для того, чтобы придать себе храбрости перед свиданием С Пегги Клам.
Просто по привычке.
Воздух был сухим и жарким, но стоило только очутиться в тени, как в
легкие проникала прохлада. Казалось, не дышишь, а пьешь этот воздух.
На первом углу он свернул со Стоун-стрит с ее большими магазинами.
Подумать только, теперь надо было дожидаться зеленого света, чтобы
перейти улицу, по которой он столько раз скакал на лошади!
Он подходил к зеленому массиву - что-то вроде парка, среди которого
белели дома, походящие на дворцы. О'Хара-стрит! Ну разве не смешно? Эта
старая обезьяна О'Хара теперь тоже имел свою улицу, как Вашингтон или
Мэдисон, а ведь начинал с бакалейной лавки и гвоздей в магазинчике, где
торговали досками! Теперь на Стоун-стрит этот магазинчик превратился в
трех - или четырехэтажный магазинище с витринами, залитыми по вечерам
неоновым светом.
Старик вот уже пятнадцать лет, как умер, а магазин произносит имя
О'Хары и еще одно, за ним, именно то имя, Которое произносить не
следовало.
На О'Хара-стрит, если, можно так сказать, должны выли быть только
дома О'Хары, теоретически должны были бы быть, будь улица длиннее, а его
жена плодовитей, поскольку этот тип построил дворец для себя, построил
еще один, рядом, для своего старшего, потом еще один - для своей
младшей, и мог бы продолжать в том асе духе.
Кэли Джон быстро миновал первый дом. Теперь в нем жил Неназываемый,
тот, кто женился на Розите, самой молоденькой из дочек старика.
Перед тем как позвонить во второй дом, Кэли остановился и зажег
сигару. Не для того ли, чтобы выразить таким образом свое презрение к
роскошествам О'Хары?
Или же просто для того, чтобы именно в тот момент, когда Пегги
собиралась дарить ему сигары, которые было невозможно курить, сунуть ей
под нос тот образчик сигар, которые он курил?
Никогда не знаешь, в каком виде она тебя встретит - размалеванная,
как попугай, и увешанная всеми драгоценными вестями, или же под
насмешливыми взглядами слуг в каком-то тряпье с пыльной тряпкой в руках.
Хотя одному
Богу ведомо, не смеялась ли она сама над людьми - все-таки дочь
О'Хары, и старшая дочь, между прочим!
- Хелло, Джон моего сердца!..
Дверь открыла сама Пегги в старом цветастом хлопчатобумажном платье,
в шлепанцах на босу ногу, с неприбранными седыми волосами.
- Покажи-ка свой новый платок...
Она расцеловала его в обе щеки, как клюнула, больно и
прочувствованно.
- С днем рождения, старая противная скотина... Пришел за своими
сигарами?.. Представь, я совершенно одна...
На пороге этого громадного дома стояла маленькая и еще крепкая
женщина, и на это нельзя было смотреть без смеха.
- Пакита в больнице рожает... Мамми решила не отпускать ее одну...
Шофер отправился приводить машину в порядок, она вчера вечером
забарахлила, ну а садовник сегодня утром не пришел... Входи... У меня
для тебя куча новостей...
Не переставая болтать, она шлепала через анфиладу комнат, где из-за
опущенных жалюзи было почти ничего не видно; в тот момент, когда
раздался телефонный звонок, она как раз дошла до двери в патио.
- Это по поводу того, кого ты знаешь... Алло!.. Да... Как поживаешь,
дорогая?.. Я совсем не хорошо вернулась...
Голос у нее, особенно по телефону, был визгливый, таким голосом
разговаривают куклы у чревовещателей. А так как рот у нее был маленький,
с сухими губами, она старалась как можно шире открывать его и напоминала
тогда тявкающую собачонку.
- Это Долорес, - сказала она Кэли, который устроился в кресле.
Кэли не знал Долорес, но это не имело никакого значения.
- Что?.. Все ли хорошо?.. Так плохо, как только возможно, любовь
моя... Я одна-одинешенька дома, слуг никого, и, естественно, это
происходит тогда, когда Джон пришел ко мне на завтрак...
- Мы вчера были вместе в клубе, - это Кэли, зажав рукой трубку. - Моя
сестра тоже там была... Там-то я и узнала об ударе, который он хочет мне
нанести... - В аппарат: - Во-первых, машина по дороге сломалась и Террa
сейчас ее чинит... Пакита беременна... Ну да, я и говорю - беременна...
Вы не заметили?.. Я тоже... Вот такие у меня дела... - Она
расхохоталась. - Мамми, кухарка, повезла ее в больницу... Нет, Мамми не
беременна, иначе почему бы и мне не быть беременной? Что вы говорите? -
Кэли: - Она оскорблена... Вот карга... Сейчас тебе все скажу... Алло!
Если бы здесь не было Кэли, который мне помогает... Да, Кэли, это
Джон... Кэли Джон... Джон идет на кухню посмотреть, не сгорело ли все у
меня в духовке...
Да, она приготовила на двоих легкий завтрак. Есть даже коктейли,
бутылка французского вина, и они поедят в кухне, чтобы было меньше
хлопот.
Счастье, что на кухне не было телефона, который звонил беспрестанно,
и каждый раз она повторяла приблизительно одно и то же, разве что теперь
добавляла, что Кэли и она сейчас сидят за легким завтраком, как
молодожены. И постоянно прерывала разговор:
- Можешь взять одну из твоих сигар, Джон, дорогуша...
И в телефонную трубку:
- Представь себе медведя, играющего с ручкой, так вот это он... Это
его день рождения... Который год на его день рождения я дарю ему
сигары... Ты же знаешь Джона... В нем, наверное... Сколько ты весишь,
Джон?.. Какая разница... Около двухсот двадцати ливров... Он не хотел бы
брать сигару из той коробки, что я ему подарила, потому что тогда уже не
сможет ее обменять... Поняла? Что?.. Не специально ли я это делаю? Да
нет, дорогая, просто я рассеянная... Правда, Джон?..
В паузе взмах руки в сторону соседнего дома.
- Мне нужно завтра обязательно повидать моего поверенного...
Действительно, держу пари, что они вручают ему сейчас подарки и что
вечером перед их дверью будет стоять двадцать машин... Прости, Джонни...
В конце концов, о чем-то ведь надо говорить... Тебе-то повезло, живешь у
черта на рогах, а я, можно сказать, день и ночь рядом с ними, вижу, как
они входят и выходят, слышу, как у них играет радио, даже слышу, как
поет моя сестра, когда принимает ванну, а окно в ванной открыто... Кто
бы мог подумать, что наши родители были настолько безумны, что учили ее
пению! В довершение всего у нас общее владение имуществом. И просто так
такие сложные дела, как у нас, не разделишь. Позволь я только это
сделать, останусь нищей...
Выглядела она забавно - лохмы, старое платье, говорит о нищете, а у
самой добрая четверть города, не говоря уж о капиталах, которые муж
оставил ей, вложенных в шахты.
- Стой! Это Терра вернулся. Нужно его тоже покормить, бедняжку.
Терра, шофер, обогнув угол дома, входил через дверь, ведущую в сад.
- Входи, Терра. Мы закончили. Поесть найдешь в духовке. В два часа
мне нужна машина. Сколько эти воры с тебя содрали?
Никому доподлинно не было известно, была ли она на самом деле скупой
или ее забавляло таковой представляться.
- Иди, Джон. Мне нужно одеться. Мы будем болтать через дверь. Ты не
забыл, что мы идем на распродажу? Итак, вчера вечером моя сестра была в
клубе. Да, кстати о клубе... Ты, кажется, там не был. Женский клуб,
естественно... Не только для того, чтобы сводить сплетни, распивать чай
и закатывать праздники, полезное тоже кое-что делается. Помощь бедным
молодым мамам, устройство малышей.
Она расхохоталась.
- Никто, конечно, этим не занимается!
Никто, кроме нее, а она старалась об этом не говорить.
- В конце концов, меня произвели в президентши.
Сестрица моя имела наглость стать членом клуба, хотя моей ноги у нее
никогда не было из-за...
Из-за Неназываемого! Он ведь присутствовал здесь.
- Я голосовала за нее, и забавно, что в следующем месяце по статусу
перевыборы бюро. Знаешь, кто кандидат в президенты? Розита! Ну, что ты
на это скажешь?
Над кем она смеялась? Над ним? Над собой?
- Алло! Да, дорогая... В четыре?.. Невозможно, моя красавица...
Представь себе, у меня сегодня этот старикашка Джон, а Пакита
воспользовалась...
И снова все сначала, и Джон слушает через полуоткрытую дверь. Затем
трубка кладется на рычаг.
- Это Хуанита... Хуанита Максвелл. Она устраивает прием на пятьдесят
человек и не знает, как к этому подступиться. Всегда зовет меня в
последний момент на подмогу. Я тебе говорила. Ах да... Мне нужно
повидаться с поверенным. Надо было бы подвести воду к нашему ранчо
Санта-Маргарита...
Одно из самых больших ранчо в Аризоне, на границе с Мексикой, оно
заходит даже на территорию Мексики.
- ...и перепродать его по участкам фермерам и сельскохозяйственным
рабочим.
Ей не было видно Кэли Джона, который уперся лбом в стекло. Несколько
мгновений спустя она обнаружила его в той же позе и дотронулась до его
руки.
- Извини... Уверяю тебя, я защищаюсь... Тебе бы радоваться... Я злю
его как могу... Вставляю всевозможные палки в колеса и думаю, когда
помру, тоже найду средство досаждать ему...
Это было совершенно другое, но чего ради объяснять?
- Идем... А то провороним хорошие места.
Распродажа была ее страстью, и в конце концов она заразила ею Джона.
Или они оба были игроками и не догадывались об этом?
Кэли Джон не играл никогда, даже в девятисотые годы, когда они только
приехали в Коннектикут, он и другой, и прежде чем построили ранчо,
работали шахтерами в Санбурне, где несколько раз в неделю в
"Санбурн-палас" за партии в рулетку и в фараона расплачивались
револьверными выстрелами. Другой играл. Редко. Осторожно. Но играл, и
Кэли Джон бывал удивлен, обнаружив в такие моменты у другого взгляд,
которого не знал.
- Идем...
Длинная машина и спина шофера перед глазами.
- Представляешь, сегодня на распродаже будут вещи, принадлежавшие
Роналду Фелпсу...
Периодически тусонский смотритель мебельного склада выставлял на
продажу мебель, за хранение которой хозяин долго не платил. Чаще всего
это были те, кто разорился, или, как это было с Роналдом В. Фелпсом,
покинули эти места, не оставив адреса, и вестей о себе больше не
подавали.
Продавали, правда, только до задолженной за хранение суммы, а остатки
мебели водворялись снова на склад до нового приказа. Наконец - а именно
это и подхлестывало воображение Пегги, - ящики, сундуки, баулы, сумки
выставлялись на торги без указания их содержимого.
Всегдашнее солнце и тут же - всегдашняя прохладная тень. Около
вокзала - зал мебельного склада и самая что ни на есть в Тусоне пестрая
толпа - скопище негров, китайцев, испанцев, индейцев, в отдалении с
непринужденным видом толкутся несколько белых, и каждый хочет убедить
другого, что он тут из любопытства.
- Дамы и господа, мы продаем сегодня вещи, принадлежавшие господам
Линаресу, Моргану, Рейнхарду, Рилсу и Роналду Фелпсу...
Этого Фелпса знали, не зная его самого - англичанин неопределенного
возраста, худой, с пробивающейся сединой, он однажды заявился сюда на
деньги одной шахтерской бригады. Был он геологом. Жил в Санбурне, в
героические времена, потом - в Бисбее, и в конце концов - в Тусоне. Ему
было уже очень много лет, когда, пять или шесть лет назад, он покинул
эти места, не сказав никому ни слова. Наверное, поехал умирать в Англию.
- Интересует меня только его серебро, - говорила Пегги, приподнимаясь
на цыпочки.
Распродажа началась. Дорожная сумка в очень плохом состоянии, ей как
минимум уже полвека. Какой-то негр приобрел ее за один доллар. Ящик, в
котором, наверное, находятся инструменты, - два доллара.
Пегги Клам начинала волноваться. Между прочих вещей находился
герметически закупоренный бочонок, который смущал ее воображение.
- Джон, как ты думаешь, что может быть внутри? Два человека его с
