Натуральное мясо и вправду пахло чем угодно, но не мясом - дымом,
угольями, сажей, пережаренным жиром, жилами, костями. И в нем не было той
сочности и свежести, той ароматной мягкости, что радуют в настоящем
синтетическом мясе. Я жевал кусок, перекатывая его из одного угла рта в
другой, он был весь собран из каких-то терпких нитей и неперекусываемых
железных пленок.
Если бы такую продукцию выдали в столовой, все кухонные автоматы
немедленно бы отправили на завод на перемонтировку за полной
непригодностью.
Мэри, усердно жевавшая кусок, вдруг с отвращением выплюнула его в
траву.
- Наплевательское отношение к великим традициям, - сказал я. - Не
кажется ли вам, Мэри, что вы оскорбляете тех, кто жил задолго до нас?
- Мне кажется, что вы не в себе, - огрызнулась она. - Раньше вы при
каждом слове попеременно краснели и бледнели, сейчас вы только красны. И
вы многословны, этого тоже за вами не было.
- Вы не отвечаете на мое... на мой призыв... нет, вопрос! Итак, я
говорю, что вы осуждаете еду, которая тысячи лет...
- Выпейте еще, - посоветовала она.
- Наполните бокалы! - возгласил Ромеро. - Пусть льется по жилам
чудесный напиток древних.
Я выпил. Меня мутило от жира, осевшего на зубах и на языке. Снег
падал все гуще, он становился мельче. Небо темнело, земля светлела,
торжественная белая одежда заволакивала землю. Земля засыпала. Мне тоже
захотелось заснуть, я покачнулся и чуть не упал в костер. В ужасе я
оглянулся, не видел ли кто, как я внезапно ослабел.
Каждый был занят собой, на меня не глядели. Огонь костра боролся со
снегом, сучья парили, дым вставал зонтом, лишь в глубине тускло тлел жар и
змеились глумливые огоньки. Я не мог оторвать глаз от костра.
- Вам плохо? - спросил Альберт. - Поедемте лучше домой. Мне тоже
надоело это скучное варварское веселье.
- Как? - переспросил я. - Я молчу. Я не говорил, что скучно. Я
переживаю случившееся, дорогой... Альберт. Не надо пропускать лучшего
времени для пищеварения. Итак, что вы сказали?
- Ладно, посидим еще, - согласился он. - Только дальше, по-моему,
будет еще скучнее.
Кто-то запел, Ромеро подхватил. Сперва звучало два голоса, затем
вступили Мэри и Альберт, и песня стала всеобщей. Я тоже подтягивал, но
тихо, чтоб не мешать певцам, я редко попадаю в лад. Потом я замолчал, лишь
слушал и оглядывался.
И мало-помалу, по капле, по слову, по взгляду, по жесту я стал
проникать в сумрачную картину дикарского таинства, совершающегося вокруг
меня.
С невидимого неба обильно валил свет, посередине тускло парил костер,
а кругом костра люди, раскачиваясь, невпопад ревели песни. Я с ужасом
открывал на каждом лице еще неизвестные мне выражения ярости,
воинственного одушевления и жестокого восторга. Люди, мои соседи - я сам
был не больше чем одним из них, ничуть не лучше любого из них, -
радовались неизвестно чему, опьяненные, обожравшиеся, темно ликующие.
Я закрыл глаза, но страшная картина гремящих вокруг костра людей с
тупо пьяными рожами не пропала, а усилилась. Я снова раскрыл глаза. Люди
все так же сидели кружком и что-то надрывно выли сливающимся в один звук
пением. Я вспомнил о моих товарищах, разбросанных по звездным просторам,
никто из них и помыслить не мог, чем мы сейчас заняты.
Я встал и подобрался к Мэри. Она с испугом взглянула на меня.
- Вставай! - приказал я.
Для убеждения я рванул ее за руку.
- Что с вами? - говорила она. - На вас лица нет! Неужели на вас так
плохо подействовало вино? Эли, вам надо принять лекарство...
- Хватит! - требовал я и тянул ее за собою. - К чертовой матери это
чертово!.. В общем, мы едем! Садись в авиетку!
К нам подскочил обрадованный Альберт:
- Я с вами! Ну, молодцы, наконец надумали!
Мы бегом пустились к авиеткам. Мэри уже не упиралась, даже обогнала
меня. У авиеток нас настиг тяжело дышащий Ромеро. Он схватил меня за
плечо, я едва устоял на ногах.
- Ну! - сказал я. - Не очень, слышишь ты!
- Вот, значит, как! - с какой-то злой язвительностью сказал он. -
Умыкание невест - так это когда-то называлось. А меня, по-вашему, не надо
спрашивать? У вас не явилось мысли, что я могу быть против, любезный Эли?
- Нет. Не явилось, - сказал я. - Зато мне явилась другая мысль. - Я
повернулся к Мэри и Альберту: - Вы летите домой, а я немного задержусь.
Нам, как старым друзьям, надо кое о чем потолковать с Павлом.
- Я не позволю!.. - начал он, но я стал между ним и авиетками. Он
замолчал, всматриваясь в мое лицо. Я тоже молчал.
- Мы вас ждем! - крикнула Мэри. Ее авиетка унеслась в темноту
снегопада, за ней пропала авиетка Альберта.
Только после этого я заговорил.
- Теперь можно не стесняться, - сказал я. - Какой вывод вы
собираетесь сделать из данного происшествия, высокоуважаемый Ромеро?
Он сперва повернулся к распевавшим у костра людям, потом со злой
усмешкой поглядел на меня. В темноте, слабо озаренной снегом и бликами
костра, я видел лишь его белое лицо, усмешку и сверкающие глаза.
- Когда-то был хороший обычай, - сказал он медленно. - Если двух
мужчин разделяла женщина, они сами решали свой спор, не прибегая к помощи
Охранительниц, Больших и Малых и прочих Справочных и Академических. Вы
меня понимаете, высокомудрый Эли? Я согласен на любой вариант - шпаги,
пистолеты, винтовки... Оружие возьмем из музея.
Я изучал его бешеное лицо, стараясь сообразить, насколько он
серьезен.
- Я не такой поклонник старины, как вы, - ответил я. - Что до меня,
то предпочитаю для дуэли аннигиляторы. Тут есть некоторое преимущество
перед прежними формами поединков - побежденный увеличивает собою мировую
пустоту...
- Короче говоря, вы отказываетесь из трусости, - сказал он надменно.
- Могу вам сказать одно: трусостью еще никто не покорял сердца женщин.
- Да? - переспросил я, надвигаясь на него. - У вас, конечно, опыт -
такой покоритель сердец!.. А не приходит вам в голову, рыцарь мужества,
что я сейчас схвачу вас за грудки и выбью вашей стройной фигурой дупло в
одном из дубов?
Теперь и он изучал мое лицо, пытаясь разглядеть, как далеко я готов
пойти. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и хмуро:
- Что же, такой способ тоже был - драка на кулачках, зубами и ногами.
Лично я не поклонник неандертальских манер. Но если вы настаиваете...
- Нет, - сказал я. - Это вы настаиваете, а не я. Я хочу спать, а вы
мешаете мне возвратиться домой. Пустите вы меня или нет? Еще минуту я
потерплю...
Он колебался всю отпущенную ему минуту. Зато теперь он снова был
прежний - ироничный, немного высокомерный, любезный Ромеро.
- Вы правы, мой друг. В наше время кулаком не завоевывают сердца
женщин. И в пылу наших споров я позабыл, что меня ждут гости. Пренебрегать
обязанностями хозяина в старину почиталось не меньшим грехом, чем показать
трусость. Видимо, я опьянел. Я, как и вы, в первый раз пробую старинное
вино. Желаю доброго сна.
Он пошатнулся, поворачиваясь. Я поддержал его. Он высокомерно отвел
мою руку.
- Стой! - сказал я с яростью. - Должны же мы когда-нибудь поговорить,
как друзья, Павел? Не идите к костру, вам не место там.
- Позвольте мне самому выбрать себе место. И разрешите вам заметить,
проницательный друг, я не нуждаюсь ни в чьих советах.
Я опять не пустил его.
- Я не советую, а спрашиваю. Почему вы на Земле, а не на Оре? Что вам
делать сейчас на Земле?
- Странный вопрос! - сказал он, пожимая плечами. - А что мне делать
на Оре? Вы, кажется, забыли, что там ваша сестра?
- Я ничего не забыл. Вы должны лететь на Ору.
Он уже не вырывался.
- Вы преувеличиваете мою выдержку, - сказал он сумрачно. - У нас с
Верой нет дорог друг к другу. Если бы вы знали, как безобразно мы
поссорились еще тогда, на звездолете...
- Я видел вашу ссору. Это получилось случайно, но я все видел.
- Значит, вы видели и то, как хладнокровно она прогнала меня?
По-вашему, это можно снести?
- Глупец, она рыдала после вашего ухода! Слушайте, Павел, каждый день
на Плутон уходят три экспресса, вы еще успеете к ночному.
Ромеро так побледнел, что я испугался. Он беззвучно шевелил губами,
долгую минуту всматривался в меня, потом сказал:
- Я подумаю. Сейчас меня ждут гости.
Я смотрел ему вслед. Он шел быстро и легко. Опьянение с него слетело
сразу.
13
Утром меня разбудил Альберт. Он ухмылялся в видеостолбе.
- Проснитесь! - кричал он. - Как здоровье после вчерашнего? Мы с Мэри
добрались великолепно. Она передает вам привет. Да проснетесь ли вы
наконец?
- Что случилось? - спросил я, вскакивая. - Почему такая спешка?
- Разве вы забыли, что сегодня опробование связи с Орой? Я вызываю
вас уже из Сахары. Кого из ваших друзей приглашать?
- Жанну - жену Андре, и Мэри. Впрочем, я уже пригласил их.
- А наш вчерашний хозяин Ромеро?
- Думаю, он уже катит на Плутон.
Я быстро оделся и поспешил к аэробусу в Сахару.
Там уже все было подготовлено к открытию связи. С нашей стороны
начинала работу СВП-3, на Оре вступала отосланная нами СВП-2.
Гостей было немного, среди них Жанна. Я провел ее в зал и сел рядом с
ней. Она попросила продемонстрировать во время сеанса связи места, где
произошли сражения с разрушителями, я пообещал сделать все, что будет
возможно.
Жанна, тихая, скромно одетая, как села на свое место, так уже не
вставала, хотя до пуска оставалось много времени.
Потом появилась Мэри. Она с улыбкой пожала мне руку. Все в ней
меняется, когда она весела.
- Что вы сделали с Ромеро, Эли? Вы знаете, что он сразу после
праздника улетел на Ору?
- Вас это огорчает, Мэри?
- Разве похоже, что я огорчена? Вы, кажется, заподозрили, что я
увлечена вашим другом?
Я сдержанно сказал:
- Очень рад, если не увлечены.
Положительно у нее было неплохое настроение. Я первый раз видел ее
такой веселой.
- Эли, вы разговариваете так, словно сами влюбились в меня. Не
забывайте, что у нас нет взаимного соответствия. Ничего хорошего для вас
из этого не получится.
- Как и для вас, - сказал я и показал ей место рядом с Жанной.
Пуск установки был поручен Альберту.
Альберта аттестовали человеком необычайных математических
способностей, и за короткое время сотрудничества я убедился, что в
аттестате не было преувеличения.
Он, конечно, уступал любой машине в быстроте расчетов, но по яркости
непрерывно взрывавших его мозг идей напоминал Андре, - может, поэтому я
так к нему привязался.
Альберт разместился в специальной кабине, устроенной тут же в зале,
позади нас. Перед нами зиял темный ящик, нечто вроде сцены театров -
приемный стереообъем станции. Возмущения плотности пространства,
переведенные дешифраторами на язык человеческих звуков, линий и красок,
должны были реалистически изобразиться в стереообъеме.
- Луч в пространстве, - сказал Альберт в двенадцать часов.
Внешне все совершалось без эффектов - Земля не затряслась и не
загудела, атмосферу не полоснуло пламя, даже кресла не дрогнули.
Но каждый из нас знал, что в мировое пространство рванулся поток
энергии еще не слыханной мощи и концентрации. Прими этот поток иную, более
вещественную, форму и попади в него любая планета - даже вспышки не
произойдет, просто исчезнет планета, словно и не было ее никогда. И от
одной мысли, что мы присутствуем при высвобождении чудовищно огромных сил,