Доктор Стаффни продолжал его расспрашивать, как часто его мама уходит
по делам и оставляет его одного? Осведомлена ли она о том, что
существует закон о том, что детей не полагается оставлять без
присмотра?
Харлен попытался было ответить, но это было нелегко. Во-первых у
него рот был набит пирожным, а во-вторых не хотелось выглядеть грубым
в глазах Мишель.
Барни прибыл ровно через тридцать пять минут после звонка, что, по
мнению Харлена, стало новым городским рекордом.
Он повторил свою историю снова, теперь менее искренно, но зато с
большей живописностью. Когда он дошел до описания лица в окне и
грузовика на улице, его голос дрожал вполне натурально. В
действительности, он как раз подумал о том, как он был близок к мысли
свернуть с аллеи и спрятаться в одном из пустых домов или темных
сараев по Каттон Драйв и о том, что _ждало его там._
Когда он дошел до конца своего повествования, на его глазах
появились слезы, но он сдержал их. Ни в коем случае он не хотел
плакать при Мишель Стаффни. Он даже пожалел о том, что она ушла наверх
переодеться во фланелевый халатик, пока ее мама занималась горячим
шоколадом. И когда она вернулась, к памяти чистейшего ужаса и
физического возбуждения от избытка в крови адреналина уже примешалось
легкое сексуальное волнение.
Констебль Барни отвез его домой. С ними увязался и доктор Стаффни,
который остался посидеть с Харленом в машине, пока Барни ходил по
дому. Дом был таким же, каким его оставил Харлен: все лампы горят,
двери не заперты, но Барни подошел к задней двери и постучал,
_постучал_, прежде чем войти. Хотя по мнению Харлена нужно было
поступить как раз наоборот - ворваться с пистолетом в руке, размахивая
ордером на обыск, как это делали копы в "Обнаженном Городе". Барни же,
похоже, вообще не имел пистолета, по крайней мере, не носил с собой.
Харлен продолжал отвечать на расспросы доктора о привычках его
матери относительно проведения уикэндов, все время ожидая услышать
страшные крики из дома.
Барни вышел и помахал им рукой.
- Никаких признаков насильственного вторжения, - сказал он, когда
он поднимались по ступенькам. Харлен сообразил, что обращаются не к
нему. - Но похоже, что тут кто-то пошуровал. Будто бы что искали. - С
этими словами он повернулся к Харлену. - У вас только сегодня так,
сынок, или всегда?
Харлен осмотрел кухню и столовую свежим взглядом. Сковородки на
плите покрыты слоем застывшего жира. Стопки грязной посуды в раковине,
на столе, даже на подоконнике. Кипы старых журналов, всякие коробки и
разный хлам на полу. Переполненные пакеты для мусора. В гостиной
немногим лучше. Харлен знал, что под всеми этими газетами, бумажными
тарелками и другим барахлом имеется кушетка, но он видел, что ни коп,
ни доктор об этом и не догадываются.
Он пожал плечами.
- Мама - не самый аккуратный человек на свете. - Сказал он и тут
же возненавидел себя за тон, которым произнес это. Будто он собирается
извиняться перед этими задницами.
- Ты не видишь, чтобы что-нибудь пропало, Джимми? - спросил Барни,
как будто он только что вспомнил его имя. Харлен терпеть не мог, когда
его так называли, наверное даже больше, чем когда его били. _Кроме,
конечно, сегодняшнего случая, когда его так назвала Мишель._ Он
отрицательно покачал головой и пошел из комнаты в комнату, пытаясь
незаметно навести хоть кое-какой порядок.
- Не-а, - сказал он. - По-моему ничего не пропало. Но я не уверен.
_Какого черта тут могли бы украсть? Мамину электрогрелку? Бумажные
тарелки? Мои нудистские журналы?_ Харлен внезапно покраснел при мысли,
что Барни или ФБР или кто-нибудь еще устроит настоящий обыск и найдет
спрятанные журналы.
- Эта старуха была наверху, а не здесь, - сказал он чуть более
грубо, чем намеревался.
- Наверху я уже смотрел, - ответил констебль и глянул на доктора
Стаффни. - Беспорядок большой, но никаких признаков воровства или
открытого вандализма.
Все втроем они пошли по ступенькам, Харлен чувствовал себя
довольно фигово. Он уже представлял, как доктор возвращается домой и
рассказывает своей женушке и дочечке о том бардаке, который он здесь
видел. Возможно, он даже отправится и разбудит Мишель, чтобы доложить
какой засранец этот Харлен. _Она сказала Джимми._
- Что-нибудь пропало? - донесся голос Барни из коридора, пока
Харлен заглядывал в мамину комнату, потом в свою. Черт подери, уж
_она-то_ могла бы убрать хотя б за собой эти вонючие носовые платки и
все барахло...
- Не-а, - ответил он и сам почувствовал, как глупо это звучит.
_Этот тип не только засранец, он еще и умственно отсталый_, скажет
завтра утром за завтраком этот доктор. - Я так не думаю, - добавил он.
Затем, с тревогой в голосе - А вы смотрели в кладовке?
- Первым делом, - пробасил Барни. - Но мы можем посмотреть вместе.
Харлен вошел в комнату вместе с констеблем и доктором. _Они
смеются надо мной. Потом, когда она уйдут этот гнилой труп выскочит
откуда-нибудь и вырвет мне сердце._
Как будто он прочел его мысли, Барни сказал:
- Я побуду здесь, пока твоя мама не вернется, сынок.
- Я тоже, - добавил доктор и они обменялись взглядами. - Джим, ты
знаешь, когда она должна вернуться?
- Не-а, - и Харлен прикусил нижнюю губу. Если он еще раз так
скажет, то он отыщет отцовский пистолет и пустит себе пулю в лоб прямо
на их глазах. _Пистолет. Разве отец не оставил матери пистолет, чтобы
она могла защищаться?_ Шестеренки заработали.
- Ступай, ныряй в пижаму, сынок, - сказал констебль. Харлен ни за
что на свете не мог бы припомнить его настоящего имени. - У вас
найдется кофе?
- Немного есть, растворимый, - ответил Харлен. Он чуть было опять
не сказал "не-а". - На подоконнике. В кухне. Там внизу. _Тупица, мы же
только что проходили через кухню._
- Тебе пора в постель, - повторил констебль. И они с доктором
пошли вниз.
Это был маленький дом. И он слышал их прекрасно. Они с мамой и
шагу не могли ступить без того, чтобы их не услышали соседи. Харлен
иногда думал, что может отец и не уехал бы со своей Бимбо, если бы это
было не так. Но сегодня вечером дом был недостаточно мал. Мальчик
вышел на маленькую площадку.
- А вы проверили под кроватью... сэр? - спросил он, глядя вниз.
Барни подошел к нижним ступенькам.
- Конечно. И во всех углах. Наверху никого нет. И внизу тоже. Док
сейчас посмотрит во дворе. Через минуту я проверю гараж. Подвала у вас
нет, сынок?
- Не-а, - сказал Харлен. _Проклятие._
Барни кивнул и ушел на кухню. Харлен услышал как отец Мишель
говорит что-то о департаменте охраны детства.
Харлен вернулся в комнату, не став закрывать за собой дверь,
скинул кеды, бросил на пол носки, стащил с себя джинсы и футболку.
Затем нагнулся, подобрал носки и джинсы и закинул их в кладовку, не
приближаясь к ней. _Она стояла прямо здесь. Около окна. Ходила туда и
сюда._
Он присел на край постели. На будильнике было десять сорок восемь.
Рано. Этим ребятам предстоит просидеть здесь еще часов пять - шесть,
если все будет как обычно. А вдруг они уйдут? Есил они уйдут, он
побежит прямо за машиной. Ни за что не останется здесь один ночью.
_Где она держит этот чертов пистолет?_ Он был совсем небольшой, но
вороненной стали и ужасно опасный на вид. Еще там была сине-белая
коробочка с пулями. Папа строго-настрого запретил ему прикасаться к
ней. Обычно они лежали в папином ящике, но мама спрятала пистолет,
когда он уехал с Бимбо. _Куда?_ Может это незаконно? Вдруг Барни
найдет его и их с мамой упекут в тюрьму.
Хлопнула задняя дверь. Харлен как раз натягивал пижамные штаны и
даже подпрыгнул от неожиданности. Послышались их голоса.
Затем шаги на ступеньках и голос Барни:
- Хочешь выпить горячего шоколаду прежде чем ляжешь спать, сынок?
Желудок Харлена уже клокотал от целого галона этого напитка,
которым накачала его миссис Стаффни.
- С удовольствием! - тем не менее прокричал он в ответ. - Сейчас
спущусь.
И он поднял подушку, чтобы достать пижамную куртку.
На пижамной куртке лежало что-то похожее на серое, омерзительное
дерьмо. Харлен отдернул руки, вытер их о пижаму и откинул покрывало.
Простыня выглядела так, будто была вымазана несколькими галонами
какой-то мерзости, напоминающей что-то среднее между соплями и
спермой. В свете настольной лампы и верхнего света оно жирно блестело.
Будто на простыню кто-то вылил тонну серого джема - густого,
скользкого слизистого вещества, которое переливалось под светом,
пропитало простыню и уже начало подсыхать в виде длинных сгустков и
нитей. Воняло оно так, будто кто-то засунул мокрое полотенце в вонючую
дыру и года на три забыл о нем. А когда вытащил, то на это полотенце
нассала целая свора собак.
Харлен шатаясь, отступил, уронил пижамную куртку и прислонился к
двери. Ему казалось, что его сейчас вырвет. Деревянные половицы пола
ходили ходуном, как палуба маленького корабля в бурном море. Харлен
облокотился на шаткие перила.
- Сэр? Констебль?
- Что, сынок? - отозвался Барни из кухни. До Харлена донесся запах
горячего кофе и кипяченого молока.
Харлен оглянулся на свою комнату, почти ожидая увидеть простыню
чистой, вернее, в такой же степени грязной, какой она была утром.
Вроде как оно бывает в кино, когда кто-то видит миражи и всякие такие
галлюцинации.
Серая слизь переливалась при свете каким-то жемчужным блеском.
- Что? - повторил Барни, подходя к ступенькам. Лоб у него был
нахмурен, будто его что-то беспокоило. Темные глаза выглядели...
Какими? Встревоженными? Может, заботливыми?
- Ничего, - ответил Харлен. - Я сейчас спущусь выпить какао.
Он вернулся в комнату, свернул всю постель, стараясь ни в коем
случае не дотронуться до дерьма, бросил в ту же кучу пижаму, и штаны и
куртку, запихал все в угол кладовки, достал с полки запасную пижаму,
хоть и маленькую, но чистую, пошел, вымыл руки и затем спустился на
кухню.
Даже позже Харлен не мог бы сказать, почему он решил не показывать
двум взрослым это очевидное доказательство того, что кто-то или что-то
было у него в доме. Возможно, в этот момент он понял, что с этим он
должен управиться сам. А возможно, такие вещи были слишком
постыдными... показать им постель было все равно, что достать
спрятанные в кладовке журналы и трясти ими перед всеми.
_Она была здесь. Оно было здесь._
Горячий шоколад оказался отличным. Доктор Стаффни освободил от
грязной посуды и вымыл кухонный стол, и они посидели втроем, болтая
как равные, до половины первого, когда мама Харлена вошла через заднюю
дверь.
Харлен сразу пошел к себе наверх, достал запасное одеяло из шкафа
и завернулся в него, нимало не беспокоясь о простынях. Заснул он
сразу, чуть улыбаясь при звуках доносившихся снизу сердитых голосов.
Было точно так, как бывало при папе.
Глава 23
Однажды ночью, во время одного из самых тяжелых приступов
лихорадки, Майку приснилось, что он разговаривает с Дьюаном
Макбрайдом.
Дьюан не был похож на мертвого. И он совсем не был расчленен на
куски, как говорили в городе. И он не кружился на одном месте, как
зомби или еще кто-нибудь такой, это был просто Дьюан Макбрайд, такой,
каким все эти годы его знал Майк - плотный, медлительный, одетый, как
всегда, в вельветовые брюки и простую фланелевую рубаху. Даже во сне,
Дьюан то и дело поправлял съезжающие на нос очки в темной оправе.
