индийцами. Срочно был нужен какой-то надежный, лояльный и быстрый
транспорт - и непонятно куда, может быть, до Исламабада. Где здесь есть
американские войска или представители, об этом туристская карта молчала.
Но лучше войска, представители могут быть разные. Впрочем, я послал к
черту и войска, и представителей, внимательно осматривая каждого
встретившегося человека. Надо было цепляться за любую соломинку.
"Helikopter", - произнес русский. И он был прав. Вертолет не пролетал
обратно, значит, есть вероятность, что он приземлился где-то здесь,
например, возле той будки. И мы изо всех сил побежали вперед. Конечно, это
было глупо, но не очень. Когда вертолет снова показался далеко впереди,
русский уже лежал в пыли на дороге, а я стал изо всех сил вопить и махать
руками.
96
Мне было нужно, чтобы вертолет сел. И это удалось. Для этого пришлось
объясняться по-английски - больше я не хочу таких импровизаций. До сих пор
мне и другим приходится расхлебывать последствия. Дело в том, что русских,
видимо, не зря называют медведями, или ему придала силы безнадежность
положения. И самое главное, они сделали ошибку: вдвоем вышли из вертолета,
чтобы тащить русского. Я уже и не говорю, что их было только двое. Вообще,
во всем этом путешествии была какая-то скользкая, мутная смесь
гарантированной неудачи и непонятного везения. Я чувствовал себя скверно:
неизвестно было, кого мы покалечили и насколько. Утешало то, что у
приличных людей не должно было быть таких драных вертолетов. Он весь
шатался и скрипел, как этажерка, и все-таки долетел, дотянул до большой
речной долины, в которой виднелся аэродром, белые здания, огороженные
бетонным забором, и самолет с надписью: "US air forces".
97
Это были действительно US air forces, иначе нам пришлось бы плохо.
Было гораздо лучше сидеть целый месяц в подвале и дожидаться окончания
проверок и каких-то других мероприятий. Подвал был мерзким, ночью ледяным,
а днем жарким, но более надежного помещения здесь не нашлось. Не знаю,
почему они сразу не отправили нас отсюда - может быть, в виде мести за
посадку вертолета, может быть, боялись, что мы захватим и самолет тоже.
Кстати, могли отправить еще дальше. Но вероятнее всего, с такой скоростью
работала бюрократическая машина, и уж кто-кто, а русский должен был это
понимать и не верещать, что у нас мало времени. Кроме того, я начал
подозревать, что времени у нас сколько угодно, что события сами подождут
этого русского. И мы сидели в этом подвале, до одурения играя в карты и
изучая русско-английский язык. Мне приходилось видеть в зоопарке гризли, и
русский больше всего походил на медведя, когда начинал угрожающим
неразборчивым голосом говорить по-русски с персоналом. Потом они сказали,
что им тоже пришло в голову сравнение с гризли: когда мы по очереди
выходили по наклонной лестнице подвала под дулами автоматов. В этом
подвале у меня сформировался прочный языковый стереотип: когда мне
приходится (очень редко) иметь дело с русскими, я приобретаю озабоченный
мрачный вид и начинаю гнусавым голосом произносить русские слова.
Насколько я могу заметить, меня сразу принимают за своего, но другие
говорят, что мой язык неадекватен.
98
Потом выяснилось, что мы остались живы только благодаря тем парням и
их подвалу. Они наотрез отказались отдавать нас кому бы то ни было, кроме
каких-то своих бывших начальников. Конечно, они понесли наказание, в том
числе двое вертолетчиков. По крайней мере, народу они собрали много, и для
нашей отправки понадобился целый транспортный самолет - тот самый, что
стоял тогда на аэродроме. Среди сопровождающих был и мой бывший начальник.
Всю дорогу он уговаривал меня бросить философию и вернуться на флот, а
русский сидел в другом конце самолета и беседовал по-русски с человеком в
штатском. Я смотрел через иллюминатор вниз, на последние уплывающие назад
вершины, и думал о том, что большой разницы нет. С другой стороны,
возвращаться мне почему-то казалось опасным, а защита индийских и даже
тибетских богов - ненадежной. Было ли это тоже частью игры в бисер, или
это только майя, иллюзия? Или, может, ну его на ...? Я чувствовал, что
больше никогда не смогу заниматься старинными книгами так, как раньше и
как другие до меня, просто превращая их в другие книги, с глянцевыми
обложками, в шлягеры и манеры сопляков. Теперь я задавал себе не
индийские, а русские вопросы, какими бы они ни казались бессмысленными. Я
участвовал в этой истории до конца, но так и не понял, чем она
закончилась.
99
За этот месяц они нашли следы возвращения. Конечно, главную роль
сыграли радары флота. Воздух хранит много тайн, и большинство из них имеет
отношение к математике, а не к реальным предметам. Я вспоминаю нашего
корабельного локаторщика, его железную будку и экраны, как будто налитые
дрожащей светящейся водой. Он показывал мне НЛО - неопознанные летающие
объекты, которые локатор видит в гораздо большем количестве, чем человек
глазами. Потом он, смеясь, объяснял мне, как сигнал искажается
неоднородностями в атмосфере и неисправностями аппаратуры. Он говорил, что
так ни разу и не видел настоящего НЛО, ни сам, ни с помощью радаров -
такого, которого он бы не мог опознать. И однажды никто из этих людей не
смог опознать сигнал. С палубы были подняты самолеты - хорошо вооруженные
самолеты с угловатыми короткими крыльями, с антеннами, с приборами
инфракрасного видения. Они сбрасывались катапультой и уносились над морем
к горизонту, а потом возвращались по одному, и пилоты рассказывали
странные вещи: светящиеся шары уходили под воду, а радары не показывали
ничего, и системы вооружения не срабатывали. Потом туда были отправлены
корабли и большие самолеты, и несколько дней локаторщики сходили с ума,
потому что чудеса не прекращались, даже несмотря на надводную, подводную и
воздушную толкотню. Для нас выделили легкий катер - спецы, с которыми
общался русский, сказали, что большее не имеет смысла. Они просили
обеспечить только радиосвязь с авианосцем, на котором мы прибыли в
подозрительный район.
100
Катер с шумом упал на воду, и мы с русским первыми спустились в него.
Матрос наверху стоял в ожидании, а потом потребовал отдать концы.
Остальные стояли у борта. "Только мы?" - спросил я. Ответа не последовало.
Я и сам понимал, что техника сделает все, что она может - авианосец видел
чуть ли не каждую рыбку в радиусе десятков километров, его оружие с
гарантией уничтожало любую цель. И люди могли сделать только то, что они
могли - непонятно, что. Начиналось волнение, в воздух летели брызги, и к
тому же море затягивал редкий для этих мест туман. В тумане звук мотора
казался совсем глухим, и скоро от авианосца осталась только огромная
неясная тень, которая маячила сквозь туман еще долго - таким большим был
корабль. Когда авианосец совсем скрылся, я опробовал радиосвязь. Несмотря
на туман, она была отличной. Мы шли в точку, где радары заметили первую
неопознанную цель. Радары и сейчас работали, заполняя туманное
пространство невидимыми волнами, и ничего, кроме отметки на экранах от
нашего катера, они не показывали. Мотор тихо ворчал, а мы сначала
всматривались в туман, потом прекратили и уселись на мокрые сиденья.
Становилось похоже, что мы пройдем насквозь этот туман, потом поездим тут
еще в разных направлениях, а потом вернемся на борт, хорошо прогулявшись.
Русский предложил снизить скорость. Я снизил ее до предела, с трудом
удерживая катер, чтобы он не стал бортом к волне. "Помалу вперед", -
попросил русский. Ничего по-прежнему не было видно. Потом в тумане
появилась длинная тень, лежащая поперек нашего курса, как будто черная
кромка берега. Мы продолжали двигаться вперед, и вот перед нами очутилась
старая, ржавая посудина - какая-то баржа со срезанными или развалившимися
надстройками, корпус которой едва торчал над водой. Тумана вокруг стало
меньше, и старое судно стало лучше видно. Я запросил авианосец. "Пусто", -
ответили мне. "А нас видите?" - "Вас видим". "Тут полно железа", -
возразил я, и там началась ругань. "Это и есть ваша галлюцинация?" -
спросил я русского, с отвращением глядя на склизкий ржавый корпус. "Вряд
ли", - ответил тот. Мы приблизились к судну, и тут я заметил, что ошибся в
оценке расстояния. Судно было очень большим, и теперь было видно, что это
старинный военный корабль, правда, без орудий и только с остатками носовой
надстройки. Труб тоже не было. "Что, и теперь не видите?" - спросил я. В
ответ шли одни издевательства. Может быть, их локаторы не работали в таком
густом тумане. Над нами возвышался изъеденный ржавчиной борт, весь в
заклепках, и кое-где попадались черные разбитые иллюминаторы. "Ну что,
посмотрим?" - спросил я русского. Тот молчал. Наконец попался какой-то
свисающий сверху канат, больше похожий на мочалку, и я остановил катер под
ней, а русский ухватился за конец руками и полез наверх.
101
Когда Сальвадор вскарабкался на борт старого корабля, туман почти
рассеялся, и стала видна огромная пустая палуба. Она была неровной - то
тут, то там торчали остатки оторванных или отрезанных чьей-то хозяйской
рукой конструкций. Туман исчезал как-то странно, кусками. Над палубой его
уже не было, а в стороне над водой он, наоборот, сгустился и стоял стеной.
Сальвадор подошел к борту в том месте, где свисал конец, и катера внизу не
увидел. Наверное, помощник отвел его подальше, чтобы не ударило волной.
Сальвадор двинулся к носовой надстройке. Посудина походила на баржу,
потому что посреди корпуса в палубе был большой проем, уходивший до самого
дна, и внизу валялись обломки переборок и стальных швеллеров. Туман возле
надстройки на глазах рассеивался. Он был здесь плотным и молочно-белым, и
один его кусок улизнул из-под ног Сальвадора, изогнувшись и завернув за
угол. Сальвадор проводил его взглядом и стал подниматься по мокрой
лестнице, прижатой к стене надстройки. Наверху было что-то вроде мостика с
уходящими вправо и влево балконами, в конце которых виднелись
изуродованные пулеметные турели. Посреди стоял большой штурвал вроде тех,
что рисуют в детских книжках, а рядом с ним две толстые вентиляционные
(или переговорные?) трубы.
- На мостике, - утверждающим тоном послышалось из трубы.
- Капитан, - ответил Сальвадор.
Больше никто не вступал в переговоры. Сальвадор повернулся к палубе.
Вниз вела широкая железная лестница, доходившая до самого дна огромной
дырки в корпусе. Судно казалось выпотрошенным, от него осталась только
скорлупа внешней обшивки. Сальвадор стал спускаться по лестнице, и увидел,
что переговорные трубы срезаны прямо под железными листами мостика. Какая
гадость. И где-то здесь бомба. Туман рассеялся, но воздух все равно был
влажным, и откуда-то летели брызги. Сальвадор спустился вниз, на дно
выпотрошенного корпуса, где среди луж валялись остатки железных
конструкций. По бокам в стенах тянулись ряды выпуклых заслонок с
поперечными закрутками, наподобие крышек сварочного газогенератора, -
кажется, они назывались "кингстоны". Сальвадор стал отворачивать винт
ближайшей заслонки, потом она со звоном упала, но против ожидания оттуда
не хлынул поток воды - в круглом отверстии болталась зеленоватая муть.
