недающуюся мысль. А в дешифраторах на его излучениях одни шумы...
- Мозг не работает, - подтвердил Лусин.
Вдали показался Орлан. Я встал. Лучин крикнул ящера, но подошедший
Труб объявил, что понесет Астра он. Лусин возразил, что Труб уже много нес
мальчика, надо ему отдохнуть. Ангел запальчиво заспорил с Лусином.
Я оборвал их спор:
- Понесу Астра я.
8
Астр не открыл глаз, когда я брал его на руки, но по лицу его что-то
неуловимо пробежало. Дышал он быстро и часто, мелкими, не наполняющими
легкие вздохами, но сердце стучало так сильно, что я ощущал руками его
удары. В излучениях мозга было одно неясное бормотание: "ба, ба, ба..."
Мозг повторял работу сердца, он переводил его стук на язык невысказанных
слов.
Я занял место в голове колонны и, лишь пройдя сотню шагов, заметил,
что не один.
Справа от меня шагал Андре, слева - Мэри.
Я поглядел на них и сказал Мэри:
- Лучше бы тебе идти позади.
- Я буду с Астром, - ответила она.
Андре, когда я досмотрел на него, боязливо отстал, но через минуту
опять стал рядом. Я ему ничего не сказал.
Астр был тяжел, у меня онемели руки. Я боялся, что не смогу его долго
нести, и знал, что никому его не передам, когда у него так нехорошо бьется
сердце.
За моей спиной встал Ромеро и тихо проговорил:
- Не оборачивайтесь, адмирал, я ориентирую вас мысленно в наших
планах. Камагин опять настаивает на восстании, мы согласились с ним. В
момент, когда Орлан подаст команду людям отделяться, мы набросимся на
стражей и перебьем всех, кто не перейдет на нашу сторону.
Я выразил сомнение. Безоружные люди не справятся и с одним
головоглазом.
Возбудить сперва междоусобную схватку в стране противника и затем
поддержать друзей - лишь такие действия могут иметь успех.
- Замысел ваш превосходен, Эли, но беда в том, что сами они вряд ли
начнут драку между собою. Зато когда драку начнем мы, размежевание
произойдет тотчас же. И вы ошибаетесь, что мы безоружны. Камагину удалось
погрузить в авиетку некоторое количество индивидуального оружия - ручные
лазеры, гранаты, электрические разрядники.
- Наше оружие против невидимок недейственно, Павел. Проклятые
невидимки - вот что всего страшнее!
- Всего страшнее - бездействие, адмирал, надеюсь, вы согласитесь с
этим. Кстати, вы обратили ли внимание на самодвижущиеся ящики? Осима
утверждает, что в них запаковано боевое оружие. Не исключено, что
содержимое ящиков, если их захватить, удастся использовать против
невидимок.
- Да, если нам дадут захватить, распечатать, изучить, освоить...
Много "если", Павел.
- Вы отказываетесь дать санкцию на восстание, Эли?
- Санкцию я даю. Кто поведет нас?
- Мы предлагаем Осиму, а в помощники - Петри и Камагина. Крылатыми
будут командовать Лусин и Труб. Нападение произведем с воздуха, надо же
использовать слабые стороны противника.
- Резон тут есть, конечно.
Ромеро отошел. Оранжевая поднималась выше, и от поверхности планеты
плыл жар.
У меня путались мысли. Я слышал чей-то шепот, кто-то пытался
заговорить со мной.
Блеск грунта и неба становился резче, а мне казалось, что надвигаются
сумерки. Я раньше не понимал смысла старинного выражения "потемнело в
глазах", оно же вовсе не было языковой фиоритурой.
Я споткнулся, едва не выронил Астра. Мэри схватила меня под руку.
- Ты очень побледнел, Эли, - сказала она со страхом. - Я позову
Лусина.
- Не надо, - пробормотал я. - Справлюсь.
Мне, однако, становилась хуже. Я перестал ощущать Астра, на руках
лежала тяжелая вещь, а не живое тело.
Надо было остановиться, вслушаться в его дыхание, сообразить, чем
можно помочь. Но впереди прыгал Орлан, оттуда слышалось повелительное:
"Скорей! Скорей!" - и я шел, сжат зубы, задыхаясь от ненависти к Орлану,
повторяя про себя одну мысль: "Не упасть! Только не упасть!"
- Не смотри на него так - он живой! - проговорила Мэри.
- Не упасть! - повторил я вслух. Астр дышал мелко и часто, сердце
билось тише, чем прежде, но отчетливей. И если бы не синева щек и рук, я
подумал бы даже, что ему стало лучше. - Да, он живой, - сказал я Мэри.
До моей руки дотронулся Андре. Я посмотрел на него и понял, что к
нему возвращается разум. Глаза его были скорбны, но не безумны.
- Дай... мне... - с трудом сказал он и показал на Астра. Он
мучительно искал забытые слова, лицо его страдальчески морщилось от
усилий. - Дай... я...
- Меня зовут Эли, Андре, - сказал я. - Вспомни: я твой друг Эли.
- Дай... - повторил он упавшим голосом. Он не вспомнил меня.
- Потом, Андре, - ответил я. - У меня еще есть силы нести сына.
Он больше не обращался ко мне и шел, опустив голову, рыже-красные
локоны двигались, как живые, и закрывали лицо. Я знал, что сейчас Андре
ищет слова, что слова не шли на язык, странный шепот в моем мозгу,
показавшийся мне голосом разрушителя, исходил из глубин его черепной
коробки. Я не обрадовался, так мне было все тяжело, я лишь сказал Мэри:
- Безумие его, кажется, постепенно проходит.
- Твой друг давно уже не безумец. И если ты дашь ему Астра, он его не
уронит.
Отдать Астра я не мог даже Мэри.
- Ладно. Скоро привал.
На этот раз привал вышел длинный. Орлан куда-то исчез и долго не
возвращался.
Около меня присели капиталы и Ромеро. Осима с той же энергией и
четкостью, с какими командовал кораблем, подготавливал мятеж.
Ручные лазеры были вручены во время раздачи еды, я тоже получил эту
игрушку. Я говорю "игрушку", ибо против невидимок они неэффективны, хотя
головоглазов поражали.
- Взять противника на абордаж, приставить пистолет к уху и
хладнокровно опустить курок - так, кажется, воевали в ваши времена? -
сказал я Камагину, усмехнувшись.
Он возразил, пожав плечами:
- В мое время уже сто лет не было войн. Мы сносили горы и осушали
моря, колонизировали планеты и первые двинулись к звездам. У вас пробелы в
истории, адмирал.
- Не сердитесь. Я не хотел вас задевать, Эдуард.
- Я иногда удивляюсь вам, но никогда не сержусь, - возразил он. В
отповеди был намек, но я не разобрался в нем.
- Итак, две возможности: или сегодня ночью, или завтра утром, -
сказал Озима. - У нас все готово, адмирал.
- Я бы на месте разрушителей выбрал ночь, а не утро, - заметил Петри.
- Перещелкать нас во время сна этичней.
- Этичней? - переспросил я, удивленный. - Не понимаю.
Он разъяснил с обычной своей флегматичной обстоятельностью:
- Судя по всему, что мы знаем о них, и по информации ваших снов, у
них минус-этика. И все, что мы считаем отвратительным, у них возведено в
доблесть. Органы Охраны Зла и Насаждения Вероломства, - разве вы этого не
слыхали от них самих?
- Вы, кажется, думаете, что я реально присутствовал на совещании
зловредов? Даже правдивая информация может облекаться в фантастические
одежды... Откровение совершалось в бреду, не забывайте этого. Ромеро
считает, что я и во сне иронизировал.
Петри не повышал голоса, но от своего не отступал. Он был невозмутимо
упрям.
- Все что угодно можно объявить иронией и бредом, но не любовь
зловредов ко злу и не их верность вероломству и подлости.
Золотое небо превратилось в черное. Оранжевая укатилась за горизонт.
Вокруг лагеря пленных замерцали огни сторожевых головоглазов. Приказа об
отделении людей от других пленников не раздалось.
Я оставил Астра на попечение Мэри и прошелся по лагерю.
Люди были перемешаны с пегасами и ящерами, чтоб по сигналу могли
сразу вскочить на спины крылатых и мчаться в сражение.
Осиму и Петри я застал у драконов. Вместе с другими пленниками они
прилаживали на спины ящеров ящики, набитые незнакомыми мне металлическими
цилиндрами.
- Старинные ручные гранаты, - пояснил Осима. - Их было множество на
звездолете "Менделеев", Эдуард некоторое количество их прихватил на
"Возничий", а оттуда переправил на "Волопас". Основная масса гранат сдана
в земные музеи, но эти послужат нам. Пользоваться ими просто, Камагин нам
показывал.
Самого Камагина я застал у ангелов. Он беседовал с Трубом, перед ними
лежал ящик с такими же гранатами. Труб радостно приветствовал меня. Ангел
пылко рвался в бой.
- Лазеры ангелам раздавать не будем, - сообщил Камагин. - Эта техника
им не по духу, но ручные гранаты и разрядники, по-моему, просто созданы
для ангелов, так они ловко обращаются с этим оружием. Попади-ка вон в то
пятнышко, Труб.
Труб схватил что-то с грунта и метнул в золотой самородок, тускло
поблескивающий в свинцовой скале. Я испугался, что тотчас же разразится
взрыв, и на шум сбегутся разрушители. Но Труб использовал для упражнений
кусок золота, валявшийся под ногами. Все ангелы отличаются дьявольской
зоркостью, а Труб и тут превосходил крылатых собратьев: один кусок золота
вонзился в другой так прочно, словно они были приварены.
Труб гордо закутался в крылья.
- Зловредам придется несладко, когда мы нападем с воздуха, - объявил
Камагин, сияя.
Я прошелся по сектору ангелов и ни одного не увидел спящим, все
упражнялись в метании. И в отличие от обычного шума, царящего в любом
сборище ангелов, здесь, на ночном учении, было мертвенно тихо, только
влажные удары свинца о золото и золота о свинец нарушали кажущееся
спокойствие.
- Люди шьют карманчики для ангелов, - информировал меня Камагин. -
Каждый на пяток гранат, а привешивать карманчики будем под крылья, там они
незаметны.
Во время ночной прогулки по лагерю я набрел на Ромеро.
Он мирно спал на золотом ложе, примостив под голову кусок свинца. Я
уверен, что если бы его приговорили к казни, он не преминул бы хорошенько
выспаться в последнюю ночь. "Больше случая для сна мне не представится,
как же не воспользоваться этим, не так ли, дорогой друг?" - сказал бы он,
наверно...
Еще одна встреча, уже не забавная, а зловещая, произошла в ту ночь. Я
чуть не запоролся в темноте на Орлана.
Он шел без телохранителей, лицо его призрачно фосфоресцировало, он,
видимо, как и я, обходил лагерь, но только снаружи. Я поспешно отошел, не
завязывая разговора. В темноте, скудно озаренной перископами головоглазов,
быстро погас его светящийся силуэт.
Мэри спала, обняв рудой Астра. Астр дышал, но очень слабо.
"Завтра, - говорил я себе, засыпая. - Завтра утром... Гравитация
уменьшается..."
9
Утром Астр умер.
Меня разбудил крик Мэри. Вскочив, я выхватил из ее рук сына.
- Нет! - кричала Мэри, хватая себя за голову. - Нет, только не это!
Я качал Астра, звал, умолял услышать меня. Последним усилием жизни он
раскрыл глаза, потом по телу его прошла судорога, и он вытянулся у меня на
руках.
Он лежал, одеревенелый, холодеющий, всматривался в меня невидящими
глазами, все эти дни и часы перед смертью он ее открывал глаз, а сейчас,
умирая, открыл их, чтобы в последний раз поглядеть на мир, - и не увидел
мира...
На крик Мэри сбежались люди, рядом тяжело опустился Труб. Я держал
Астра по-прежнему на руках, но глядел на Мэри. Она упала, захлебываясь
слезами. А я снова думал о там, что мне природа отказала в этом скорбном
умении - выплакивать свое горе.
Мои предки горевали и утешались рыданием, ликовали и открывали душу
слезами, гневались и сострадали плачем, слезы омывали их души над трупами
близких, в минуты ярости, над чувствительной книгой, от трогательного
слова, от страшного известия, от неожиданной радости...