и перед тем, как вернуться в родные новоузенские степи, служил не то в
гвардии, не то в кавалергардах: в какойѕто из этих привилегированных
частей войск. Поэтому он был не только обруселый, но вполне окультурен-
ный киргиз. Он совершенно правильно, без малейшего акцента, говорил
прекрасным русским литературным языком. Ему не было чуждо и хорошее зна-
ние французского языка. Председатель Путилов также представлял собой ин-
тересный тип оскудевшего и вымирающего дворянства. Это был симпатичный,
добродушный старик с старозаветной барственной осанкой и первый новоу-
зенский предводитель. До него сословноѕдворянские нужды и интересы по
Новоузенскому уезду ведал соседний николаевский предводитель, так как
дворянское землевладение в Новоузенском уезде почти отсутствовало и те
очень немногие дворяне, которые имели там земли, проживали или в столи-
цах, или за границей, или в больших крупных центрах, очень отдаленных от
их владений. Путилов проявился, кажется, в начале девяностых годов, он
имел небольшой и почти бездоходный хуторок в виде дачки, под самым Ново-
узенском. Земство платило ему 1200 руб. в год. За что? Не то за предсе-
дательство в земском собрании, не то по соображениям иного свойства: без
этой поддержки Путилову нечем было бы жить. До конца дней своих он нахо-
дился на этом земском иждивении. Умер он в Новоузенске в конце первого
десятилетия нового века и похоронен в ограде городского соборного храма.
Мир его праху. Он не был образцовым, искусным председателем, но вел за-
седания корректно и беспристрастно. Говорили, что в прошлом он был очень
богат и жил широко. Тогда он, конечно, не думал, не предполагал, что
сложит свои "белые" кости в захудалом, глухом, захолустном, степном го-
родишке.
Без всякого выбора все мы четверо автоматически вошли в состав глас-
ных. До законного комплекта дворянѕгласных не хватало еще семи человек.
Но их негде было взять. Намерения творца земского положения 1890 г. дать
дворянам преобладающее положение и значение в земских собраниях, у нас,
в Новоузенском уезде, разбивались о непреоборимую силу местных условий.
По этому положению в председатели управы могли быть избираемы только ли-
ца, имеющие право действительной государственной службы, т.е. лица при-
вилегированных сословий.
Таковых в составе новоузенских гласных и вообще земских избирателей
оказывалось очень мало. Поэтому новоузенские земцы при отказе таких при-
вилегированных лиц от поста председателя или же при нежелании земцев ви-
деть их на этом посту становились в очень затруднительное положение за
неимением подходящих кандидатов, которые удовлетворяли бы законным усло-
виям и в то же время были бы желательны гласным. Производились тща-
тельные поиски такого счастливого совпадения.
За несколько лет до вступления моего в состав новоузенских гласных
обращались ко мне с просьбой баллотироваться в председатели управы. Я
отказался наотрез.
Тогда их выбор остановился на местном исправнике Ободовском. Он сог-
ласился, был избран и оказался очень хорошим земским работником, вполне
удовлетворившим земцев. Его бессменно избирали несколько трехлетий под-
ряд. Очевидно, к нему мирволила и губернская правительственная админист-
рация: на этой земской службе он получил чин действительного статского
советника. Умер он вскоре после Путилова и похоронен рядом с ним в огра-
де новоузенского городского соборного храма.
Когда я вошел в состав новоузенских гласных, Ободовский был председа-
телем управы уже не первый год; он успел присмотреться к земскому делу и
свыкнуться с ним. Насколько я мог подметить, он был аккуратный, добросо-
вестный, внимательный к вверенному ему делу и работоспособный земец, об-
ладавший в то же время тактом и умением ладить с окружающими сотрудника-
ми и сослуживцами. Я был всего на двух сессиях новоузенского земского
собрания. Этого для меня было достаточно, чтобы сознать бесплодность мо-
его дальнейшего пребывания в составе новоузенских гласных. К тому же
земские уездные интересы были мне совершенно чужды. В Новоузенске тогда
не было порядочной гостиницы, приходилось жить на постоялом дворе в ка-
комѕто чулане, лишенном самых элементарных удобств.
Отъезды из Саратова на 2 - 3 недели отражались неблагоприятно на моих
адвокатских делах и исполнении обязанностей городского юрисконсульта.
Вся совокупность этих причин вынудила меня в 1900 г. досрочно отказаться
от звания новоузенского земского гласного.
Летом 1899 г. на съезде дворянѕизбирателей я был избран гласным по
Саратовскому уезду, а затем прошел в губернские гласные. Этим избранием
я впервые вступал в земство, реформированное положением 1890 г. Здесь не
было такого дворянского безлюдья, как в Новоузенском уезде, и саратовс-
кие дворяне вполне использовали те преимущества, которые им давало новое
земское положение. Но существенной перемены в ходе земских дел и в общем
направлении земской работы я не заметил. На этот раз я не принимал осо-
бенно деятельного участия в качестве земского гласного в земской работе.
В 1903 г., по истечении срока, на который я был избран, я уже не балло-
тировался на новое трехлетие и не являлся на избирательные съезды. Этим
годом закончилось мое участие в земских выборах.
Много было работы по городу, работы нервной, хлопотливой и от-
ветственной. В нашем городском управлении возникали и назревали вопросы
большой важности и серьезного, принципиального значения.
Летом 1901 г. князь Мещерский оставил Саратов, и на место его сара-
товским губернатором был назначен Александр Платонович Энгельгардт, ко-
торый пробыл у нас до марта 1903 г., когда его сменил П. А. Столыпин. За
полтора года своего губернаторства Энгельгардт никак и ничем особенным
не проявил себя. В качестве члена губернского по городским делам при-
сутствия, я имел с ним дело в заседаниях этого присутствия. Могу ска-
зать, что это был невредный губернатор и, по сравнению с Мещерским, по-
жалуй, более мягкий, более либеральный и даже более беспристрастный,
корректно и совершенно объективно державший себя по отношению к разным
партийным течениям в наших общественных самоуправляющихся учреждениях. В
этом отношении Энгельгардт был совершенно безукоризнен. Может быть, это
объясняется его непродолжительным пребыванием в Саратове; он не успел
еще разобраться в оценке партийных лозунгов и втянуться в партийные
распри. Хотя на прощальном обеде, который по подписке устраивали ему в
зале Городской думы перед его отъездом из Саратова, он в своей зас-
тольной речи сказал, между прочим, что, несмотря на краткость своего
пребывания в нашем городе, он уже почувствовал приступы недуга, который
можно назвать "саратовским патриотизмом".
Ко времени губернаторства Энгельгардта относится одно из двух публич-
ных, уличных революционных выступлений, которые имели место в Саратове в
первые годы двадцатого столетия.
Первое из них случилось в самом начале 1901 г. и было вызвано поста-
новкой на сцене городского театра известной комедии Эфрона и Крылова
"Контрабандисты", в которой очень неприглядно рисуются расовые отличи-
тельные черты и свойства и нравственный уровень еврейства. Когда прошли
слухи и толки о готовящейся постановке этой пиесы, все члены театрально-
го комитета получили отпечатанные на гектографе анонимные письма с выра-
жением просьбы снять с репертуара "Контрабандистов" как злостный памфлет
на еврейство и с предупреждением о том, что в случае постановки их пос-
ледуют разные меры обструкции и нежелательные выступления в театре. По-
лученное мною письмо я передал полицмейстеру. Полиция уже ранее была ос-
ведомлена о готовящейся обструкции и предположенных с этой целью выступ-
лениях. Поэтому заблаговременно были приняты меры к охране общественной
тишины и спокойствия в театре во время постановки "Контрабандистов", ко-
торые были назначены два дня подряд. Оба эти спектакля сошли при совер-
шенно полном театре с аншлагом на кассе.
В первый день в начале спектакля во время представления с галерки
раздавались свистки, дикие крики, усиленное шиканье, бросание на сцену
гнилой картофели, дохлых кошек и т.п. Но значительная часть публики ап-
лодировала и требовала продолжения спектакля. Полиция изъяла с галерки
лиц, производивших нарушение общественной тишины в театре, о чем был
составлен акт, препровожденный к мировому судье. Из числа этих изъятых и
привлеченных к суду лиц у меня осталась в памяти интеллигентная девица
Ган. Второй спектакль "Контрабандистов" при переполненном театре прошел
вполне тихо и спокойно в совершенном порядке.
Мне, как члену театрального комитета, в частных беседах с разными ли-
цами пришлось объясняться по поводу уклонения комитета от какихѕлибо
воздействий на антреѕпренера в целях снятия с репертуара "Контрабандис-
тов". В таком воздействии комитет усматривал нежелательное и несимпатич-
ное с его стороны цензорство, непредусмотренное, кроме того, контрактом
и поэтому находящееся вне законной компетенции комитета, и ничем не вы-
зываемое стеснение законной свободы слова и театральных зрелищ. Ведь,
чтобы быть последовательным и беспристрастным, после запрета "Контрабан-
дистов" следовало бы снять со сцены "Власть тьмы", "Горькую судьбину" и
длинный ряд других драматических произведений, в которых яркими, живыми
красками рисуются и бичуются коренные, исконные грехи разных слоев русс-
кого народа, его национальные пороки, отсутствие у него элементарных
нравственных устоев и т.п. Могут быть подобные же пиесы, в которых зло
критикуются другие нации - немцы, французы и т.д. Их также надо снять со
сцены? А если нет, то почему же сделать в этом отношении исключение для
евреев?
Считаю нужным добавить, что среди лиц, изъятых полицией с галерки и
привлеченных к суду, не было ни одного еврея. Эти господа и те, которые
их посылали на обструкцию, очевидно, не были удовлетворены вышеизложен-
ными соображениями и объяснениями театрального комитета по поводу поста-
новки "Контрабандистов", что и выразилось в некорректных, хулиганских
выступлениях по отношению к некоторым членам комитета. В числе этих по-
терпевших был и пишущий эти сроки. Произошло следующее.
Однажды, спустя полторы или две недели после постановки "Контрабан-
дистов", часов в 10 - 11 ночи я находился в столовой, два окна которой
выходят на Царицынскую улицу. Моя квартира помещалась во втором этаже,
но с противоположной стороны улицы легко и вполне возможно было видеть
меня сидящим у стола спиною к одному из окон, столовая была ярко освеще-
на и, кроме меня, в ней никого не находилось. Вдруг я услышал сзади себя
резкий звенящий звук разбиваемых стекол. Я вскочил, бросился к окну и
увидел, что стекла в одном из звеньев летней и зимней рам разбиты и ос-
колки их мелкими кусочками разбросаны по подоконнику. Не успел я еще ог-
лядеться как следует, оправиться от этой неожиданности и позвать прислу-
гу, чтобы устранить произведенный беспорядок, как раздался громкий, про-
должительный звонок с подъезда. Пока прислуга ходила отпирать подъезд, я
наклонился к разбитым стеклам, желая рассмотреть поближе размеры и сте-
пень повреждения, и нашел застрявший в оконных занавесках большой, уве-
систый булыжный камень, предназначавшийся, очевидно, мне. Тем временем
прислуга отперла звонившему, которым оказался живущий от меня через два
дома по Царицынской улице мой старый товарищ по гимназии присяжный пове-
ренный С. К. Зуев. Он вбежал ко мне в столовую встревоженный, испуган-
ный, возбужденный и нерѕвно и торопливо объяснил, что в его квартире,
находившейся в нижнем этаже, только что разбили стекла и бросили в ком-
нату какуюѕто гадость. Зуев не был прикосновенен к театральному комитету
и ни с какой стороны не принимал ни малейшего участия в постановке
