сна, который он будет тщетно пытаться вспомнить весь день, его вырвал стук
резко распахнувшейся двери и жизнерадостный женский голос:
- Добрый день, мсье! Меня зовут Анжель, я сегодня буду рядом с вами
вместо мадемуазель Бланш.
За окном уже почти совсем светло. Женщина низенькая и кругленькая, ее
тело буквально распирает халат. Своей жизнерадостностью она захлестнула всю
комнату, обычно такую спокойную и тихую. Судя по лицу, она из простонародья,
добродушная; нетрудно представить, как она цветисто бранится с молочницей
или торговкой рыбой.
Могра смотрит на нее, и у него щемит в груди: м-ль Бланш как бы предала
его, не предупредив накануне о подмене. Она не осмелилась сказать, что не
придет, что тоже будет в воскресенье отдыхать.
Но ведь вчера она была с ним так внимательна, как славно они провели
вместе вторую половину дня!
Не побоялась ли она, что он станет возражать и попытается ее переубедить?
Или что разволнуется и плохо проведет ночь? А может, постеснялась говорить о
своей личной жизни в стенах больницы?
- Она уехала за город, как и все вокруг!
Могра не отвечает. Но мысленно отпускает горькую реплику. Из-за того, что
сегодня воскресенье, м-ль Бланш его бросила, оставила на попечение
незнакомой женщины.
Анжель не теряет времени даром и сует под одеяло судно.
- Не хотите? Ладно, я не настаиваю. А вот некоторые лишь проснутся, как
сразу требуют судно.
Она говорит, говорит и не переставая двигается по палате с добродушным
выражением лица.
- Бедняжка больше никого не нашла на замену. В ее возрасте, сидя всю
неделю в четырех стенах, непременно нужно проветриться. Я заранее знала, что
вы будете разочарованы, когда вместо хорошенькой девушки увидите такую
толстуху.
Лет ей, должно быть, за сорок.
- Вот увидите, мы с вами поладим. К тому же я вас немного знаю понаслышке
- мой брат работает у вас в газете. Потому-то я сразу и согласилась
подежурить в воскресенье...
Брата моего зовут Тевено, Ксавье Тевено. Он печатник. Вы, наверно, его не
знаете, у вас там столько народу. У него сломан нос, и еще он заикается...
Термометр. Пульс. Часы у нее не на руке, а прицеплены английской булавкой
к халату на груди.
Она принесла с собой столько шума, так резко изменила атмосферу в
комнате, что Могра несколько обалдел. Она уходит. Возвращается. И ни на миг
не умолкает.
- Я вижу, пенициллин подействовал. Профессор будет доволен. На вид он
сухарь, но вы и представить не можете, насколько близко к сердцу он
принимает каждого больного.
Она наблюдает за Могра, но не украдкой, как другие, а глядя на него в
упор своими ясными глазами.
- Вы по крайней мере спокойный. Сразу видно человека умного и
понимающего. Хуже нет, когда больной не верит тому, что ему говорят. Такому
сколько ни объясняй, он все равно упрется как мул и будет изводить себя
всякими дурацкими мыслями...
А женщины! Я-то работаю в женском отделении, по ту сторону главной
лестницы. Это рядом с психическими... Раньше женщин в Бисетр не принимали.
Их везли в Сальпетриер, а здесь были одни мужчины... А теперь все
перепуталось, так что и не разберешь: неизлечимые, сумасшедшие, просто
больные, женщины - кого тут только не встретишь!
Дождь прекратился. Ветра нет. Небо над шиферными крышами, которые
высыхают пятнами, по-весеннему голубое, безоблачное. Когда колокола
смолкают, воцаряется удивительная тишина - ни грузовиков, ни обычного
уличного гула.
Это спокойствие воскресного утра, и даже в больнице люди ходят туда-сюда
меньше, чем обычно. Старшая медсестра еще не приходила. Могра гадает: зайдет
она к нему или тоже бросит на произвол судьбы?
Почему, если сегодня воскресенье, им должны заниматься меньше, чем в
обычные дни? Бессон преспокойно сидит себе за городом. Одуар вчера вечером
даже не заглянул - тоже, наверно, уехал на уик-энд.
А вдруг ему стало не лучше, а хуже? Эта толстуха видит его первый раз в
жизни, ничего о нем не знает, кроме того, что записано в карточке.
- Как я сказала мадемуазель Бланш, ходить за таким человеком, как вы, -
одно удовольствие. Сейчас займемся умыванием. Я знаю, потом вас надо
обтереть одеколоном...
Вы все еще волнуетесь? Ничего, через час вам покажется, будто вы знаете
меня всю жизнь. Поначалу меня и впрямь можно испугаться - я ведь такая
толстая и к тому же не люблю ходить вокруг да около. А что делать, если у
тебя на горбу целая женская палата?..
Видели бы вы все это. Одни целый день сидят в углу, плачут и отказываются
есть, другие то и дело впадают в истерику и катаются по полу, только бы ими
кто-нибудь занялся...
Глупо, когда женщины ревнуют друг к другу. Стоит мне заняться немного
подольше с одной, как уже несколько других требуют судно, будто не могут
чуть-чуть подождать...
Есть у меня одна такая - ей уже за шестьдесят, вырастила пятерых детей.
Казалось бы, должна уже набраться ума. Куда там! Требует судно по
двадцать-тридцать раз на дню, а когда может говорить, вечно жалуется, что
профессор не уделяет ей внимания...
По счастью, профессор Одуар знает, с кем имеет дело. Конечно, ничего
смешного тут нет. Могу себе представить, как они себя чувствуют. Но даже
если ты больной, нельзя же доставлять всем вокруг одни неприятности...
Попробуйте пошевелить ногой... Ну да, вот этой, которая у меня в руке. Да
попробуйте же! Ничего худого вам от этого не будет. А вы, как я посмотрю,
начнете ходить скорее, чем думаете. Уж поверьте старушке Анжель! Даже
профессор Одуар признает, что глаз у меня наметанный и спрашивает иногда:
"Анжель, что вы думаете о номере седьмом?"
Сколько их прошло через мои руки! Мы же крутимся с больными с утра до
вечера. А врачи что - побудут с каждым минутку и идут дальше. Ах, не нужно
бы мне говорить вам такое! Другому я и не стала бы, но вы-то, я знаю,
возмущаться не станете. Когда нам привозят новую больную, я уже через два
дня знаю, долго будет занята койка или нет. Бывает, говорю сменщице, что
такая-то до утра не протянет, и в девяти случаях из десяти попадаю в
точку...
Скоро солнышко поднимется повыше, и я открою окно. Глотнете немного
свежего воздуха. Нельзя вам все время лежать в духоте...
Она обращается с Могра, словно с ребенком, тщательно обмывает ему член и
не упускает случая пошутить:
- О нем тоже нужно заботиться, он вам еще послужит!
Интересно, другие сестры, которые работают в общих палатах, ведут себя
так же или Анжель - исключительный случай? Могра начинает понимать, почему
Бессон радовался, что устроил к нему м-ль Бланш.
Однако Анжель права. Его уже почти не коробит ее грубоватая
жизнерадостность, которая так ошеломила, что ему и в голову не приходит
углубляться в собственные проблемы.
- Ну вот, теперь вы чистенький и свеженький. Сейчас позову парикмахера,
чтобы не было неловко, если кто-то придет вас навестить.
Старик парикмахер бреет Могра, пока две уборщицы приводят в порядок
палату. Могра уже видел одну из итальянок. Другая, с упрямым выражением
лица, все время молчит и даже не извиняется, когда задевает шваброй за ножку
кровати.
Звонят колокола, они будут звонить перед каждой службой. Закончив его
брить, парикмахер направляется в сторону большой палаты, и около девяти мимо
застекленной двери движется цепочка теней.
- Они идут в часовню, - объясняет Анжель. - Вы католик? Священник у вас
был? Славный человек, очень скромный. Не то что его предшественник, который
только пугал больных, потому что вечно бегал к ним, даже когда его не
просили. А если человек плохо себя чувствует, ему неприятно, если у его
постели вдруг появляется священник, как будто пришел час последнего
причастия...
А я вот не верю ни в Бога, ни в черта - и ничего! Мне доводилось видеть
женщин, которые были убеждены, что умирают, и ничего не хотели слушать...
Ну а этот наш священник хороший. Приходит, только когда его позовут,
сидит и дымит своей трубкой, словно старичок из богадельни...
Старшей медсестры пока не видно. Могра не замечал, чтобы она проходила
мимо его двери.
- Схожу за апельсиновым соком. Сейчас вернусь.
Небо все голубеет, становится более прозрачным. Воздух тоже прозрачен, в
нем не висит водяная пыль, как вчера.
Не спрашивая разрешения, Анжель выбросила увядшие желтые гвоздики и
теперь, вернувшись с апельсиновым соком, принесла розу.
- Я не хотела, чтобы ваша ваза пустовала, тем более такая красивая. Я
стянула один цветок из букета, который стоит в другой отдельной палате.
Больной не заметит, у него не все дома.
Кто он? Могра впервые заинтересовался своим соседом. Сестра поднимает
изголовье кровати, дает ему поильник, и Могра без труда пьет.
Сегодня все сбивает его с толку. Привычная рутина нарушена. Удивляет его
и студент-практикант. Это не тот, который уже бывал у него, а другой, в
очках с такими толстыми стеклами, что его глаза кажутся большими шариками.
- Он попил апельсинового сока, доктор. И вообще, ведет себя хорошо. Мы
уже познакомились и скоро станем друзьями. Температура нормальная, тридцать
шесть и шесть, пульс хороший, ровный.
Обычно при Могра об этом не говорят. Обмениваются взглядами, шепчутся,
выходят посоветоваться в коридор.
Быть может, толстуха обращается с ним как с больным из общей палаты?
Врачи обычно просят его открыть рот, после чего бормочут несколько слов
ободрения, а этот пускается в рассуждения:
- Я, как и все, тоже читаю вашу газету. Больше всего мне нравится отдел
хроники... Вот так больно? Нет? Поднимите левую руку. Выше... Еще выше...
Отлично. А теперь попробуйте пошевелить пальцами правой руки... Все заметки
в отделе хроники подписываются именем Дорин, но мне кажется, что их пишут
несколько журналистов. Не может же эта Дорин бегать из театра в театр,
проводить все ночи в кабаре, днем бывать на скачках и одновременно в суде?..
Может, это нескромно, но мне хотелось бы побывать однажды в большой газете,
посмотреть, как работает редакция... Дышите... Ртом... Глубже... Хорошо. В
трахее и бронхах все чисто.
Практикант продолжает, не столько для медсестры, сколько для Могра:
- Я больше не вижу необходимости держать больного в такой неудобной позе.
Можете положить его ровно. Если снова начнутся слизистые выделения, тогда и
опустим.
У сиделки хитроватый вид, словно она хочет сказать: "Ну, что я говорила?"
Врач встал и продолжает, обращаясь к Могра как к нормальному человеку:
- Я буду дежурить всю неделю, и мы увидимся еще не раз. Очень рад был с
вами познакомиться, хотя и в обстоятельствах не слишком для вас приятных. Вы
здесь уже четвертый день?
Он справляется по карточке.
- Шестой... Вам уже лучше, и теперь выздоровление пойдет быстрее. Желаю
хорошо провести день! Если я вам понадоблюсь, Анжель знает, где меня найти.
Практикант уходит, и сиделка поясняет:
- Этот мальчик молодец, учится и работает. Иногда даже сидит с детьми,
если родители хотят сходить в кино. Он умен и знает, как подступиться к
больному. Говорят, он когда-нибудь станет профессором, и меня это не
удивит... Вам не холодно? Тогда я открою окно?
Могра инстинктивно съеживается, его страшит контакт со свежим воздухом,
который вот-вот ворвется в комнату. Но дело тут не только в воздухе. Это его
первый контакт с жизнью вне больницы, и внезапно он слышит, как шуршит
гравий на дорожке под чьими-то шагами.
- Видели бы вы, как радуются наши старички! Когда идет дождь, они
тоскуют, ворчат, не знают, куда деться. Здесь же все переполнено! Вам
известно, что в больнице более двух с половиной тысяч больных? А прибавьте
