теннисных платьях в креслах у наружного бара. Все они раскраснелись от
игры, пот проступал на белых платьях, все держали в руках длинные
запотевшие стаканы с Пиммз N1 и фруктами.
- Идемте, - сказала Хилари и повела меня к ним. Я внутренне напрягся,
стараясь стать хоть на дюйм выше.
- Девушки, вот вам мужчина для общества. Познакомьтесь с доктором
Бенджамином Кейзином. Доктор Кейзин - директор Института африканской
антропологии и предыстории. Бен, это Марджори Фелпс.
Я поворачивался к каждой их них, пока Хилари называла имена, принимая
сверхэкспансивные приветствия. На каждую смотрел, каждой что-нибудь
говорил: глаза и голос у меня хорошие. Для них эта церемония не менее
трудна, чем для меня. Никто не ожидает, что хозяйка за напитками перед
ланчем вдруг познакомит тебя с горбуном.
Меня спасли дети. Бобби увидела меня и подбежала с криком "Дядя Бен!
Дядя Бен!" Она обняла меня холодными влажными руками за шею и прижалась
своим промокшим купальником к моему новому костюму, прежде чем утащить к
орде других потомков Стервесантов и их приятелей. С детьми мне легче: они
либо не замечают моего уродства, либо относятся к нему вполне естественно.
"А почему ты ходишь сгибаясь?"
Но сейчас я был слишком занят мыслями, чтобы уделить им много
внимания, и скоро они занялись своими делами, все, кроме Бобби - она, как
всегда, сохранила мне верность. Потом Хилари занялась падчерицей, а я
вернулся к юным матронам, на которых постарался проивзести самое лучшее
впечатление. Не могу сопротивляться хорошеньким женщинам, когда пройдет
первая неловкость. Было уже три часа, когда я отправился в Институт.
Бобби Стервесант налила мне солодового виски Глен Грант с той же
щедростью, с какой эта тринадцатилетняя девица наливает кока-колу. И
соответственно я явился в Институт в прекрасном настроении.
На столе конверт в надписью "Лично. Секретно", к нему прикреплена
записка "Пришло во время ланча. Очень интересно! Сал".
С коротким уколом ревности я рассмотрел печать на конверте. Не
тронута. Салли внутрь не заглядывала, хотя я знал, что для этого ей
потребовалась вся сила воли: она чрезвычайно любопытна. Называет это
научным складом мысли.
Я догадывался, что она появится через пять минут, поэтому прежде
всего отыскал в ящике стола мятные таблетки и сунул одну в рот, чтобы
отогнать запах виски. Потом вскрыл конверт, достал увеличенную -
двенадцать на двенадцать - копию фотоснимка, включил настольную лампу и
приготовил увеличительное стекло. Потом оглянулся на войска прошлого.
сгрудившиеся в моем кабинете. Все четыре стены заняты полками, а на них
книги - мое главное орудие, в коричневых и зеленых переплетах телячьей
кожи, с золотым обрезом. Кабинет большой, и в нем много тысяч томов. А на
верхних полках, над книгами, гипсовые бюсты всех существ, предшествовавших
человеку. Только головы и плечи. Австралопитек, проконсул, робуста,
родезийский человек, пекинский человек - все, включая неандертальца и
самого кроманьонца, homo sapiens sapiens, во всей его славе и низости.
Полки справа от стола заняты бюстами всех этнических типов, какие
встречаются в Африке: хамиты, арабы, негроиды, боскопы, бушмены, гриква,
готтентоты и остальные. Они внимательно смотрели на меня своими
выпученными глазами, и я обратился к ним.
- Джентльмены, - сказал я, - думаю, мы нашли кое-что стоящее. - Я
разговариваю с ними вслух, когда возбуджен или выпил, а сейчас и то и
другое.
- С кем ты разговариваешь? - спросила Салли от двери, заставив меня
подпрыгнуть на стуле. Вопрос риторический, она прекарсно знает, с кем я
разговариваю. Она прислонилась к косяку, засунув руки в карманы белого
пылевика. Темные волосы над выпуклым лбом забраны лентой, большие
зеленоватые глаза широко расставлены по обе стороны от дерзкого носа.
Широкие скулы, большой чувственный улыбающийся рот. Рослая девушка, с
длинными мускулистыми ногами, в плотно облегающих синих джинсах. Почему
мне всегда нравятся рослые женщины?
- Как ланч? - спросила она, начиная медленный скользящий маневр по
ковру в сторону моего стола, чтобы посмотреть, что на нем. Я уже убедился
на собственном опыте, что она может читать сверху вниз.
- Отлично, - ответил я, закрывая фотографию конвертом. - Холодная
индейка, салат с омаром, копченая форель и заливная утка с трюфелями.
- Ты, ублюдок, - прошептала она. Салли любит хорошо поесть, и она
заметила мою игру с конвертом. Я вообще-то не позволяю ей так со мной
разговаривать, но как ее остановишь.
За пять шагов до меня она принюхалась. "Солодовое виски с мятой.
Ничего себе!"
Я вспыхнул. Ничего не могу с собой поделать. Это как заикание. А она
рассмеялась и села на угол моего стола.
- Ну, Бен. - Она откровенно смотрела на конверт. - Я с самого его
получения разрываюсь. Вскрыла бы с помощью пара, но сломался электрический
чайник.
Доктор Салли Бенейтор мой ассистент уже два года, и все это время я в
нее влюблен.
Я подвинулся, давая ей место за столом, и снял конверт, открывая
фотографию. "Ну, что ж, - сказал я, - посмотрим, что ты скажешь".
Она протиснулся к столу, коснувшись моего плеча - это прикосновение
электрическим ударом отозвалось во всем моем теле. За два года она стала
как дети, не замечала моего горба. Ведет она себя совершенно естественно,
и я выработал график - через два года наши отношения созреют. Мне нужно
продвигаться медленно, очень медленно, чтобы не вспугнуть ее, но со
временем я приучу ее к мысли, что я ее любовник и муж. Но если
предшестующие два года показались мне ужасно долгими - что же о
последующих двух?
Она склонилась к столу, глядя в увеличительное стекло; какое-то время
не шевелилась и молчала. Отраженный свет падал ей на лицо, и когда она
наконец взглянула на меня, лицо у нее было восхищенное, зеленые глаза
сверкали.
- Бен, - сказала она, - о, Бен! Я так рада за тебя! - Почему-то такое
легкое признание и самонадеянность раздражали меня.
- Ты слишком торопишься, - выпалил я. - Существует с десяток
естественных объяснений.
- Нет. - Она покачала головой, по-прежнему улыбаясь. - Даже не
пытайся. Это оно, Бен, наконец-то! Ты так долго работал и верил, не бойся
же теперь. Прими и признай.
Она выскользнула из-за стола и быстро подошла к полке с книгами на
букву К. Тут двенадцать томов, на которых имя автора - Бенджамин Кейзин.
Она выбрала один их них и открыла на закладке.
"Офир", - прочла она. - Автор доктор Бенджамин Кейзин. Исследование
доисторической золотодобывающей цивилизации Центральной Африки, с особым
анализом фактов, относящихся к городу Зимбабве и к легенде о древнем и
забытом городе в Калахари".
Она с улыбкой подошла ко мне. "Ты это читал? Очень интересная книга".
- Конечно, есть шанс, Сал. Я согласен. Всего лишь шанс...
- Где это? - прервала она. - В области запасов минералов, как ты и
предсказывал?
Я кивнул. "Да, в золотом поясе. Но, может, это небольшое поселение,
не больше Лангебели или Руване".
Она триумфально улыбнулась и снова нагнулась к линзе. Палцем
коснулась стрелки в углу фотографии, указывавшей на север.
- Целый город...
- Если это город, - прервал я.
- Целый город, - повторила она с ударением, - и ориентирован он на
север. По солнцу. А вот акрополь - солнце и луна, два бога. Фаллические
башни - их четыре, пять, шесть. Возможно, целых семь.
- Сал, это не башни, всего лишь темные пятна на фотографии, сделанной
с высоты в 36 000 футов.
- Тридцать шесть тысяч! - Сал вздернула голову. - Значит, он
огромный! Зимбабве пометился был за главной стеной с десяток раз.
- Спокойней, девушка. Ради Бога.
- И нижний город за стенами. Он протянулся на мили. Он огромен, Бен.
Интересно, почему он в форме полумесяца? - Она распрямилась и впервые, в
самый первый удивительный раз, обхватила меня руками за шею и обняла. - О,
я сейчас умру от возбуждения! Когда мы туда отправляемся?
Я не отвечал, едва мог дышать, стоял, затаив дыхание, и наслаждался
прикосновением ее больших теплых грудей.
- Когда? - повторила она, откинувшись, чтобы взглянуть мне в лицо.
- Что? - спросил я. - Что ты сказала? - Я вспыхнул, начал заикаться,
она рассмеялась.
- Когда мы отправляемся, Бен? Когда начнем отыскивать твой утраченный
город?
- Ну, - я обдумывал, как бы поделикатнее выразиться, - вначале мы
отправляемся с Лореном Стервесантом. Вылетим во вторник. Лорен не упоминал
асситстента, я не думаю, что ты полетишь с нами на рекогносцировку.
Салли сделала шаг назад, прижала кулаки к бедрам, зло взглянула на
меня и спросила с обманчивой мягкостью: "Хочешь биться об заклад?"
Я бьюсь об заклад, когда есть шанс выиграть, поэтому я просто
приказал Салли паковаться. Недели для этого слишком много: Салли
профессионал и путешествует налегке. Ее личные вещи вошли в небольшую
сумочку и вещевой мешок на ремне. Самое громоздкое - альбом и краски.
Книги мы отбирали вместе, чтобы избежать повторов. Другой большой груз -
мое фотографическое оборудование; ящики и сумки для образцов вместе с моим
брезентовым чемоданом громоздились в углу кабинета. Мы были готовы через
двадцать четыре часа и следующие шесть дней спорили, убивали время,
раздражались, вздорили из-за пустяков и все время разглядывали фотографию,
которая уже начала утрачивать глянец. Когда напряжение становилось
невыносимым, Салли запиралась в своем кабинете и пыталась переводить
наскальные надписи из Драй Коппен или рисованные символы из Виттберга.
Наскальные рисунки, надписи и перевод древних письменностей - ее
специальность.
А я раздраженно бродил по выставочным залам, отыскивал пыль на
образцах, думал о том, как лучше расставить сокровища, заполняющие
подвальные и чердачные помещения, подсчитывал имена в книге посетителей,
пытался играть роль экскурсовода для групп школьников - делал все, что
угодно, только не работал. И в конце концов отправлялся наверх и стучал в
дверь Салли. Иногда слышал в ответ: "Входи, Бен". Но могло быть и
по-другому: "Я занята. Что тебе нужно?" Тогда я шел в секцию африканских
языков и проводил час-другой с мрачным гигантом Тимоти Магебой.
Двенадцать лет назад Тимоти начал работу в Институте как уборщик. Мне
потребовалось шесть месяцев, чтобы обнаружить, что помимо своего родного
южного сото он говорит еще на шестнадцати диалектах. За восемнадцать
месяцев я научил его бегло говорить по-английски, а писать - за два года.
Спустя два года он поступил в университет, получил звание бакалавра
искусств еще через три года, а ученая степень магистра пришла к нему еще
два года спустя - теперь он работает над докторской диссертацией по
африканским языкам.
Сейчас он владеет девятнадцатью языками, включая английский, и он
единственный известный мне человек, который, помимо меня - а я ведь девять
месяцев прожил в пустыне с маленькими желтыми людьми, - владеет
одновременно диалектами северных бушменов и бушменов Калахари.
Для лингвиста он исключительно молчалив. А говорит глубоким басом,
который соответствует его огромной фигуре. Его рост шесть футов пять
дюймов, мышцы как у профессионального борца, но движется он с грацией
танцовщика.
Он привлекает меня и немного пугает. Голова у него совершенно
безволосая, а круглая лысина блестит, как черное пушечное ядро. Нос
широкий и плоский с раздувающимися ноздрями, губы толстые,
