1
- Эли! - звал меня голос. - Эли! Эли!
Я хотел откликнуться, хотел сказать, что жив, все слышу. "Я, кажется,
ослеп, но в остальном все хорошо! - хотел крикнуть я этому голосу. - Я
сейчас встану, не зовите так отчаянно, мне тяжело! - думал я. - Оставьте
меня в покое!" - молил я молча.
Мне казалось тогда, что мысль моя четка. Сейчас, просматривая записи
излучений мозга, я вижу, что разум мой еле мерцал, его озаряло лишь чадное
тление бесформенного бреда. Я десять раз умирал, и десять раз меня
возвращали к жизни, пока я сам - сперва неуверенно, потом все настойчивее
- не стал цепляться за нее.
- Эли! - взывал ко мне голос. - Эли! Эли!
Он не оставлял меня. В темном внешнем мире ничего не было, кроме
голоса, он и был всем этим миром. Тесный, кричащий, беспокойный мир. И я,
наконец, откликнулся на его призыв. Я открыл глава.
Около кровати сидели Ольга и Осима. Они всматривались в меня.
- Он приходит в себя! - сказала Ольга шепотом.
Я снова закрыл глаза. Я измучился, поднимая броневые плиты век. Мне
надо было отдохнуть от затраченного усилия. Но во мне надрывался все тот
же голос: "Эли! Эли!" Я застонал.
- Перестань! - прошептал я, снова раскрывая глаза.
Ольга молча плакала, Осима тоже утирал слезы. Внешний мир внезапно
расширился и замолк.
- Друзья! - сказал я и попытался подняться.
- Лежи! - сказала Ольга. - Тебе нельзя двигаться, Эли.
Но меня охватил страх. Я вспомнил кроваво-красную Угрожающую. Мне
надо было убедиться, что мы удаляемся от страшного скопления Хи в
Персее...
- Лежи! - говорила Ольга, гладя мои руки. - Ты ничего не увидишь. Мы
далеко от того места.
- Где мы? - спросил я. - Сколько времени прошло от битвы?
Я успел услышать, что до звездных скоплений в Персее три тысячи
светолет, и опять впал в беспамятство.
Так началось мое выздоровление.
2
Я учился быть живым: раскрывать глаза, слушать, отвечать, принимать
пищу. Потом к этому добавилось постижение ходьбы. Это была нелегкая наука.
Много месяцев прошло, пока я стал похожим на остальных.
Случилось так, что мне досталось больше всех. Третья гравитационная
волна была мощна, однако у других не перемешало ткани и не раздробило
кости. Человек восемь потеряли сознание, среди них Леонид - они пришли в
себя, когда звездолет вырвался на простор.
- Я тоже лишилась чувств, - сказала Ольга. - Это случилось, когда я
увидела, в каком ты... Я вспомнила, как ты молил расправиться с крейсерами
поскорее...
Мы были в парке. Я сидел в коляске-авиетке, Ольга стояла рядом. В
парке распускалась сирень, наступала третья походная весна, пахло землей.
Ольга исхудала, была бледна и кротка. В дни выздоровления я узнал, что она
способна часто плакать. Это меня трогало, но не было приятно. Мне хотелось
бы видеть не вздрагивающую от страшных воспоминаний, а прежнюю
рассудительную, невозмутимо ровную Ольгу, а еще лучше ту, какой ока
раскрылась в Персее, - мужественную, пронзительно-проницательную...
Я пошутил:
- Во всяком случае, и мы поступили со зловредами весьма зловредно.
Думаю, все в этом мерзком скоплении трепещут, что мы можем возвратиться.
- Почему ты называешь его мерзким? Разве ты не говорил, что оно
красиво? И не все его жители со страхом помышляют о нашем возвращении. У
нас там есть друзья.
- Ты о галактах?
- О них, Эли. Помнишь неактивные звезды, от которых нас так энергично
отбрасывали враги?
- Значит, галакты населяют эти звезды? Это точно?
- Ты в этом убедишься сам, когда познакомишься с обработанной МУМ
информацией. И дружеских звезд в скоплениях Персея больше, чем населенных
разрушителями. Другое дело межзвездный простор - им, по-видимому,
безраздельно владеют они. К сожалению, наши приемники маломощны и на
отдалении связь на волнах пространства прервалась.
Я напомнил о сражении с Золотой планетой:
- Наши враги так до конца и не знали, на что мы способны. Иначе они
побоялись бы сближения со звездолетом.
Она раздумывала, потом осторожно проговорила:
- Почему ты вспоминаешь об этом?
- Так - вспомнилось...
- Ты думаешь, Андре еще жив? Мы ничего о нем не узнали и не смогли
ему помочь... Ты ведь и сам в Персее высказался за возвращение...
- Тогда не могли помочь, поэтому и проголосовал за возвращение.
- По-твоему, с тех пор положение изменилось?
Я сделал вид, что устал от разговора. Мне не хотелось раскрывать,
ч_т_о_ тревожило меня. Пока мы не прибудем на Землю, ничто не будет
известно достоверно.
3
В один из дней, когда я кое-как ковылял по аллее парка, Леонид
сказал, что хочет со мной поговорить.
Я догадался, о чем он собирается говорить.
- Хочешь здесь? Или пойдем ко мне?
- Лучше у тебя, чтоб никто не помешал.
В комнате на стене висел график возвращения: светящаяся линия - наш
путь до Земли, и ползущая по ней красная точка - звездолет. Красная точка
приближалась к концу светящейся линии, одиннадцать месяцев отделяло нас от
звездных скоплений Персея, почти пять тысяч светолет. Две трети
пройденного пути я лежал без сознания.
- Через месяц - Ора, через три - Земля, - сказал я, указывая на
график.
- Да, Ора через месяц, а Земля через три, - отозвался он. - Для меня
это не имеет значения.
- Почему такая мировая скорбь?
- Ты понимаешь, в чем дело Эли.
- Да, конечно. Причина - в Ольге. Что же ты мне хочешь сказать об
Ольге?
У Леонида посерело лицо. Он не принимал моего холодного тона. Но он
твердо решил сохранять спокойствие.
- Ты знаешь, как она относится к тебе. Когда ты болел, она
забрасывала корабль, дни и ночи сидела у твоей кровати...
- Ну и что же? - сказал я. - Какой ты делаешь вывод?
Он бешено впился в меня черными зрачками:
- Почему ты не женишься на ней? Почему, Эли?
- Странно слышать от тебя такие советы, Леонид.
- Нет! - крикнул он. - Ничего нет странного, слышишь, Эли! Если ты
бесчувственный... Нельзя над ней так издеваться! Почему ты молчишь? Нет,
почему ты молчишь?
Я раздумывал, _ч_т_о_ ответить ему. Ни он, ни Ольга не поняли бы
того, что совершалось во мне. Они нормальны. А я иной. То, чем я теперь
жил, не допускало рядом с собою никакой другой страсти. Я не мог разрешить
себе отвлечься даже на маленькую любовь - а Ольга заслуживала любви
большой, спокойным разумом я это понимал.
Объяснять это Леониду было напрасно. Я сказал:
- Я молчу, потому что ожидал не вопросов, а просьбы от тебя, такой
просьбы, после которой мне оставалось бы пожать тебе руку и сказать: ты
прав, мне нечего возражать.
- Вот как, ты ожидал просьбы вместо вопросов? Тогда ответь: чего ты
ожидал?
- Я ожидал, ты скажешь: Эли, Ольга не замечает, что ты равнодушен к
ней, вообще ничего плохого в тебе не замечает, ей кажется, что в тебе
сконцентрированы все человеческие достоинства, разумная и проницательная
во всем остальном, в этом одном, в понимании тебя, она глубоко ошибается.
Но мы с тобой, Эли, знаем, - так я думал, ты мне скажешь, - что ты, Эли,
человек черствый и недостоин ее, счастья с тобой ей не откроется, вряд ли
ты вообще можешь создать чье-либо счастье. А вот я, Леонид, не знаю иной
радости, как быть всегда с ней - помогать ей, принимать ее помощь... И это
также и ее счастье, не одно мое, ибо лишь со мной она осуществит лучшее в
себе...
У Леонида так пылали глаза, что мне стало трудно смотреть на него.
- Ты не черствый, Эли, - это, пожалуй, напрасно... Ну, хорошо,
допустим, я сказал бы тебе это своими словами... Что ан ты мне ответил?
Я подвел его к стене, где красная точка медленно - тысячекратно
превышая световую скорость - ползла по прозрачно светящейся линии.
- Через месяц мы прибудем на Ору и там простимся. Ты останешься с
Ольгой, я уйду. Вы будете бороздить космические просторы, а мне надо на
Землю. Ты даже не подозреваешь, как мне надо на Землю!
Он обнял меня и вышел, не сказав больше на слова.
4
Когда в оптике появилась Ора, шел третий год нашей межзвездной
одиссеи.
Мы шли в сверхсветовой области, и на Оре нас не видели. Зато мы
отлично видели в оптике планету. Правда, это была картина прошлого, она
непрерывно менялась - прошлое приближалось к настоящему.
Если вдуматься, это было странно: обычно настоящее отодвигается и
становится прошлым. Здесь все шло наоборот: прошлое становилось настоящим.
На пространственных волнах локаторы показывали нам также, как Ора
выглядит сейчас. Разницы не было.
Не долетев до Оры световых суток, "Пожиратель пространства" вынырнул
из сверхсветовой области и - уже обычным материальным телом - продолжал
движение в ненарушенном пространстве. Лишь после этого нас обнаружили.
Навстречу помчался один из звездолетов. Мы вскоре увидели, что это
"Кормчий". На нем по-прежнему командовал Аллан. Он издалека засыпал нас
приветственными депешами, спрашивая, что было в походе, отыскали ли мы
следы Андре. Об Андре мы ответили сразу, а рассказывать остальное до
встречи отказались. Он пригрозил, что уйдет в сверхсветовую невидимость,
чтоб скорее добраться.
При общем смехе Ольга радировала: "Уходи! Все равно будем видеть твое
суденышко".
Когда звездолеты вышли на параллельный курс, Аллан, передав
командование помощнику, перебрался к нам. На радостях он перестарался.
Даже Леонид охал, выбравшись из его объятий. Для меня одного Аллан сделал
исключение как для больного. Зато он расцеловал меня громкими, как
выстрел, поцелуями.
- Бродяги небесные! - орал Аллан минутой позже. - Куда же вы
запропастились на два с лишком годика? Рассказывайте, рассказывайте: где?
что? как?
Мы повели его в клуб. Там собрался весь экипаж. Нас тревожило: как на
Земле? Чем кончился спор Веры и Ромеро?
Аллан уселся в кресло и оглядел нас сияющими глазами. Он радовался
даже нашей тревоге за земные дела. Он не мог понять глубины томивших нас
опасений.
- Какой спор? Чепуха, давно все успокоились. Правда, кое-что было -
митинговали, как добрые наши предки. Ромеро гремел во все уши, сиял во все
видеостолбы. Он отстаивал социальные основы с такой страстью, что
наворачивалась слеза. Он кричал о предках, о потомках, о нас, о
разрушителях, о звездожителях, о Большой, о Малых, Справочных и
Академических. Кстати, Большая тоже высказалась за него. И вот настал день
опроса, хоть и без того каждому было ясно, чем все кончится.
Он захохотал, ликуя. В зале каменела тишина, мы боялись смотреть друг
на друга. Аллан так и не понял, почему мы не прерываем его.
- Человечество сошло с ума! - кричал Аллан с воодушевлением! - это
было массовое безумие, говорю вам. Ромеро не поддержали и три десятых
процента, девяносто девять и семь десятых с громом опрокинули его. Большая
объявила о собственном провале и потребовала уточнения заложенных в нее
принципов. Вера назвала это дальнейшим развитием нашего социального строя.
Мы кинулись к Аллану и в восторге взметнули его под потолок.
Лишь мы, прошедшие тенета Персея и огонь сражений у Угрожающей, могли
до конца, всем сердцем, не одним разумом, понять, как правильно поступило
человечество.
Когда волнение улеглось, я съехидничал:
- Ты, конечно, оказался среди тех, кто сохранил разум до конца? Не
сомневаюсь, что ты голосовал за Ромеро!
- Я? - удивился Аллан. - Ты спятил, Эли! Это ж меня обвинил Ромеро,
