- Все нравится. Великолепная продукция. Но я привык к старому пальто.
Как бы вам сказать... сжился с ним.
- Понимаю. В последний год приверженность к новизне ослабела на
четырнадцать процентов, приязнь к старым вещам повысилась на двадцать один
процент. Нездоровая тенденция, надо с ней бороться, всемерно повышая
качество. Стараемся. Слушаюсь. Получайте старое пальто.
Я напялил возвращенное пальто и убежал.
Ветер по-прежнему раскачивал деревья, на меня сыпались рыжие листья,
они шуршали под ногами, я ворошил их, вдыхая густой запах прели.
Потом я сел на скамейку и спросил себя, чего мне надо?
Мне ничего не было нужно. Я не находил себе места.
Тогда, поколебавшись, я попросил Охранительницу соединить меня с Мэри
Глан. Мэри появилась сейчас же, как я послал вызов.
Она сидела на диване, поджав под себя ноги, и смотрела на меня
настороженно и иронически.
- У вас много терпения, - сказала она. - Я ожидала вызова раньше.
- Здравствуйте, Мэри, - ответил я. - Не понимаю, о чем вы говорите?
- Значит, так, - сказала она. - Приближается праздник Первого снега.
Ваш друг Павел Ромеро собирается отметить его угощением у костра. Все
будет как в старину, точность обычаев он гарантирует. Я хочу, чтоб вы
сопровождали меня. Вы согласны?
- Раз вы хотите, то да, конечно. В свою очередь, я приглашаю вас с
Павлом, но не на праздник, а на испытание станции дальней галактической
связи. Вам будет интересно.
- Вы приписываете другим свои желания, - возразила она. - У вас,
кажется, друзья на всех звездах, а у меня там никого нет. Как и ваш друг
Ромеро, я привязана к Земле, а для ориентировки на ней хватает
Охранительницы. Сомневаюсь, чтоб мне было интересно.
Мэри говорила, что Павел мне друг так, словно поддразнивала меня. Я
сказал сухо:
- При такой общности земных интересов, вы, пожалуй, больший друг
Павлу, чем я. И раз вас не интересует испытание галактической связи...
- Общий сбор у Коровы. Доброго кувыркания в облаках! - сказала она и
исчезла.
12
Это был последний большой праздник года.
Не считая торжеств, отмечающих великие даты освобождения человечества
от социальной несправедливости, на Земле празднуются дни поворотов в
природе: Зимний солнцеворот, Большое таяние снега, Первый дождь, Летний
солнцеворот, Большая летняя гроза, Первый снег.
В этом году не у всех была уверенность, что удастся торжество Первого
снега. Праздник требовал слишком много энергии. Все ресурсы Земли были
отданы строительству СВП-3. Выдвигались и другие соображения: половина
населения планеты уехала на космические стройки, а тем, кто остался, было
не до праздников: началась предпусковая горячка на станции сверхдальней
связи.
Но Управление Земной Оси выполняло свою программу неукоснительно.
Если на Земле останется один человек, желающий повеселиться, для него
развернут все установленные праздники.
Я думаю, это правильно. Мой помощник Альберт, увидев, какой размах
принимает подготовка, направил Большой протест: "Человечеству сейчас нет
времени праздновать, кроме, может, отдельных весельчаков. Для кого вы
стараетесь?" Большая ответила со всей электронной рассудительностью:
"Каждый человек достоин всего, чего достойно человечество".
После такого объяснения Альберт забыл о протестах и выкроил в
собственном своем бюджете времени часы для праздника.
Как всегда, снеговые тучи готовили заблаговременно. Их прессовали над
северной акваторией Тихого океана. Для интереса я слетал туда на рейсовой
ракетке, а на Камчатке забрался в морскую авиетку. Меня предупредила
Охранительница, что надо теплее одеться, но я пренебрег ее советом, и
раскаялся.
В толщах туч холод был адский. Кругом простиралась непроницаемо белая
пелена, похожая скорее на скрипящую под руками вату, а не на влажный туман
летних туч. Для меня оказалось новостью, что заранее приготовляется не
только влага, но и свет: тучи были спрессованы из мельчайших льдинок, им
предстояло лишь немного укрупниться, чтоб образовать готовые снежинки.
Я пригласил и Альберта на праздник Первого снега, ни Ромеро, ни Мэри
не возражали. Альберт явился раньше всех, за ним я. Альберт сидел на
ступеньках памятника Корове и по обыкновению возился с формулами.
Он всегда вычисляет - в свободное и несвободное время.
- Опаздывают ваши друзья, - сказал он и опять занялся вычислениями.
Я сел рядом с ним на ступеньках памятника. Это местечко перед
Пантеоном - любимое место свиданий. На приземистом, красного гранита,
постаменте корова склоняла рогатую голову, всматриваясь в меня темными
выпуклыми глазами. Я в тысячный раз прочитал надпись, почему-то она всегда
трогает меня: "Кормилице людей. Благодарное человечество". Я закрыл глаза,
повторяя надпись про себя. Во мне поднялись и прошли торжественно-широкие
мысли. Никто давно не пьет молока от коров, но хорошо, что человечество не
забывает свое прошлое.
Над каменной, рыже-черной коровой неторопливо шли облака, обычные
облака этого дня, не те, что заготавливались для праздника. Клены и
каштаны стояли голые, лишь высокие узкие дубы не хотели прощаться с
ржавыми листьями. Лужи затягивал ледок. Мир был суров и юн.
- Опаздывают ваши друзья, - повторил Альберт и, закончив одно
вычисление, принялся за другое.
На площади опустилась авиетка с Ромеро. Кабина была заставлена
свертками и пакетами, были даже два ведра. Ромеро помахал нам рукою.
- А Мэри? Ее еще нет? Ладно, сейчас я ее доставлю.
Пока он летал за Мэри, на площади приземлились еще три авиетки, из
них вылезли друзья Ромеро, мужчины и женщины, они здоровались и
спрашивали, где Павел. Затем снова показалась авиетка Ромеро, за ней
другая, с Мэри.
- Кажется, все в сборе? - сказал Ромеро, весело оглядывая нас. - По
креслам, друзья, и - за мной!
У Мэри был хмурый вид, настроение не праздничное.
Мне она сердито сказала, глядя в сторону:
- Вы не исполняете обещаний. Приняли приглашение, но не удосужились
залететь за мной.
- Я думал, что за вами залетит Павел, как, впрочем, и произошло...
Не слушая моих оправданий, она отошла. Она показывала, что не желает
со мной разговаривать.
Я уже подумывал, не отказаться ли от экскурсии. Если бы не Альберт, я
постарался бы незаметно улизнуть.
- Алле-гоп! - сказал Альберт и полез в авиетку.
Ромеро взял курс на север. Внизу проплыли три гряды жилых колец,
затем потянулись парки, их сменили поля и леса. Ромеро шел на излучину
реки Синюхи, где она образует петлю, поворачивая с запада на восток. На
заросшем деревьями полуострове я не раз проводил летние дни, купался,
влезал на дубы и тополя.
Ромеро опустился на полянку, в центре излучины, один за другим
садились мы, составив полукруг из авиеток.
- Здесь! - сказал Ромеро, потопав ногами по земле. - Снег назначен на
шестнадцать, у нас четыре часа впереди. Потратим это время на сооружение
костра и приготовление еды. Сегодня, вероятно впервые в жизни для многих
из вас, вы попробуете снеди и напитки, к которым не прикасались
электронные руки автоматов. "Будем подобны предкам!" - вот девиз нашего
сегодняшнего праздника.
Ироничный, малоподвижный Ромеро, в практических делах скорее
наблюдатель, чем участник, сегодня с энергией командовал.
Мы с Альбертом собирали валежник и ломали сухостой, другие мужчины
расчищали местечко для костра, женщины распаковывали свертки и доставали
необычную посуду - фарфоровые тарелки, металлические вилки и ноши,
хрустальные бокалы, скатерти из странного материала.
- Где вы достали такое старое, Павел? - спросил я.
- В музее. Надеюсь, вы не подумали, что для обеда в манере предков я
прибегу к услугам автоматизированных столовых? Скатерти из чистого льна -
великолепно, правда?
- Грубоватая ткань, жесткая, как бумага. Надеюсь, еда не из музея? Я
не хотел бы глодать котлеты, приготовленные пятьсот лет назад.
- Успокойтесь, из музея одни вина, да и им, конечно, не пятьсот лет,
хотя они очень стары! Но вино, чем старее, тем лучше, - так считали в
добрые старые времена, а нам сегодня предстоит проверить, верно ли это. Я
угощу вас свежайшим шашлыком из натурального барашка. Вчера еще наш шашлык
блеял в саду музея.
- Вы убили это бедное животное, Павел?
- Дорогой Эли, предки не убивали, а приготавливали барашков. Я его
приготовил, то есть зарезал, освежевал, разрубил мясо на кусочки, посолил,
залил уксусом, приправил луком и высыпал в ведро - томиться... - Он с
наслаждением описывал свои действия, у него горели глаза. - Не делайте
кислого лица, мой друг, наши предки не падали в обморок при виде крови,
как, боюсь, произошло бы с некоторыми нынешними мужчинами. Ручаюсь, вы
пальчики оближете, когда попробуете шашлыка.
Костер, раздуваемый ветром, взметнулся пологом багрового пламени, дым
обвивал пламя, как кружево ткань. Я взял на себя обязанность надзирателя
огня, Ромеро важно назвал меня "дневальным по печке". Это было все же
лучше, чем возиться с его дурно пахнущим мясом.
К шашлыку Павел пристроил Альберта, тот нанизывал мясо вперемежку с
луком на металлические шесты, похожие на прутья садовых решеток, - их тоже
привез с собой Ромеро.
Время шло к шестнадцати, небо опускалось все ниже. Тучи шли быстро,
густые и темные, в любую минуту из них мог вывалиться снег. Дубы,
окружавшие полянку и костер, рассылали багровые листья, их засасывало к
костру нисходящими и отбрасывало вверх восходящими токами воздуха: листья
кружились над огнем стаей больших медленных бабочек. Альберт разместил
шесты, мясо шипело, с него капал жир, чадно обволакивая горящие сучья.
Меня стало подташнивать от усилившегося неприятного запаха.
Без пятнадцати четыре Ромеро предложил взять рюмки и стал открывать
бутылки. Пробки окаменели в горлышках, одна бутылка сломалась сама, от
других отбивали горлышки камнем. От вина шел густой аромат, в нем
смешивалось что-то хорошее и что-то неприятное. Я заметил, что и другие,
прежде чем хлебнуть вина, украдкой принюхивались к нему.
Охранительница передала каждому торжественный бой часов, и, молчаливо
прислушиваясь к нему, мы по команде Ромеро подняли бокалы.
- Зима идет, друзья! За хорошую зиму!
Стал падать первый, еще крупный снег, и мы выпили вино. Не могу
сказать, чтоб оно мне понравилось. В нем была терпкость, оно жгло во рту,
как кислота, хотя скорей было сладко, а не кисло. В старину вино
смаковали, но я чувствовал, что меня затошнит, если буду долго держать его
во рту, и я проглотил его залпом. Альберт покривился, словно глотал жабу.
Я сказал тихонько, чтоб не слыхала Мэри, сидевшая по другую сторону
Альберта:
- Не знаю, как наши предки ели, а пили они невкусно.
Он отозвался громким шепотом:
- Ели они еще хуже. Я попробовал кусочек шашлыка - гадость
порядочная. В нем не чувствуется мяса.
- А у вас побагровели щеки! - сказал я со смехом. - И все лицо
отекло. Боюсь, вино не опьянило, а отравило вас, а может, вы просто
молодой, легкомысленный человек, и потому... Дайте мне вот тот длинный
жезл шашлыка. Хочу проверить, так ли он невкусен, как говорите вы... Речь
идет о наших предках, надо это понимать, Альберт, я никому не позволю,
чтоб наших великих предшественников...
- Ладно, ладно, вы раньше сжуйте хоть четвертинку вашего жезла!
Альберт оказался прав. Не то что четверти, даже и десятой шашлычного
жезла невозможно было проглотить.
