Искренни ли ее жизнерадостность, уравновешенность, доброжелательность?
- Бедолага Рене! Как ты думаешь, он сможет двигаться и разговаривать?
Если нет, то для такого человека, как он, это было бы ужасно!
Не важно, что ей ответил муж. В данном случае Могра интересует не
собственное здоровье. Его интересуют другие, ему хочется снять с них все
наносное, и если это удастся, тогда будет легче разобраться в самом себе.
Вот только возможно ли это?
К нему пропустили адвоката Клабо. Интересно, обращался ли он в справочное
бюро или к старшей медсестре? Спросил ли у кого-нибудь разрешение его
навестить?
Маловероятно. Почти все его друзья уже достигли такого уровня, что им не
приходится стоять в очередях, обращаться в театральные кассы - один
телефонный звонок избавляет их от многодневных хлопот.
Они не являются частью широкой общественности. Они стоят по другую
сторону занавеса, знают то, чего остальные не знают и знать не должны.
Клабо явно спросил, как к нему пройти, с самоуверенностью человека, для
которого не существует никаких преград. А может, прошел незамеченным, потому
что сейчас приемные часы, да еще и суббота, и народу на лестницах и в
коридорах больше, чем в будние дни. Можно подумать, что только что кончился
киносеанс и публика выходит из зала.
Клабо тихонько постучался и, не дожидаясь ответа, открыл дверь. М-ль
Бланш удивленно смотрит на него и, не зная, следует ли ей вмешаться, бросает
на Могра вопросительный взгляд.
- Так тебя, дружище, подвесили за ноги?
Заметил ли адвокат, что он похудел и плохо выглядит, тем более что
сегодня его не брили, да и температура подскочила? Не показывая виду, он
отдает медсестре пальто и шляпу и садится верхом на стул.
- Не бойся, я предварительно позвонил Пьеру. Он сказал, что ты не
очень-то помогаешь врачам, но дела у тебя идут неплохо, и лучше будет, если
тебя станут навещать.
Навещать, чтобы обменяться мыслями?!
- Как-то я нелепо себя чувствую, видя тебя здесь. Но ты, вероятно,
чувствуешь себя еще более нелепо.
Он обводит взглядом зеленоватые стены, капельницу с глюкозой, накрытое
салфеткой судно и, наконец, останавливается на м-ль Бланш, которая не знает,
выйти ей или нет.
- Я только на несколько минут, - успокаивает Клабо сиделку. - Заменить
вас я не смогу, но если ему что-нибудь понадобится, я вас позову.
Он почти лыс, массивен, но так крепок и кряжист, что толстым не кажется.
Пришел Клабо не просто так. Не зря же он с присущей ему бесцеремонностью
сразу же выставил из палаты сиделку.
Он уже давно старшина сословия адвокатов и мог бы тоже стать членом
Французской Академии, если бы захотел, вернее, если бы не завел себе
нескольких непримиримых врагов, поскольку зубы у него острые.
Лет пять или шесть назад он был, бесспорно, самым знаменитым во Франции
адвокатом; редко выдавалась неделя, когда в газетах не появлялась его
фотография.
С тех пор ему приходится считаться с новым светилом, Кантиллем, которого
называют молодым - сейчас ему всего сорок два.
Теперь в газетах появляются снимки то одного, то другого. Грандиозные
процессы перестали быть монополией Клабо, и соперникам уже несколько раз
приходилось вступать в борьбу в зале суда, когда один представлял интересы
обвиняемого, а другой - истца.
Страдает ли от этого Клабо? Так бывает у некоторых животных, например у
морских львов: старому вожаку приходится отступить перед молодым, более
сильным и напористым.
- Да, Пьер приносит извинения... Ты же сам знаешь, что он за человек.
Уик-энд - это святое, особенно для Ивонны, которая просто заболеет, если не
окажется на уик-энд на "Мельнице" вместе с детьми и внуками.
У Клабо два сына и дочь. Один из сыновей женат, дочь помолвлена. Могра
знает это не от Клабо. То ли по какому-то молчаливому уговору, то ли из
стыдливости они никогда не говорят между собой о своей семейной жизни. Это
пошло еще с тех времен, когда они встречались в разных кабачках и никто не
знал, у кого есть дети, а у кого нет.
Позже они стали ходить друг другу в гости, преимущественно по вечерам.
Дети уже спали, а если и не спали, то их держали в другой комнате и не
выпускали к гостям.
Поэтому они всякий раз удивляются, время от времени получая приглашение
на свадьбу.
Клабо живет на набережной Вольтера, напротив Лувра, над магазином
торговца редкими книгами и гравюрами, по соседству с антикварной лавкой.
Квартира у него старая и строгая, под стать г-же Клабо, которая чем-то
напоминает старшую медсестру.
Любит ли ее Клабо и теперь? Разве может он быть счастлив с женой, которая
командует всеми вокруг? Однако он - один из немногих участников ежемесячных
завтраков, об амурных похождениях которого никому ничего не известно.
В квартире у него громадный кабинет, где вместе с ним работает один из
его сыновей. Клабо встает каждый день в шесть утра. И говорит всем направо и
налево, что главный его козырь в том, что для сна ему достаточно
четырех-пяти часов.
Кроме участия в судебных заседаниях он еще является юрисконсультом
крупных фирм, что и приносит главный доход.
Из всей их компании только Клабо более деятелен, чем Могра. Но Могра
ограничивается рамками своей профессии. Он главный редактор газеты,
основатель двух журналов, один из которых женский, и, кроме того,
интересуется радиовещанием, бывает у популярных в данный момент людей.
Клабо, как и Бессон, знает всех шишек, и это понятно. Он страстно любит
театр и знает классический репертуар не хуже какого-нибудь знаменитого
актера.
Удивительно, что он находит время и на другие увлечения, скорее даже
страсти. Он, к примеру, автор подробнейшего труда, посвященного старым
зданиям на Болотах [6], не поленился объездить все романские церкви страны и
посвятил им объемистую монографию.
Сколько же времени у него остается на троих детей?
Впрочем, сам Могра вообще не занимается дочерью.
Сегодня его поразила одна мысль: все больные образуют свой отдельный
мирок, находящийся как бы за пределами общества. По коридорам и палатам
бродят взрослые и дети, и медсестрам приходится мириться с этой толпой.
- Я знаю, что разговаривать тебе пока нельзя...
Этого Бессон явно ему не говорил. Бессон сказал, что у него афазия и что
речь вернется нескоро, если вообще вернется.
Года два назад с Клабо случился сердечный приступ, и он неделю пролежал в
клинике. Ничего серьезного, успокоили его. Простое предупреждение. С тех пор
адвокат не курит.
Что он почувствовал, увидев Могра, который моложе его на четыре года и
находится в гораздо более плачевном состоянии, чем он сам был тогда?
Кто его разберет - он держится так же непринужденно, даже развязно, как и
у себя в кабинете.
- Не знаю, в курсе ли ты последних событий...
Взгляд Клабо скользит с ночного столика на тумбочку, за которой
завтракала м-ль Бланш.
- Я смотрю, радио у тебя нет... А газеты ты хоть читаешь? По крайней мере
свою?.. Нет?
Похоже, адвокат немного раздосадован, сбит с толку.
- Насколько я понимаю, бразды правления теперь у этого твоего
неописуемого Фернана Колера?
Клабо недолго ходил вокруг да около. Вот он и подошел к истинной цели
своего визита.
- Кстати о Колере, я утром ему звонил. Ты помнишь дело Кампана? Да нет,
конечно... От начала любого дела до того момента, как оно выносится на суд,
проходит столько времени, что кто угодно забудет...
Могра начинает машинально рыться в памяти. Это чисто профессиональный
рефлекс. Кампан... Кампан... Кажется, он давал снимок на первой полосе:
высокий тощий тип с породистым лицом...
- С тех пор прошло два года. Антиквар-грабитель. Вспомнил?
Заголовок был вполне в стиле того времени: "Арсен Люпен хозяйничает в
замках".
Примерно в течение года в замках Турена, Анжу, Нормандии - словом, почти
всех провинций Франции, побывал грабитель, который с удивительным чутьем
выбирал самые ценные предметы, ни разу не клюнув на подделку или имитацию.
Везде он прекрасно ориентировался, знал где что находится, дома ли
прислуга, есть ли во дворе собаки.
Однажды ночью двое жандармов устроили заслон на дороге у Шартра в связи с
угоном машины из близлежащей деревушки. Внезапно на дороге появился мощный
автомобиль. Не доезжая метров ста, шофер притормозил, потом вдруг передумал
и, рванув вперед, врезался в жандарма, который стоял посреди дороги и
сигналил фонарем. Жандарм был убит на месте.
Лихачу безусловно удалось бы скрыться, если бы через двадцать километров
он не врезался на повороте в шедший на полной скорости "Шевроле".
"Шевроле" превратился в кучу металлолома, все его пассажиры - супружеская
пара и ребенок - погибли. Виновный в четырех смертях, тяжело раненный, лежал
под деревом, куда его выбросило сквозь лобовое стекло.
Это был Анри Кампан, тридцати восьми лет, антиквар с улицы Сен-Пер.
Вскоре удалось узнать, что происходит он из семейства, весьма известного в
Бордо: его отец был генералом, а дед по материнской линии - сенатором от
департамента Жиронда.
В разбитом автомобиле нашли старинные монеты и предметы искусства,
похищенные той же ночью в одном из замков на Луаре.
Могра начинает размышлять о Кампане точно так же, как недавно размышлял о
Бессоне, Жюблене, Клабо и всех прочих. Два года назад эта история была для
него просто потрясающим происшествием, он, как и другие журналисты, стал
раскапывать ее до мельчайших подробностей и даже опубликовал эксклюзивное
интервью, которое удалось взять у матери грабителя, жившей тогда в Дордони.
Сегодня же он задает себе вопросы о тайной деятельности этого
тридцативосьмилетнего человека, о необычайном стечении обстоятельств, в
результате которого он стал убийцей.
Могра догадывается, о чем хочет спросить Клабо. Клабо-адвокат Анри
Кампана, ему надо добиться или оправдания своего клиента, или по крайней
мере минимального срока.
- Жаль, что ты не можешь с ним повидаться. Занятный тип, в деле есть
психологические черточки, которые сбивают с толку. Я добился, чтобы
подсудимого обследовал психиатр, но подозреваю, что официальный эксперт
попытается разбить его заключение в пух и прах. Сам знаешь, как это бывает
во Дворце правосудия...
Могра все понял. Слушать дальше ему уже не надо, разве что из
любопытства, чтобы посмотреть, как его друг возьмется за дело.
- Я позволил себе поговорить об этом с Колером, считая, что он с тобой в
тесном контакте и ежедневно получает от тебя инструкции. Но он сказал, что
это не так и что после несчастного случая он заходил к тебе всего на
несколько минут. Дело будет слушаться в ближайшую среду в Орлеане, и все,
как обычно, будет зависеть от мнения нескольких присяжных. В том свете, в
каком сейчас это представляется, Кампана могут счесть циничнейшим из
мерзавцев или безответной жертвой рока. Я, понятное дело, буду пытаться
доказать последнее, и чем больше я изучаю дело, тем сильнее мне кажется, что
так оно и есть. В подобном деле самое опасное - это реакция публики,
атмосфера процесса. А твоя газета имеет большое влияние на публику... Я не
прошу тебя принимать чью-либо сторону, я этого никогда бы себе не позволил.
Но мне хотелось бы, чтобы твоя газета хранила нечто вроде доброжелательного
нейтралитета. Чтобы вы, к примеру, особо не распространялись насчет жены
жандарма, которая разрыдается в зале суда, не публиковали бы снимок, на
котором она входит во Дворец правосудия, не делали бы упор на супружеской
паре с ребенком, особенно на ребенке - он один может стоить нам смертного
приговора.
