все миры разом. Даже если бы сотни таких устройств сработали одновременно,
с кораблей ВКС и других отдаленных источников сообщения продолжали бы
поступать. Тогда что же?
- Представляется, что сообщения прерваны из-за возмущений в
передающей среде, - вновь подал голос корабль. - Хотя вряд ли такое
возможно.
Консул встал. Возмущения в передающей среде? Передающей средой
мультилинии, насколько известно, являлась суперструнная Планковская
структура самого пространства-времени: то, что ИскИны загадочно именовали
Связующей Пропастью. Нет, это невозможно.
Внезапно корабль объявил:
- Начало поступать сообщение по мультилинии. Источники передачи -
повсюду; режим передачи - реальное время.
Возмущенный столь бредовым заявлением Консул открыл было рот, но не
успел ничего сказать - туман в проекционной нише сгустился, и раздался
голос:
ВПРЕДЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ДАННОГО КАНАЛА НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ. ВЫ
МЕШАЕТЕ ТЕМ, КТО ПОЛЬЗУЕТСЯ ИМ В СЕРЬЕЗНЫХ ЦЕЛЯХ. ДОСТУП БУДЕТ
ВОССТАНОВЛЕН, КОГДА ВЫ ПОЙМЕТЕ, ДЛЯ ЧЕГО ОН. ДО СВИДАНИЯ.
Трое мужчин замерли. Воцарившуюся тишину нарушали лишь шум
вентиляторов да тысячи еле слышных звуков, производимых кораблем в полете.
Наконец Консул сказал:
- Корабль, дай по мультилинии стандартный опознавательный и наши
координаты. Добавь: "Принявших прошу ответить".
Наступила пауза - недопустимо долгая для сверхмощного компьютера -
почти ИскИна, которым в сущности являлся корабль. Наконец он ответил:
- Простите, это невозможно.
- Что такое? - изумился Консул.
- Дальнейшие передачи по мультилинии невозможны. Суперструны
перестали воспринимать колебания.
- Может, что-то стряслось с мультилинией? - спросил Тео, не отрывая
глаз от пустой проекционной ниши. Так зритель смотрит на экран, когда
фильм обрывается на самом интересном месте.
Корабль снова надолго задумался, затем резюмировал:
- В сущности, господин Лейн, мультилинии больше не существует.
- Черт побери! - пробормотал Консул и, осушив свой стакан, пошел к
бару за новой порцией. - Все то же древнее китайское проклятье.
Мелио Арундес поднял глаза.
- О чем вы?
Консул сделал большой глоток.
- Древнее китайское проклятие, - повторил он. - "Чтоб ты жил в
интересное время".
Словно компенсируя потерю мультилинии, корабль включил
внутрисистемные радиоканалы и перехваты переговоров по узким пучкам,
транслируя одновременно в реальном времени изображение сине-белого шара
Гипериона, который поворачивался и разрастался по мере приближения
45
Я выхожу из инфосферы Сети за миг до исчезновения всех се выходов и
входов.
Странно и дико наблюдать, как мегасфера пожирает самое себя. Ламия
Брон восприняла ее когда-то как организм, полуразумное существо, схожее
больше с экосистемой, чем с городом, и была права. Теперь, когда нуль-сеть
прекратила свое существование, мир, заключенный внутри нее, трещит и
обваливается, и одновременно рушится внешняя инфосфера - точно охваченный
огнем гигантский шатер, внезапно потерявший опоры, веревки и стойки.
Мегасфера уничтожает себя, как обезумевший от голода хищник, который
впивается в собственный хвост, пожирает внутренности, лапы, сердце - пока
от него не останутся одни челюсти, щелкающие в пустоте.
Метасфера, разумеется, никуда не делась. Но теперь в ней страшнее,
чем когда бы то ни было.
Черные леса неизвестного пространства-времени.
Голоса ночи.
Львы.
И тигры.
И медведи.
Связующая Пропасть корчится в конвульсиях, транслируя в человеческую
вселенную единственную свою информацию - крик. Так волны землетрясения
проходят сквозь толщу камня. Пролетая над Гиперионом, я не могу сдержать
улыбку. Похоже, аналогу Бога надоело попустительствовать муравьям,
царапающим всякую ерунду на его пятках.
В метасфере я что-то не заметил Бога - ни одного из них. Впрочем, я и
не ищу их: у меня и без того хватает проблем.
Черные вихри входов в Сеть и Техно-Центр исчезли, удалены из
пространства-времени, словно бородавки. Исчезли в полном смысле этого
слова - как волны, когда проходит шторм.
Похоже, я здесь так и застряну, если не отважусь бросить вызов
метасфере.
А я не решаюсь. Пока.
Но ведь я хотел попасть именно сюда. От инфосферы в системе Гипериона
почти ничего не осталось - жалкие крохи на планете и несколько нитей между
кораблями ВКС исчезают буквально на глазах, как лужицы под солнечными
лучами, но сквозь непроглядную тьму метасферы, словно маяки, светятся
Гробницы Времени. Если нуль-каналы походили на черные вихри, то Гробницы -
на отверстия, из которых льется ослепительное сияние.
И я устремляюсь к этому свету. До сих пор я был только Предтечей,
персонажем и зрителем чужих снов. Настало время сделать что-нибудь самому.
Сол Вайнтрауб ждал.
Прошли часы с того момента, как он отдал свое единственное дитя
Шрайку, и несколько дней с тех пор, как он последний раз ел или спал.
Вокруг то бушевала, то утихала буря. Гробницы светились и громыхали, как
взбесившиеся реакторы, а темпоральные приливы по-прежнему сотрясали
долину. Но все это время Сол ждал, прильнув к каменным ступеням Сфинкса.
Ждал и сейчас.
В полуобмороке, измученный усталостью и страхом за дочь, Сол вдруг
обнаружил, что мозг его лихорадочно работает, а голова ясна как никогда.
Почти всю жизнь, с самого начала своей научной деятельности, Сол
Вайнтрауб, историк-филолог-философ, занимался этическими аспектами
религии. А ведь религия и этика далеко не всегда - точнее, очень редко -
совместимы. Требования, налагаемые на человека религиозным абсолютизмом,
фундаментализмом или релятивизмом, зачастую отражали худшие черты
современной культуры или просто предрассудки, но не принципы, которые
помогли бы людям и Богу сосуществовать на основах подлинной
справедливости. Самый знаменитый труд Сола - "Авраамова дилемма" (в конце
концов он остановился на этом названии, и неожиданно для автора книга
сделалась бестселлером, хотя писалась для узкого круга коллег) - родился в
годы, когда Рахиль таяла от болезни Мерлина. Сол подвергал в нем
детальному анализу труднейший выбор, стоявший перед Авраамом, -
подчиниться или не подчиниться приказу Бога, принести или не принести в
жертву ему сына.
Сол писал, что примитивные времена требуют примитивного повиновения.
Потомки Авраама духовно выросли: родители уже предлагали в жертву самих
себя, как это было в мрачный период печей, запятнавших историю Старой
Земли. Теперь же, как он полагал, вообще не могло быть речи о
жертвоприношении. Каков бы ни был образ Божий в человеческом сознании -
рассматривать ли его как проявление подсознания со всеми его
реваншистскими потребностями или как сознательное стремление к
нравственному совершенству, - необходимо отказаться от самой идеи
жертвоприношения. Жертвоприношение - и согласие на него - вписано в
историю человечества кровавыми буквами.
И все же несколько часов - несколько эпох назад Сол Вайнтрауб
собственными руками передал единственное дитя отродью смерти.
На протяжении многих лет голос из сна приказывал ему совершить это. И
всякий раз Сол отказывался. Он согласился лишь когда времени не осталось,
а надежда умерла. Когда он понял, что голос, который он и Сара все эти
годы слышали во сне, не был голосом ни бога, ни дьявола, ни Шрайка.
То был голос их дочери.
Скорбь на миг отступила, и Сол неожиданно осознал, почему Авраам
согласился принести в жертву Исаака, сына своего, как повелел ему Господь.
Авраам сделал это не из покорности.
И не потому, что любовь к Богу пересилила в нем любовь к сыну.
АВРААМ ИСПЫТЫВАЛ БОГА.
Отвергнув в последний момент жертвоприношение и отведя нож, Бог в
глазах Авраама и сердцах его потомков заслужил право стать его, Авраамовым
Богом.
И Сол содрогнулся, представив себе, что значила для Авраама его
решительная, лишенная какого бы то ни было притворства позиция, искренняя
готовность принести сына в жертву, укрепившая связь между Высшей Силой и
человечеством. В глубине души Авраам знал, что решится убить сына, и Бог,
каков бы ни был его образ, тоже это знал, чувствовал скорбь Авраама и его
решимость.
Не ради жертвоприношения отправился в пустыню Авраам, а чтобы раз и
навсегда уяснить себе, следует ли доверять и повиноваться Богу. Только так
можно было его испытать.
"Почему же, - думал Сол, прижимаясь к каменным ступеням Сфинкса,
подрагивающего на волнах темпорального шторма, - почему это испытание
должно вновь и вновь повторяться? Какие еще страшные откровения уготованы
человечеству?"
Из слов Ламии, из историй, рассказанных собратьями-паломниками, из
всего, что открылось ему самому за последние недели страданий, Сол понял,
что попытки машинного Высшего Разума (будь он бог, дьявол или еще
кто-нибудь) уничтожить беглую ипостась человеческого Божества -
Сопереживание - бесплодны. Обречены. Сол больше не видел тернового дерева
с его металлическими ветвями и сонмом мучеников, но отчетливо понимал, что
эта штука была такой же органической машиной, как и Шрайк, - средством
трансляции страдания на всю вселенную, чтобы ипостась человеческого Бога,
отреагировав, выдала наконец себя.
Если Бог способен эволюционировать, - а Сол не сомневался, что так
оно и есть, - тогда эволюция должна быть направлена в сторону
сопереживания - сочувствия чужому страданию, а не в сторону силы и власти.
Но мерзкое дерево, чью страшную силу бедняга Мартин Силен испытал на
собственной шкуре, оказалось неудачной приманкой для беглой ипостаси.
Теперь Сол понимал, что у машинного бога, каким бы он ни был, хватило
проницательности сообразить, что сопереживание - реакция на боль других. И
все же этот хваленый ВР оказался безнадежно глуп. Он не понял, что
сопереживание - для человека и человеческого Высшего Разума - нечто
гораздо большее. Сопереживание и любовь нераздельны и непостижимы.
Машинному Высшему Разуму никогда не понять этого и не создать капкан для
ипостаси людского ВР, сбежавшей от ужасов войны в отдаленное будущее.
Любовь - наиболее банальное из переживаний, самый затасканный из
религиозных символов, оказалась - как понимал теперь Сол - сильнее ядерных
сил, сильнее электрослабого взаимодействия, сильнее гравитации. Все эти
силы есть любовь. Связующая Пропасть, субквантовая невероятность,
передающая информацию от фотона к фотону, - ничто иное, как любовь.
Но можно ли объяснить любовью, обыкновенной любовью, так называемый
антропный принцип, над которым ученые ломают головы уже лет семьсот, если
не дольше? Эту почти бесконечную цепь совпадений, которые привели к
возникновению вселенной с нужным количеством измерений, с идеальными
характеристиками электронов, требуемым законом всемирного тяготения,
звездами идеального возраста, идеальными прабиосистемами, породившими
безупречные вирусы, которые превратились в идеальные ДНК? Эту череду до
абсурда удачных совпадений, антилогичных, антипостижимых, необъяснимых
даже религией? Можно ли?
Семь веков существования теорий Великого Объединения, пост-квантовой
физики суперструн и продиктованной Техно-Центром концепции замкнутой и
безграничной вселенной без сингулярностей Большого Взрыва и
соответствующих конечных точек, отстранили, сняли Бога - и
примитивно-антропоморфного, и утонченного, пост-эйнштейновского - со всех
