обитателей, в их числе художники и поэты. Впрочем Силен иначе как
"позерами" их не называл. Они дважды пытались избрать его мэром, и он
дважды отказывался, потешаясь над незадачливыми избирателями. Но при этом
старик влезал во все дела города, руководил реставрационными работами,
разрешал споры, распределял жилье, организовывал подвоз по воздуху
припасов из Джектауна и южных районов. Град Поэтов больше не был Мертвым
Городом.
Правда, Силен утверждал, что от этого его коллективный коэффициент
интеллекта значительно снизился.
Банкет состоялся в восстановленном обеденном зале, и высокий свод
вибрировал от громкого смеха, когда Мартин Силен читал непристойные стихи,
а группа актеров разыгрывала пародийные сценки. Помимо Консула и Силена,
за столик Ламии уселись шестеро Бродяг, в том числе Свободная Дженга и
Центральный Минмун, а также Рифмер Корбе III, вырядившийся в хламиду из
лоскутков меха и высокий колпак. Запоздавший Тео Лейн рассыпался в
извинениях. Он поделился с гостями свежайшими анекдотами из Джектауна и
присел отведать десерт. Лейна прочили на пост мэра Джектауна - приближался
Четвертый Месяц, а вместе с ним выборы. Тео симпатизировали и местные, и
Бродяги, да и сам он не давал повода думать, что откажется от такой чести.
Когда запасы вина истощились, Консул пригласил гостей на корабль -
продолжить возлияния и послушать музыку. Ламия, Мартин и Тео расположились
на балконе, а Консул играл им Гершвина и Студери, Брамса и Люзера, "Битлз"
и снова Гершвина. Закончил он поразительным Вторым концертом для
фортепиано с оркестром до-минор Рахманинова.
Потом они сидели в сумерках, смотрели на город и долину, пили вино и
беседовали.
- Интересно, что вас ждет в Сети? - спросил Тео Консула. - Анархия?
Власть толпы? Новый каменный век?
- Все это и, возможно, кое-что еще, - улыбнулся Консул, согревая в
ладонях бокал с бренди. - А если серьезно, я ни секунды не сомневаюсь в
том, что мы выкарабкаемся!
Лейн отставил стакан с вином, к которому так и не прикоснулся:
- Как вы думаете, почему отключилась мультилиния?
Мартин Силен фыркнул:
- Неужели не ясно? Богу надоела чушь, которую мы царапаем на стенках
его сортира.
Они вспомнили старых друзей, поговорили об отце Дюре. В одной из
последних мультиграмм сообщалось о его избрании. Кто-то произнес имя
Ленара Хойта.
- Каковы думаете, после смерти Дюре он автоматически сделается папой?
- спросил Консул.
- Сомневаюсь, - покачал головой Тео Лейн. - Но если крестоформ,
которого Дюре все еще носит на груди, сохранил свою силу, шансы у него
есть.
- Интересно, вернется ли он за своей балалайкой, - протянул Силен,
пощипывая струны инструмента. В сумерках его все еще можно было принять за
сатира.
Они поговорили о Соле и Рахили. За последние шесть месяцев в Сфинкс
пытались проникнуть сотни людей, но удалось это только одному -
неприметному Бродяге по имени Специальный Аммениет.
Все эти месяцы специалисты Бродяг не сидели сложа руки - они
исследовали Гробницы и следы темпоральных полей. Когда Гробницы
распахнулись, на некоторых проступили иероглифы и странно знакомая
клинопись, позволившие выдвинуть обоснованные гипотезы о назначении
сооружений.
Сфинкс был односторонним порталом в будущее - об этом говорила
Рахиль/Монета. Никто не знал, по какому признаку он отбирает кандидатов,
но очереди выстраивались громадные. Дальнейшая судьба Сола и его дочери
пока оставалась неизвестной. Ламия часто ловила себя на мыслях о старом
ученом.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за здоровье Сола и Рахили.
По-видимому, Нефритовая Гробница была каким-то образом связана с
газовыми гигантами. Ее портал никого не впускал, но Бродяги, выращенные и
подготовленные к жизни в юпитерианских условиях, не оставляли попыток
проникнуть туда. Специалисты - и Бродяги, и эксперты ВКС - неоднократно
указывали, что Гробницы - не привычная нуль-Т, а совершенно иная форма
космической связи. Туристы в подобные тонкости не вникали.
Обелиск оставался загадкой. Гробница все еще светилась, но входа в
нее не было. Бродяги считали, что внутри прячутся армии Шрайков. Мартин
Силен видел в ней фаллический символ, служащий исключительно украшением
долины. Остальным казалось, что она имеет какое-то отношение к Тамплиерам.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Хета Мастина, Истинного Гласа
Древа.
Хрустальный Монолит стал мавзолеем полковника Кассада. Надписи на
камне расшифровали. В них говорилось о вселенской битве и великом воине,
который явился из прошлого, чтобы помочь разбить Повелителя Боли. Юные
матросы с факельщиков и авианосцев зачарованно созерцали Гробницу. Этим
кораблям, возвращавшимся на планеты бывшей Сети, предстояло разнести
легенду о Кассаде во все уголки галактики.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Федмана Кассада.
Первая и вторая из Пещерных Гробниц, судя по всему, никуда не вели,
но из третьей, похоже, можно было попасть в лабиринты многих миров. После
исчезновения нескольких исследователей, администрация Бродяг, ссылаясь на
то, что лабиринты расположены в иных эпохах прошлого и будущего -
отстоящих на сотни тысяч лет от настоящего - и в иных пространствах,
запретила вход в пещеры всем, кроме специалистов.
Ламия, Консул и Мартин Силен выпили за Поля Дюре и Ленара Хойта.
Дворец Шрайка оставался загадкой. Когда Ламия и другие вернулись туда
через несколько часов, ярусов уже не было, зал уменьшился до привычных
размеров, а в середине его сиял светящийся квадрат. Входившие в него
исчезали. Никто не вернулся назад.
Ученые закрыли Дворец Шрайка для посетителей и взялись за расшифровку
высеченных на камне и сильно поврежденных временем надписей. До настоящего
времени им удалось разобрать всего три слова - на земной латыни:
"Колизей", "Рим" и "Вновь населите". Пошли слухи, что светящийся квадрат
позволяет попасть на исчезнувшую Старую Землю и что жертвы тернового
дерева перенесены именно туда. Сотни желающих ожидали своей очереди.
- Вот видишь, - поддел Ламию Мартин Силен, - не помчись ты спасать
меня, я был бы уже дома.
Тео Лейн вышел из задумчивости:
- Неужели вам действительно хочется на Старую Землю?
Силен ухмыльнулся:
- Да ни хрена подобного! Я там чуть не умер со скуки, и скука
смертная там будет всегда. Вот здесь - настоящая жизнь. - И Силен
провозгласил тост за себя.
"В каком-то смысле, - подумала Ламия, - он прав". Именно на Гиперионе
пересеклись пути Бродяг и граждан бывшей Гегемонии. Гробницы Времени были
мощным катализатором для развития торговли, туризма и транспорта в
галактике, которая приспосабливалась к жизни без нуль-Т. Она попыталась
представить себе будущее таким, каким видели его Бродяги: огромные флоты
расширяли горизонты человечества, генетически перестроенные люди обживали
газовые гиганты, астероиды и миры, еще более суровые, чем Марс и Хеврон до
терраформирования. Возможно, эту вселенную увидит ее дочь... или ее внуки.
- О чем вы задумались? - нарушил Консул затянувшееся молчание.
Ламия улыбнулась.
- О будущем. И о Джонни.
- О да! - подхватил Силен. - О поэте, который так и не стал Богом.
- Как по-вашему, что случилось с его второй личностью? - негромко
спросила Ламия.
Консул развел руками.
- Вряд ли она пережила гибель Техно-Центра. А вы что об этом думаете?
Ламия покачала головой.
- Мне остается лишь завидовать. Сколько людей его видело! Даже Мелио
Арундес столкнулся с ним в Джектауне.
Они выпили за Мелио, который пять месяцев назад улетел с первым же
спин-звездолетом ВКС, возвращавшимся в Сеть.
- А я его так и не встретила. - Ламия хмуро уставилась в свой бокал с
бренди. Она чувствовала, что слегка пьяна. Надо будет обязательно принять
антиалкогольные таблетки, чтобы не причинить вред ребенку. - Я
возвращаюсь, - объявила она, поднимаясь. - Завтра мне нужно встать
затемно, чтобы полюбоваться вашим взлетом на фоне рассвета.
- Может, переночуете на корабле? - предложил Консул. - Из гостевой
каюты открывается чудесный вид на долину.
Ламия отрицательно покачала головой.
- Мой багаж в старом дворце.
- Мы еще увидимся, - сказал Консул. Они снова обнялись, быстро, чтобы
скрыть блеснувшие в глазах слезы.
Мартин Силен проводил ее до Града Поэтов. Они прошли освещенную
галерею и остановились у дверей ее комнаты.
- Ты действительно висел на дереве, или это было что-то вроде
фантопликации, а сам ты спал во Дворце Шрайка? - спросила Ламия.
Поэт ткнул пальцем в то место на груди, откуда торчал стальной шип.
- Был я китайским мудрецом, воображавшим себя бабочкой, или бабочкой,
воображавшей себя китайским мудрецом? Ты об этом, детка?
- Об этом.
- Да, - ответил Силен негромко. - Я был и тем, и другим. И оба были
настоящие. И обоим было больно. И я буду вечно любить и лелеять тебя за
то, что спасла мне жизнь. За то, что ходила по воздуху. Такой ты и
останешься в моей памяти. - Он взял ее руку и нежно, почтительно, почти
благоговейно, поцеловал. - Пойдешь к себе?
- Нет, хочу немного прогуляться по саду.
Поэт нахмурился:
- У нас здесь есть патрули - роботы и люди - и Грендель-Шрайк еще не
выходил на "бис"... Но будь осторожна, ладно?
- Не забывай, - поддразнила его Ламия. - Я гроза Гренделей. Хожу по
воздуху и превращаю их в хрупких стеклянных чертиков.
- Угу, только из сада не выходи. Ладно, детка?
- Ладно, - сказала Ламия и коснулась своего живота. - Мы будем
начеку.
Он ждал в саду, в уголке, куда не проникал свет.
- Джонни! - вырвалось у Ламии, и она бросилась вперед по дорожке.
- Нет. - Он покачал головой и поспешно сдернул шапку.
Те же рыжевато-каштановые волосы и светло-карие глаза, та же улыбка.
Только одет как-то странно: куртка из толстой кожи, подпоясанная широким
ремнем, тяжелые башмаки, в руке трость.
Ламия застыла в нерешительности.
- Конечно, - прошептала она и хотела дотронуться до него, но под
рукой оказался воздух, хотя характерного для голограмм мерцания не было.
- Тут сохранились довольно плотные поля метасферы, - пояснил он.
- Угу, - согласилась она, совершенно не понимая, о чем он. - Вы
другой Китс. Близнец Джонни.
Юноша улыбнулся и протянул руку к ее выпуклому животу.
- То есть что-то вроде дяди?
Ламия молча кивнула.
- Это ведь вы спасли ребенка... Рахиль?
- Вы видели меня?
- Нет. - У Ламии вдруг перехватило дыхание. - Но я чувствовала ваше
присутствие. - Она помолчала. - Уммон говорил о Сопереживании, ипостаси
людского Высшего Разума. Это ведь не вы?
Он покачал головой, и его кудри сверкнули в тусклом свете фонарей.
- Нет, я всего лишь Тот, Кто Приходит Раньше. Предтеча. И чудес
особых не совершал - разве что ребенка подержал, пока его у меня не
забрали.
- Так вы не помогали мне... драться со Шрайком? Ходить по воздуху?
Джон Китс засмеялся.
- Нет. Так же, как и Монета. Все это, Ламия, сделали вы сами.
Она замотала головой.
- Быть не может.
- Почему же? - Он опять улыбнулся и снова протянул руку, словно хотел
коснуться ее живота, и Ламии показалось, что она ощущает давление его
ладони.
- О строгая невеста тишины, дитя в безвестье канувших времен...
[Д.Китс. "Ода греческой вазе" (пер. Г.Кружкова)] - прошептал он. - Матери
Той, Кто Учит, несомненно положены кое-какие поблажки!
- Матери Той... - Ламию внезапно замутило. Слава Богу, рядом
