болела голова. У выхода в Студеное море он с кряхтеньем и стонами выбрался
на палубу. Какой-то комок вертелся в горле. Приходилось его заглатывать, а
сухой рот судорожно ловил холодный ветер и не мог справиться с противным
комком. Палуба то вставала перед глазами уходящей к серым облакам стеной, то
с грохотом проваливалась куда-то, и в глазах рябило от белых барашков,
срываемых ветром с гребней изумрудных волн. Цепко ухватившись за фальшборт,
Гольденберг злобно поглядывал на пробегавших мимо веселых матросов. Он
поминутно склонялся к бьющим о борт волнам, стараясь освободиться от
ворочающегося в горле комка.
- О майн либер мутерхен! Зачем я связался с этой аферой? О деньги,
деньги!
Заметив стоявшего на мостике Рубцова, он собрал силы и крикнул
пронзительно и жалобно:
- Эй, шкипер! Отверните корабль, чтобы не так качало... Ой, какое
мученье!
Тот отрицательно покачал головой:
- Волна захлестнет. Опрокинемся.
Только через неделю после выхода из Архангельска отощавший и ослабевший
начальник экспедиции смог проглотить несколько ложек щей. Мичман, его
компаньон по столу, с аппетитом доедал большой кусок солонины.
- Когда мы вернемся, князь, прошу засвидетельствовать, что за все сие
время я имею право получить кормовые деньги.
- Да вы, сударь, сидите-ка лучше в каюте, чтобы вас не мутило от волн.
Смотрите, какими ледяными горами балует нас Студеное море...
На горизонте проплыла гора, похожая на стоящую у обрыва женщину.
- Точь-в-точь богиня Венус из Летнего сада в Санкт-Петербурге.
- Дорого бы я дал, - прошептал Гольденберг, - чтобы сидеть сейчас там, а
не в этой холодной каюте! Но что поделаешь? Сам герцог предложил мне
возглавить экспедицию... Да, океан - это не Невская першпектива. Не место
для про-гулок... Изволь разыскивать в этом хаосе тумана и снега ушедших
ранее нас господ Беринга, Чирикова и Шпанберга! Я хоть и не имею морского
образования, но могу распорядиться любым предприятием. Его сиятельство
герцог очень большого мнения о моих способностях.
В каюту вошел Рубцов:
- Господа начальники, запас пресной воды иссякает. Осталось полторы
бочки. На полдень от нас имеется остров. Как изволите распорядиться?
Белозерский внимательно просмотрел висевшую на стене рукописную карту:
- Имеется река. Придется запастись водою.
- Я бы считал излишней подобную остановку,-возразил Гольденберг. - Нам
троим запаса воды хватит надолго, а команда может растаивать лед или хлебать
морскую водицу. Матросские желудки неприхотливы.
- Видно, что господин начальник не принадлежит к сословию
рейтарскому...-начал Белозерский,
- У моего отца в Риге мясная лавка. А что?.
- А то, - спокойно продолжал князь, что ни вашему отцу, ни вам, сударь,
не ведомо: на непоеной лошади далеко не уедешь. Надо приставать к острову.
Шкипер благодарно взглянул на мичмана:
- Должно, остров обитаем. Гольденберг презрительно фыркнул:
-- Какие же дикари существуют здесь?
- Самоди, а по-нашему - самоедь, господин начальник.
- Пожиратели людей или... как это? Людоеды?
- Никак нет, северные люди, что по снегу сами едут, на лыжах скользить
они с давних времен привычны.
Корабль вошел в небольшую бухточку, окруженную голым, пустынным берегом.
На невысоких холмах шуршал под ветром сухой кустарник. Только узенькая речка
немного оживляла унылую картину, освещенную июньским незаходящим солнцем.
Справа от реки темнело около десятка крытых берестой чумов. У входа в
крайний играли голые дети. Приземистая женщина в потертой панице и в меховых
чулках разрезала костяным ножом оленье мясо.
- Какие животные!-сплюнул Гольденберг.-Нога моя не пройдет по этой земле.
Это свиньи, а не люди.
Изнутри на каютной двери загремел засов.
Пообедав в одиночестве, мичман отправил для переговоров со старшиной рода
двух поморов, знающих туземный язык, и вместе со шкипером Рубцовым тщательно
осмотрел все корабельные помещения.
Через полчаса палуба заполнилась местными жителями. Одни помогали
матросам грузить бочки с водой, другие дарили членам экипажа разные изделия
из кости, тонкие и изящные, как кружевные манжеты князя Белозерского. Самоди
охотно брали взамен стальные ножи, топоры, багры и другие необходимые в их
несложном хозяйстве предметы. Хоть и надеялся Дмитрий Ефимович Рубцов на
своих подчиненных, но не уходил с палубы, внимательно следя, чтобы туземцам
не было никаких обид и чтобы кто-нибудь из матросов не пустил в обмен
судового запаса водки. А у каюты мичмана старики благодарили князя за
подаренные им абордажные кортики. И они предупредили:
- Худо будет. Большой ветер пойдет и великие льды сдвинет. Туман глаза
отведет. Снег землю закроет. Начальник хороший человек. Начальнику в воде
умирать не надо.
- Худо будет, - поддакивал старейшина. - Сиди у нас.
Ночью погода заметно испортилась. Пошел густой снег. Старинные приметы не
солгали.
Запас воды был пополнен, но ни мичман, ни шкипер не решались покинуть
остров.
Однажды на палубе появился Гольденберг, эакутанный в длинную шубу.
- Долго мы будем... как это по-русски?.. морозить тараканов? Может быть,
вам, господин Рубцов, и доставляет особенное удовольствие проживать здесь
вместе с этими скотами, а мне нет.
Шкипер показал на обледенелый рангоут:
- Мачты и реи замерзли, господин начальник. Наипаче замерзнем мы с вами.
Сквозь снег даже птица не пробьется к своему гнезду.
- К черту этот остров!-топнул ногой Гольденберг.- Пока мы отсюда не
тронемся, я даже на палубу не выйду. Не желаю мерзнуть в этой щели...
Дверь в каюту заскрипела.
- Слава те, господи!-прошептал стоявший у судового колокола седобородый
матрос.-Хоть бы век не видеть твоей злющей хари!
Дмитрий Ефимович приложил палец к губам, а потом погрозил им
седобородому.
Корабль застрял на месяц.
Из запертой каюты начальника экспедиции частенько просачивался запах
дешевого табака и тминной настойки. Иногда посланный с обедом матрос
приносил кушанья обратно. Даже свежее оленье мясо, приобретенное у ненцев,
не прельщало обалдевшего от пьянства начальника. И днем и ночью от него
можно было услышать либо ругань, либо невнятное бормотание:
- Проклятая страна! Зачем я поехал в эту Россию?..
- Что будем делать?-спросил Рубцов у мичмана.- Июнь на исходе, а мы летом
зимовку устроили. По началу судить не приходится. Из Архангельска шли -
радоваться надо. Бойко щи хлебали, а до каши так и не добрались.
Мичман тяжело вздохнул:
- Отойдем с острова - посмотрим. Коли вперед дороги нет, назад
возвращаться придется.
Судно обогнуло остров с юга. Долго перед глазами матросов темнели
ненецкие чумы, выглядывавшие из-за корявых ветвей кустарника. Долго по
берегу бежали местные жители, приветливо махая руками.
Когда островок скрылся за горизонтом, путь кораблю преградили плывущие с
севера, размытые водой и иссеченные ветрами ледяные поля. Корабль, обходя
их, пытался прорваться к Большой земле, но с каждым часом льдины все плотнее
обступали его.
Рубцов вопросительно взглянул на Белозерского, а тот молча показал
подзорной трубой на запад.
Слегка накренившись, корабль сделал петлю и лег на обратный курс. Мимо
островка ненцев прошли ночью, и даже марсовый не заметил его.
Гольденберга мучила жажда. Проснувшись рано утром и не найдя в своей
каюте воды, он, против обыкновения, спустился в трюмное помещение, где
отдыхали свободные от вахты матросы. На пустом рундуке колыхалась вода в
белой костяной чаше. Жадно глотая успевшую согреться влагу, он увидел на
тонком ободке бегущих оленей, преследуемых лыжниками в высоких пимах.
- Что это такое есть?-толкнул он локтем храпевшего рядом седобородого.
Тот протер светло-карие глаза:
- Чашка.
- Сам знаю, что это есть чашка. Откуда?
- Да с острова.
- С какого острова?
- Да где мы воду брали.
- У кого ты ее украл?
- Да господь с вами, господин начальник! Чего пристали? Чашку-то старик
один нашему шкиперу подарил. Евон-ная она, чашка-то.
Схватив чашку, Гольденберг побежал на омываемый солеными брызгами мостик.
Крутя ее перед собой, он подскочил к стоявшему у штурвала Рубцову;
- Что это такое есть?
- Чашка.
- Я не то спрашиваю. Я спрашиваю, знаешь ли ты, что это за чашка?
- Ее подарил...
- К черту подарил! Это знаменитая слоновая кость.
- Мы называем ее рыбьим зубом.
- К черту дурацкие названия! Много этого рыбкина зуба на острове?
- Поди, полным-полно, коли чашки из него делают.
- Гром и молния! Куда мы едем?
- Возвращаемся обратно, в Архангельск.
- Как-в Архангельск?
- Его сиятельство приказали, поскольку льды дорогу преграждают.
- Ах, вот что... От острова далеко?
- Почитай, верст свыше сотни махнули. На шум, поднятый Гольденбергом,
появился мичман. Собрались и остальные мореходы.
- Вот и вы, князь, кстати.Слушайте мою команду; вернуться на остров и
загрузить трюм слоновой костью. Именем его сиятельства герцога Курляндского.
Матросы заволновались.
- Ишь ты! Разбоем ее, что ли, достать? За борт тебя, собачьего сына! -
раздались голоса.
- Кто сказал за борт? Перепорю всех! Слово и дело! - визжал, брызгая
слюной, Гольденберг.
Пальцы мичмана, сжимавшие подзорную трубу, побелели, а в серых глазах
сверкнули искры.
- Стоп! Отставить за борт! А вы, господин хороший,- обернулся он к
Гольденбергу,-всех не арестуете. Словом и делом на море не бросаются.
Приказание ваше исполнено быть не может: самоедь подданными Российской
империи числятся, и никто на них руку без особого государственного решкрипта
не поднимет.
Рубцов закивал головою:
- Правду говорит. Мы сами потом в ответе будем.
- Хорошо. Но на остров вернуться приказываю второй раз.
- Ин быть по-вашему, - решил Белозерский. - Готовь, Ефимыч, к повороту!
Рубцов удивленно посмотрел на князя. Тот незаметно подал знак подзорной
трубой.
Недоумевающая команда по приказу шкипера полезла на ванты. Корабль лихо
развернулся и пошел к востоку.
- Когда бросим якорь, - прохрипел Гольденберг срывающимся от радости
голосом,-доложить мне. В каюте загремел засов.
- В чем дело, ваше сиятельство?-удивился шкипер.
- Так надобно. Ты, Ефимыч, хочешь с подручными Андрея Ивановича Ушакова
познакомиться? Вижу, хочешь из Архангельска в Санкт-Петербург кандалами
прогреметь, а там с начальником Тайной канцелярии, вися на дыбе,
побеседовать? Приказ исполнять надо.
- А остров?
- Леший его знает, на каком он градусе и на какой параллели затерялся.
Карта-то рукописная, соврать может. Читал я в одной книге об острове, на
коем французские монахи от норманнов спасались. Сколько те святых отцов ни
искали, найти не могли. Остров уплывал от разбойников подобно кораблю.
Может, самоедь на таком же плавающем острове обретается. Наш начальник не
горазд координаты определять, а потому придется мне оным делом заняться.
В ответ Рубцов насмешливо скосил глаза на запертую каюту.
Наполненные попутным ветром паруса не беспокоили команду, и люди хорошо
отдохнули. Только мичман почти не выходил из каюты, занятый сложными
вычислениями.
На третьи сутки, в полночь, корабль подошел к плывущему с севера ледяному
полю.
- Буди немца, Ефимыч! -приказал князь. Гольденберг выскочил на палубу.
- Остров?
- Никак нет, господин начальник,-отрапортовал Бело-зерский. - Подошли к
ледяной полосе. Прикажете пробиваться дальше или возвращаться?
- А где же остров?
- Не нашли.
- Не может быть!
- Счислял будто правильно, для верности возвращался назад, отклоняясь от
