переписку с моим  школьным  другом,  и  понял,  по  каким
линиям ждать мне опасности.
   И хоть на этом мог бы остановиться  Захар  Георгиевич  Травкин!  Но  нет!
Продолжая очищаться и распрямляться перед самим  собою,  он  поднялся  из-за
стола (он никогда не вставал навстречу мне  в  той  прежней  жизни!),  через
чумную черту протянул мне руку (вольному, он никогда её мне не  протягивал!)
и, с отеплённостью всегда сурового лица сказал бесстрашно, раздельно:
   -- Желаю вам -- счастья -- капитан!
   Я не только не был уже капитаном, но я был разоблаченный враг народа (ибо
у нас всякий арестованный уже с момента ареста и полностью разоблачён).  Так
он желал счастья -- врагу?..
   Дрожали  стёкла.  Немецкие  разрывы  терзали  землю  метрах  в  двухстах,
напоминая, что этого не могло бы случиться там глубже на  нашей  земле,  под
колпаком устоявшегося бытия, а только под дыханием близкой и ко всем  равной
смерти. *(5)
   Эта книга не будет воспоминаниями о собственной жизни. Поэтому я не  буду
рассказывать о забавнейших подробностях моего ни на что не похожего  ареста.
В ту ночь смершевцы совсем отчаялись разобраться в карте (они никогда в  ней
и не разбирались), и с  любезностями  вручили  её  мне  и  просили  говорить
шофёру, как ехать в армейскую контр-разведку. Себя и их я сам привез  в  эту
тюрьму и в благодарность был тут же посажен не просто в камеру, а в  карцер.
Но вот об этой кладовочке немецкого крестьянского дома, служившей  временным
карцером, нельзя упустить.
   Она имела длину человеческого роста, а ширину -- троим  лежать  тесно,  а
четверым -- впритиску. Я как раз был четвертым, втолкнут уже после полуночи,
трое лежавших поморщились на меня со сна при свете  керосиновой  коптилки  и
подвинулись. Так на истолченной соломке пола стало нас восемь сапог к  двери
и четыре шинели. Они спали, я  пылал.  Чем  самоуверенней  я  был  капитаном
пол-дня назад, тем больней было защемиться на дне этой каморки.  Раз  другой
ребята просыпались от затёклости бока, и мы разом переворачивались.
   К утру они отоспались, зевнули, крякнули, подобрали ноги,  рассунились  в
разные углы, и началось знакомство.
   -- А ты за что?
   Но смутный ветерок  настороженности  уже  опахнул  меня  под  отравленной
кровлею СМЕРШа, и я простосердечно удивился:
   -- Понятия не имею. Рази ж говорят, гады?
   Однако сокамерники мои -- танкисты в черных мягких шлемах,  не  скрывали.
Это были три честных, три немудрящих  солдатских  сердца  --  род  людей,  к
которым я привязался за годы войны, будучи сам и сложнее и  хуже.  Все  трое
они были офицерами. Погоны их  тоже  были  сорваны  с  озлоблением,  кое-где
торчало и нитяное мясо. На замызганных гимнастерках светлые пятна были следы
свинченных орденов, темные и красные  рубцы  на  лицах  и  руках  --  память
ранений и ожогов. Их дивизион на беду пришел ремонтироваться сюда, в  ту  же
деревню, где стояла контр-разведка  СМЕРШ  48-й  Армии.  Отволгнув  от  боя,
который был позавчера, они вчера выпили и на задворках деревни  вломились  в
баню, куда, как они заметили, пошли  мыться  две  забористые  девки.  От  их
плохопослушных  пьяных  ног  девушки  успели,  полуодевшись,  ускакать.   Но
оказалась одна из них не чья-нибудь, а -- начальника контр-разведки Армии.
   Да! Три недели уже война шла в Германии, и все мы хорошо  знали:  окажись
девушки немки -- их можно было изнасиловать, следом расстрелять, и это  было
бы почти боевое отличие; окажись они польки или наши угнанные русачки --  их
можно было бы во всяком случае гонять голыми по огороду и хлопать по  ляжкам
-- забавная шутка, не больше. Но поскольку эта была  "походно-полевая  жена"
начальника контр-разведки -- с трех боевых офицеров какой-то тыловой сержант
сейчас же злобно сорвал погоны, утвержденные им  приказом  по  фронту,  снял
ордена, выданные Президиумом  Верховного  Совета  --  и  теперь  этих  вояк,
прошедших всю войну и смявших, может быть, не одну линию вражеских  траншей,
ждал суд военного трибунала, который без их танка еще б  и  не  добрался  до
этой деревни.
   Коптилку мы погасили, и так уж она сожгла всё,  чем  нам  тут  дышать.  В
двери был прорезан [волчок] величиной с почтовую открытку,  и  оттуда  падал
непрямой свет коридора. Будто беспокоясь,  что  с  наступлением  дня  нам  в
карцере станет слишком просторно, к нам тут же подкинули пятого. Он  вшагнул
в новенькой красноармейской шинели, шапке тоже новой, и, когда  стал  против
волчка, явил нам курносое свежее лицо с румянцем во всю щеку.
   -- Откуда, брат? Кто такой?
   -- С [той] стороны, -- бойко ответил он. -- Шпиён.
   -- Шутишь? -- обомлели мы. (Чтобы шпион и сам  об  этом  говорил  --  так
никогда не писали Шейнин и братья Тур!)
   -- Какие могут быть шутки в  военное  время!  --  рассудительно  вздохнул
паренёк. -- А как из плена домой вернуться? -- ну, научите.
   Он едва успел начать нам рассказ, как  его  сутки  назад  немцы  перевели
через фронт, чтоб он тут шпионил и рвал  мосты,  а  он  тотчас  же  пошёл  в
ближайший батальон сдаваться, и бессоный  измотанный  комбат  никак  ему  не
верил, что он шпион, и посылал к  сестре  выпить  таблеток  --  вдруг  новые
впечатления ворвались к нам:
   --  На  оправку!  Руки  назад!  --  звал   через   распахнувшуюся   дверь
старшина-[лоб], вполне  бы  годный  перетягивать  хобот  122-х  милиметровой
пушки.
   По всему крестьянскому двору уже расставлено было оцепление автоматчиков,
охранявшее указанную нам тропку в обход сарая. Я взрывался  от  негодования,
что какой-то невежа-старшина смел командовать нам, офицерам,  "руки  назад",
но танкисты взяли руки назад, и я пошел вослед.
   За сараем был маленький квадратный  загон  с  еще  нестаявшим  утоптанным
снегом -- и весь он был загажен кучками человеческого кала, так беспорядочно
и густо по всей площади, что нелегка была задача -- найти где  бы  поставить
две ноги и присесть. Всё же мы разобрались и в  разных  местах  присели  все
пятеро. Два  автоматчика  угрюмо  выставили  против  нас,  низко  присевших,
автоматы, а старшина, не прошло минуты, резко понукал:
   -- Ну, поторапливайся! У нас быстро оправляются!
   Невдалеке от меня сидел один из  танкистов,  ростовчанин,  рослый  хмурый
старший лейтенант. Лицо его было зачернено налетом  металлической  пыли  или
дыма, но большой красный шрам через щеку хорошо на нём заметен.
   -- Где это у [вас]? -- тихо спросил он, не выказывая намерения торопиться
в карцер, пропахший керосином.
   -- В контр-разведке СМЕРШ! -- гордо и звончей, чем  требовалось,  отрубил
старшина.  (Контрразведчики  очень  любили  это  бесвкусно-сляпанное  --  из
"смерть шпионам!" -- слово. Они находили его пугающим.)
   -- А у нас -- медленно, -- раздумчиво ответил старший лейтенант. Его шлем
сбился назад, обнажая на голове еще не  состриженные  волосы.  Его  одубелая
фронтовая задница была подставлена приятному холодному ветерку.
   -- Где это -- [у вас]? -- громче, чем нужно, гавкнул старшина.
   -- В Красной  Армии,  --  очень  спокойно  ответил  старший  лейтенант  с
корточек, меряя взглядом несостоявшегося хоботного.

   Таковы были первые глотки моего тюремного дыхания.


   1. Когда в 1937  г.  громили  институт  доктора  Казакова,  то  сосуды  с
[[лизатами]], изобретенными им, "комиссия" разбивала,  хотя  вокруг  прыгали
исцеленные  и  исцеляемые  калеки  и   умоляли   сохранить   чудодейственные
лекарства. (По официальной версии лизаты считались ядами -- и отчего ж  было
не сохранить их как вещественные доказательства?)

   2. Одним словом, "мы живём в проклятых условиях, когда человек  пропадает
без вести и самые близкие люди, жена и мать... годами не знают, что  сталось
с ним". Правильно? нет?  Это  написал  Ленин  в  1910  году  в  некрологе  о
Бабушкине.  Только  выразим  прямо:  вёз  Бабушкин  транспорт   оружия   для
восстания, с ним и расстреляли. Он знал, на что  шел.  Не  скажешь  этого  о
кроликах, нас.

   3. И еще отдельно есть целая Наука Обыска (и мне удалось прочесть брошюру
для юристов-заочников Алма-Аты). Там очень хвалят тех юристов,  которые  при
обыске не поленились переворошить 2 тонны навоза, 6 кубов дров, 2 воза сена,
очистили от снега целый приусадебный участок,  вынимали  кирпичи  из  печей,
разгребали выгребные ямы,  проверяли  унитазы,  искали  в  собачьих  будках,
курятниках, скворечниках, прокалывали  матрасы,  срывали  с  тел  пластырные
наклейки и даже рвали металлические зубы, чтобы найти в них  микродокументы.
Студентам очень рекомендуется начав с личного  обыска,  им  же  и  закончить
(вдруг человек подхватил что-либо из обысканного); и еще раз потом прийти  в
то же место, но в новое время суток -- и снова сделать обыск.

   4. Как потом в лагерях жгло: а что, если бы каждый оперативник, идя ночью
арестовывать, не был бы уверен, вернется ли он живым, и прощался бы со своей
семьёй? Если бы во времена  массовых  [[посадок]],  например  в  Ленинграде,
когда сажали четверть города, люди бы не сидели по  своим  норкам,  млея  от
ужаса при каждом хлопке парадной двери и шагах на лестнице, -- а поняли  бы,
что терять им уже дальше нечего, и в своих передних бодро бы  делали  засады
по несколько человек с топорами, молотками, кочергами, с чем придется?  Ведь
заранее известно, что эти ночные картузы не с добрыми  намерениями  идут  --
так не ошибешься, хрястув по душегубцу. Или тот вороно'к с одиноким шофёром,
оставшийся на улице -- угнать его либо скаты проколоть. Органы быстро бы  не
досчитались сотрудников и  подвижного  состава,  и  несмотря  на  всю  жажду
Сталина -- остановилась бы проклятая машина!
   Если бы... если бы... Не хватало нам свободолюбия. А еще прежде  того  --
осознания истинного положения. Мы истратились в  одной  безудержной  вспышке
семнадцатого года, а потом СПЕШИЛИ покориться, С  УДОВОЛЬСТВИЕМ  покорялись.
(Артур Рэнсом описывает один рабочий митинг в Ярославле в 1921 г. Из  Москвы
от ЦК к рабочим  приехали  советоваться  по  существу  спора  о  профсоюзах.
Представитель оппозиции Ю. Ларин разъяснял рабочим, что профсоюз должен быть
защитой от администрации, что у них есть завоёванные права, на которые никто
не имеет права посягнуть. Рабочие отнеслись совершенно равнодушно, просто НЕ
ПОНИМАЯ, от кого еще нужна им защита и зачем еще нужны им  права.  Когда  же
выступил представитель генеральной линии и клял рабочих за их разболтанность
и лень, и требовал жертв,  сверхурочной  бесплатной  работы,  ограничений  в
пище, армейского подчинения заводской администрации -- это вызывало  восторг
митинга и аплодисменты). Мы просто ЗАСЛУЖИЛИ всё дальнейшее.

   5. И вот удивительно:  человеком  всё-таки  МОЖНО  быть!  --  Травкин  не
пострадал. Недавно мы с ним радушно встретились и познакомились впервые.  Он
-- генерал в отставке и ревизор в союзе охотников.


   Глава 2. История нашей канализации

   Когда теперь бранят [произвол культа], то упираются всё снова и  снова  в
настрявшие 37-й -- 38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто  ни
ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-м -- 38-м.
   Не имея в руках никакой статистики, не боюсь, однако, ошибиться,  сказав:
[поток] 37-го -- 38-го ни единственным не был, ни  даже  главным,  а  только
может быть -- одним из  трех  самых  больших  потоков,  распиравших  мрачные
вонючие трубы нашей тюремной канализации.
   ДО него был поток 29-го-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру
и тайгу миллиончиков пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе). Но мужики --
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3  4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 290
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (5)

Реклама