мир.
- Это не одно и то же, брат.
- Объяснись - темно...
- Видишь ли, война сама по себе не решает большие проблемы.
- По-твоему, это не решение - сразить головоглазов? Превратить в прах
их военную мощь?
- Начало решения, исходный его пункт, но не больше. Подлинное решение
будет, когда мы приобщим наших противников к мирной жизни!
Я глядел на Веру во все глаза.
- Ты с ума сошла! Мирно возделывающие поля невидимки! Ты в самом деле
надеешься на успех переговоров с этими исчадиями ада?
- Если бы я надеялась на успех переговоров, я не ратовала бы за
боевой флот. Я не хуже тебя понимаю, что обращаться к разрушителям с
уговорами - бессмысленно. Их надо сразить.
- И всех истребить, Вера!
- Это попросту неосуществимо, Эли. Где взять гарантии, что отдельные
их корабли, заблаговременно или после поражения, не удерут в другие
звездные края и там враги не усовершенствуются до того, что превзойдут
людей, как некогда превзошли галактов? И можешь ты поручиться, что уже
сейчас где-нибудь в центре Галактики нет их колоний? Сто пятьдесят
миллиардов звезд в одной нашей Галактике, неужели ты собираешься все их
исследовать, так сказать, на зловредность? А ведь за пределами нашей -
миллиарды иных галактик! Ты поручишься, что туда не проникли наши враги?
- Не поручусь. Они могут быть везде. Речь о том, чтоб истребить их в
скоплениях Персея.
- То есть выиграть одно сражение и после этого, возможно, ввязаться в
бесконечную истребительную войну? Ты скажешь, это лишь возможность, она
может и не осуществиться. Когда разрабатывают политику на тысячелетия,
учитывают все возможности, что способны стать действительностью. Одолеть в
одной, так называемой решающей битве и оставить потомкам в наследство
вечную опасность всеобщего уничтожения, - нет, как хочешь, Эли, разума тут
немного!
Слушая ее, я перенесся мыслью в Персей. Я снова увидел Золотую
планету. Чем-то она напоминала Плутон - такая же космическая мастерская, и
если на ней не изготавливались звездолеты, то зато она меняла кривизну
окружающего мира, умела сворачивать его просторы в вещество - не покоилась
в пространстве, как наши планеты, а командовала им!
Сколько тысяч таких планет против одного Плутона! И на всех кипит
работа, проклятые головоглазы стараются перенять наше умение распылять
вещество в "ничто", как мы переняли у них умение менять плотность этого
мирового "ничто".
Для их научной проницательности задача не такая уж трудная - они
спешат... Что, если навстречу нашему флоту грянут заново созданные
аннигиляторы вещества?
- Пока у нас большое преимущество перед ними, - сказала Вера. - И
надо торопиться его использовать.
- Ты сказала, что победа в войне лишь начало?
- Да, начало. Сперва мы силой заставим их прекратить свои зверства, а
затем понемногу втянем их в ассоциацию разумных и свободных существ
Галактики. Ты сам говорил, что они трудолюбивы и отважны, технические их
достижения огромны. Разве не упрек будет нам, если мы такой народ навсегда
отстраним от мирового сотрудничества?
- Я не вижу путей к сотрудничеству с ними.
- Вчера ты не видал их самих. Если бы мы сразу могли увидеть все, то
не было бы развития. Между прочим, я не верю в преступления, совершаемые
из любви ко злу. Наши великие предшественники Маркс и Ленин учили, что
основа политики - экономические нужды. Если разрушители стали
преступниками, то значит, им выгодны их преступления, - вот причина!
- Ты собираешься найти иной способ удовлетворять нужды врагов?
- Вспомни: после объединения Земли, когда ни один человек уже не
эксплуатировал другого, человечество в целом еще долго жило за счет иных,
правда, неразумных существ. По Земле бродили стада коров и баранов,
сновали куры и утки - их вели на убой, чтоб человек имел мясо.
Синтетическое мясо наших заводов вкуснее животного, синтетическое молоко
ароматней коровьего. Исчезла нужда в продуктах живых организмов - никто не
разводит животных на убой. Нет ли похожего на это и у разрушителей? Они
стали на путь угнетения соседей, потому что нашли легкий способ
удовлетворения потребностей. Может, мы откроем иные пути их
удовлетворения, если, конечно, эти потребности жизненно необходимы?
- Мне кажется, ты рассуждением о потребностях в какой-то степени
оправдываешь их злодеяния?
- Ничуть. Понять - не значит оправдать. Можно понять и осудить.
Оттого что раб приносит хозяину пользу, рабство не становится морально
чистым. У зла есть верхушка и корни. Если срубить верхушку, не
выкорчевывая корней, от них могут пойти новые побеги. Мы силой заставим
разрушителей смириться, освободим их невольников - срубим верхушку
взращенного ими зла. А затем надо покончить с самой возможностью
возникновения зла, а для этого разберемся, какие корни его питали. Если
враги используют ткани живых организмов для собственной жизнедеятельности,
они смогут заняться производством синтетических тканей и органов, мы
охотно поможем им в этом деле.
- Одно скажу - превращение чертей в ангелов дело непростое.
- Как и обучение ангелов человеческому образу жизни. Однако мы должны
этим заняться.
- Вряд ли при нашей жизни мы увидим результаты.
- Я уже сказала тебе: мы строим политику на тысячелетия. Пусть увидят
внуки - ради этого стоит постараться.
Я прошел к себе и разделся.
Вспыхнул видеостолб. Ромеро опирался на трость посреди комнаты.
- Поздравляю с благополучным возвращением, дорогой друг! Не
вставайте, я отлично вижу вас и в кровати, а пожать друг другу руки мы все
равно не сумеем. Окажите мне честь встретиться со мной завтра.
- С удовольствием, но не вечером. Вечером меня ждут в Большом Совете.
- В таком случае, к обеду. Посидим вместе за столом, как в добрые
старые времена. Кстати, вы не обиделись, что я не явился встретить? Вы
понимаете, среди встречающих были особы...
- Понимаю Павел. Завтра к обеду я буду у вас.
Он исчез.
9
До чего же она была прекрасна, милая зеленая Земля!
Я все утро бродил по улицам Столицы, поднимался над грядами ее домов,
выбирался в окрестные поля и парки, выкупался в канале. Мальчишки из
соседнего интерната с молчаливым уважением следили, как я вылезал: стоял
октябрь. Нужно затеряться на три года в космических просторах, чтоб
ощутить, как хорошо дома!
Потом я снова возвратился в Столицу. Улицы были пусты. Прохожие
встречались так редко, что оглядывались друг на друга - кого еще вынесло
наружу?
Я присел в скверике на площади. Напротив стоял дом с навесом над
первыми этажами, под этим навесом в последний приезд в Столицу я прятался
от дождя. Я вспомнил незнакомую девушку с высокой шеей и широкими бровями,
Мэри Глан, мы с ней тогда стояли рядом и она издевалась надо мной.
Что с этой строптивой Мэри? В Столице ли она? Умчалась, как все,
куда-нибудь на новостройку?
Кто-то сел на скамейку. Вначале я не обращал внимания на соседа,
потом повернулся.
На скамейке сидела Мэри Глан.
Появление ее до того отвечало моим мыслям, что я, растерявшись, молча
глядел на нее.
- Здравствуйте, Эли! - сказала она. - Ведь вас зовут Эли Гамазин?
- Здравствуйте! - ответил я. - Да, я Эли Гамазин. А вас, если не
ошибаюсь, зовут Мэри Глан?
Она не удивилась. Она спокойно кивнула головой.
- Какое совпадение, - сказал я. - Представьте себе, я только что
думал о вас, и вот - вы появляетесь!
- Вы считаете это совпадением? Просто я пожелала встретиться с вами и
просила Охранительницу навести вас на мысли обо мне. Я вчера встречала
вас.
Мне стало смешно и досадно. Я успел в странствиях забыть, что на
Земле командуют Охранительницы. Если это и было чудо, что я думал о Мэри,
то чудо обыденное, технически подготовленное, еще деды потрудились, чтоб
оно стало легко осуществимым.
- Итак, вы хотели меня увидеть, Мэри? Я все же настаиваю на своем: я
тоже интересовался про себя, где вы. Что же мы скажем друг другу теперь,
когда желания наши осуществились?
Она не торопилась с ответом. Впоследствии я узнал, что до нее не
вдруг доходит, чего от нее ждут. Пока она раздумывала, я разглядывал ее. Я
помнил ее некрасивой, но она была скорее хорошенькой, чем некрасивой.
Единственным, что не вязалось с ее тонким лицом были широкие брови,
но они нависали над такими темными задумчивыми глазами, что несоответствие
пропадало.
И при первой встрече я запомнил, что глаза у нее темные, но мне
показалось тогда, что они темные от раздражения.
- Я виновата перед вами, - сказала Мэри. - Не знаю, почему я была с
вами груба в Каире и на этой площади. Я решила: обязательно извинюсь,
когда встретимся. Но вы улетели на Ору, а после в Плеяды и Персей... Но
вот вы вернулись, и я извинилась!
Она встала, но я задержал ее. Мне захотелось пошутить.
- А знаете ли, что перед отлетом я запрашивал Справочную о нашей
взаимной пригодности?
Мэри решительно не хотела смущаться. Она только помолчала, хмуря
брови.
- Да, знаю. Я знаю также и то, что мы ни с какой стороны не подходим
друг для друга. Всего доброго, Эли.
Я больше не решился задерживать ее. Я сидел на скамейке и смотрел ей
вслед. О Справочной она соврала, Охранительницы не выдают личных тайн.
Потом я сообразил, что Мэри, очевидно, тоже запрашивала обо мне и потому
знает, как мало у нас соответствия. Она для того и удалилась, чтоб я
последующими вопросами не выведывал ее маленького секрета. Мне было жалко,
что она ушла.
- Вы не забыли, что вас ждет друг? - сказала Охранительница голосом
старика.
Вызванная авиетка появилась немедленно, но я опоздал к Ромеро на
полчаса.
- Я хотел лететь вам навстречу, - сказал он, сердечно обнимая меня. -
Справочная доложила, что вы замечтались на одной из столичных площадей.
Куда же мы с вами, юный многострадальный Одиссей? До обеда еще часа два,
если, конечно, вы не желаете подкрепиться пораньше.
Он держался так непринужденно, словно никогда не было у нас споров. Я
охотно поддержал этот тон. После того как Ромеро потерпел провал на Земле,
ему, очевидно, было неприятно показывать, что он помнит былые стычки.
Мы не провели вместе и часа, как я убедился, что он охотно
возвращается к нашей борьбе, даже иронизирует над нею.
- Пойдемте на гребень Центрального кольца, - сказал я. - Оттуда
великолепнейший вид на Столицу.
- Отлично. Любоваться Столицей я готов ежедневно, сегодня к тому же
ясный день.
Пока мы поднимались на крышу, я украдкой присматривался к Павлу. Все
мои знакомые стали иными, я еще не привык к их новому виду.
- Давненько мы не виделись, - сказал Ромеро, улыбаясь.
- Всего два с половиной года.
- Нет, мой друг, целую эпоху. Мы простились в одном социальном
времени, повстречались в другом. Счет времени правильнее вести по
событиям, а не на часы. Пустое время кажется коротким, крохотный же
отрезок, нашпигованный происшествиями, растягивается.
- Событий произошло много.
- Произошла революция, друг мой. А если власть не перешла из рук
одного класса к другому, как совершалось у предков, так лишь потому, что
давно не существует классов. Это, впрочем, не умаляет совершившегося
переворота.
- Вы это называете переворотом?
- Вы считаете меня неправым? До сих пор мы жили лишь для себя. А
попробуй ныне осуществить что-нибудь, специально полезное одному
человечеству, - Большая еще поразмыслит, не повредит ли это народам,
