вероятно, черты северосредиземноморских предков. Сколько лет рисунку, Сал?
- Не могу сказать точно. Примерно две тысячи лет. На этой стене самые
древние изображения пещеры.
- Посмотри, Сал, - сказал я оживленно.
За центральной виднелось множество крошечных фигурок, следовавших за
царем. У них не было таких подробностей, но мечи и шлемы, несомненно,
такие же.
- А посмотри сюда, - Салли осветила фонарем ряд из двадцати примерно
одетых в белое фигур у ног царя. Крошечные фигурки, примерно девяти
дюймов.
- Вероятно, жрецы. Бен, смотри, смотри!
Она провела лучом фонарика по каменному ковру, и я в первый момент не
узнал его, потом мое сердце дрогнуло. Как огромная фреска, частично
уичтоженная влагой, мхами и лишайниками, частично закрытая нарисованными
поверх нее мириадами фигур людей и животных, развертывалось изображение
каменной крепостной стены. Стена была сложена из блоков, причем ясно были
видны их соединения, а по ее вершине проходил декоративный пояс из
шевронов, аналогичный тому, что украшает главную храмовую стену в руинах
Зимбабве. За стеной виднелись очертания фаллических башен, которые мы
надеялись найти.
- Это наш город, Бен. Наш затерянный город.
- И наш затерянный царь, Салли, и его жрецы, его воины и... О, Боже!
Салли, ты только посмотри!
- Слоны! - воскликнула она. - Боевые слоны с лучниками на спинах, как
те, что использовал Ганнибал в войне с Римом. Карфагеняне, финикийцы!
Всего было так много, изогнутая стена длиной в сто футов и высотой в
пятнадцать, и каждый квадратный дюйм ее был покрыт бушменскими рисунками.
Фигуры и формы переплетались, некоторые более ранние были покрыты сверху
другими и сгладились; другие, подобно нашему белому царю, гордо оставались
нетронутыми. Огромный труд - развернуть всю эту массу изображений, которая
рассказывает об утраченной цивилизации. Это дело Салли, моя камера может
лишь зафиксировать дикое смешение, а Салли будет тщательно и терпеливо
брать одну фигуру или группу фигур, казалось бы, совершенно уничтоженных,
и восстанавливать на своих листах восковой бумаги.
Но теперь, конечно, не до этой работы. Весь остаток дня мы с Салли
ползали вдоль стены, всматриваясь, трогая и восклицая от восторга и
изумления.
Вернулись мы вечером в лагерь физически и эмоционально истощенные.
Питер Ларкин получил сообщение от Лорена:
- Он желает вам удачи; один из вертолетов - разведчиков нефти будет в
вашем районе в течение следующих нескольких дней; дайте список того, что
вам необходимо. Он все вам привезет.
Следующие десять дней были самыми счастливыми в моей жизни. Как и
пообещал Лорен, прилетел вертолет с надписью "Стервесант ойл" на фюзеляже.
Он привез массу необходимого, деликатесы, еще одну палатку, набор карт,
разведывательный теодолит, керосин для ламп, пищу, сменную одежду для нас
обоих, бумагу и краски для Салли, пленку для меня и даже несколько бутылок
солодового виски Глен Грант, этого универсального средства от всех
человеческих бед. Лорен в своей записке предлагал мне заниматься тем, что
кажется мне перспективным, и затратить на это сколько угодно времени. Он
полностью поддерживает меня, но я не должен слишком долго держать его в
неизвестности, потому что он "умирает от любопытства".
Я передал ему свою благодарность, пленку с наскальными изображениями,
среди которых не было самых древних, и кучу полиэтиленовых мешков с
образцами краски из разных мест пещеры для радиоуглеродного датирования.
Потом вертолет снова улетел, оставив нас в нашей идиллии.
Ежедневно мы работали с самого утра дотемна, составляли план пещеры
на плоскости и на разных уровнях высоты, фотографировали все изображения и
наносили их на схему, отмечая положение относительно нашего царя. Салли
разрывалась между помощью мне и выполнением собственной работы по
выделению наиболее древних рисунков. Мы работали в полном согласии и
взаимопонимании, делая перерывы только для того, чтобы поесть у
изумрудного пруда или поплавать вместе обнаженными в прохладной прозрачной
воде, а иногда просто чтобы полежать на скалах и поговорить.
Вначале наше появление в пещере серьезно отразилось на экологии
местной фауны, но как мы и надеялись, животные скоро привыкли. Через
несколько дней птицы снова стали прилетать через отверстие в крыше пещеры,
чтобы напиться и выкупаться в бассейне. Вскоре они перестали обращать на
нас внимание, занимаясь своими шумными омовениями, расплескивая воду, а мы
отрывались от работы и смотрели на них.
Даже обезьяны, привлеченные жаждой, вначале осторожно прокрадывались
через проход, торопливо глотали воду и тут же убегали. Вскоре эти робкие
набеги стали более смелыми и наконец превратились в настоящую помеху:
обезьяны крали наш ланч и любые предметы, которые мы по неосторжности
оставляли. Мы их прощали, потому что их ужимки всегда нас развлекали и
забавляли.
Прекрасные дни, заполненные работой, приносящей удовлетворение,
товарищескими любовными отношениями и глубоким миром в этом прекрасном
месте. Лишь однажды произошло событие, несколько нарушившее мое счастье.
Мы с Салли сидели перед портретом нашего удивительного белого царя, и я
сказал: "Этого они не смогут отрицать, Сал. Придется этим ублюдкам
перестраивать свои ограниченные мозги".
Она поняла, что я говорю об этих разоблачителях, общественных
обвинителях, о политико-археологах, которые любое свидетельство
перекраивают, чтобы оно удовлетворяло их теориям, тем самым, которые
жестоко критиковали меня и мои книги.
- Не будь так уверен, Бен, - предупредила меня Салли. - Они это не
примут. Я уже слышу их брюзгливые голоса. Это всего лишь отражение
преданий бушменов, можно их интерпретировать по-разному. Ты помнишь, как
они обвиняли аббата Брейля в ретушировании рисунков в Брандберге?
- Да. Жаль, но это действительно вторичные изображения. Когда мы
продемонстрируем рисунки стен, они скажут: "Да, но где же сами стены?"
- А наш царь, наш прекрасный мужественный царь-воин, - она взглянула
на него. - Его лишат мужественности. Он станет еще одной "белой леди".
Боевой щит станет букетом цветов, молочно-белая кожа заменится ритуальной
глиной, ярко-рыжая борода вдруг станет шарфом или ожерельем, и когда они
воспроизведут портрет, он будет слегка изменен в этих направлениях. А
"Британская энциклопедия" по-прежнему будет утверждать, - тут она изменила
голос, подражая некоему педантичному и напыщенному лектору, - "современная
наука считает, что это работа некоей группы банту, возможно, шона или
макаланг".
- Хотел бы я... как бы я хотел, чтобы мы наши какое-нибудь
неопровержимое доказательство, - жалобно сказал я. Впервые я задумался о
предоставлении нашего открытия моим ученым собратьям, и мысль эта так же
ужасна, как падение в яму, полную черных гадюк. Я встал. - Давай
поплаваем, Сал.
Мы неторопливо поплавали рядом взад и вперед по бассейну. Потом
выбрались и сели на солнце, побривавшемся через крышу. Чтобы изменить
настроение, я попытался сменить тему. Взял Салли за руку и с грацией
раненого носорога выпалил: "Салли, пойдешь за меня замуж?"
Она повернула ко мне удивленное лицо, щеки и ресницы у нее все еще
были покрыты каплями воды, целых десять секунд она смотрела на меня, потом
начала хохотать.
- О, Бен, как ты старомоден! Ведь сейчас двадцатый век. Только потому
что ты обидел бедную девушку - ты вовсе не должен на ней жениться! - И
прежде чем я смог возразить, она встала и снова нырнула в бассейн.
Весь остаток дня она была занята своими красками и кисточками, и у
нее не было времени не только поговорить со мной, но даже посмотреть на
меня. Сообщение было ясным и недвусмысленным: есть такие области, на
которые Салли накладывает абсолютный запрет.
Плохой день, но я хорошо усваиваю уроки. Я решил брать столько
счастья, сколько можно, и не подгонять события.
Вечером Ларкин передал мне еще одно сообщение от Лорена.
- Ваши образцы 1 - 16 дали средний результат радиоуглеродного анализа
1620 плюс минус 100 лет. Поздравляю. Выглядит все прекрасно. Когда я узнаю
всю тайну? Лорен.
Я приободрился при этой новости. Если предположить, что бушменский
художник был непосредственным свидетелем того, что изображал, где-то между
двухсотым и четырехсотым годами нашей эры вооруженный финикийский воин вел
свои армии и боевых слонов по этой такой любимой мною земле. Я чувствовал
вину за то, что не посвящаю Лорена во все тайны пещеры, но пока еще рано.
Я хотел еще немного сохранить ее для себя, пользоваться миром и красотой
этой пещеры, незапятнанной ничьими глазами. Больше того, пещера стала
храмом моей любви к Салли. Она, как и для древних бушменов, стала для меня
святым местом.
На следующий день Салли как будто старалась загладить причиненную мне
боль. Она одновременно была и любящей, и насмешливой, и озорной. В полдень
в лучах солнца на скале у бассейна мы любили друг друга. Салли снова мягко
и искусно взяла на себя инициативу. Это прогнало печаль из моего сердца и
заполнило его до краев счастьем.
Мы лежали обнявшись и сонно перешептывались, когда я вдруг
почувствовал чье-то присутствие в пещере. Меня охватила тревога, я
приподнялся на локте и посмотрел в сторону входа.
В полумраке туннеля виднелась коричнево-золотая человеческая фигура.
В короткой кожаной набедренной повязке, с колчаном и коротким луком за
плечами, на шее ожерелье из скорлупы страусиных яиц и черных обезьяньих
бобов. Маленькая фигура, с десятилетнего ребенка, но с лицом взрослого
мужчины. Раскосые глаза и широкие плоские скулы придавали этому лицу
азиатскю внешность, но нос расплющен, а губы полные и чувственные.
Маленький куполообразный череп покрыт шевелюрой из коротких курчавых
черных волос.
Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, потом, как вспугнутая
птица, маленький человек исчез, растворился во тьме тоннеля.
- Что случилось? - шевельнулась рядом Салли.
- Бушмен, - ответил я. - Здесь, в пещере. Смотрит на нас.
- Где?
- Он ушел. Одевайся, быстрее!
- Это опасно, Бен? - Голос у нее был хриплым.
- Да. Очень! - я быстро натягивал одежду, стараясь избрать лучший
способ действий, продумывая слова, которые произнесу. Хотя кое-что я
позабыл, все же я обнаружил, что владею языком, благодаря упражнениям с
Тимоти Магебой. Это бушмен с севра, а не из Калахари, языки похожи, но
отличия довольно значительны.
- Они нападут на нас, Бен? - Салли уже оделась.
- Нападут, если мы сделаем что-нибудь неправильное. Мы не знаем,
насколько священно для них это место. Не нужно их напугать, их пугали и
преследовали две тысячи лет.
- О Бен. - Она придвинулась ко мне, и даже в тревоге я наслаждался
тем, что она надеется на меня.
- Они... не убьют нас?
- Это дикие бушмены, Салли. Если ты будешь угрожать дикому животному,
оно нападет на тебя. Мне нужно найти возможность поговорить с ними. - Я
осмотрелся в поисках чего-нибудь, что можно использовать в качестве щита,
чего-нибудь такого, в чем может застрять стрела с отравленным
наконечником. Яд, который вызовет медленную, но неминуемую смерть в самых
страшных муках.
Я выбрал кожаный футляр теодолита, разорвал его руками по швам,
расправил, чтобы получить большую площадь.
- Иди за мной по проходу, Сал. Держись рядом.
Она положила руку мне на плечо, и я медленно пошел по проходу в
скале, при помощи фонаря осматривая каждую тень и каждое углубление,
