перейти в больные.
Это его собственное выражение. Он себя понимает. Можно ведь быть больным,
не зная этого, в течение долгих лет носить в себе какую-нибудь тяжкую
хворобу и оставаться при этом нормальным человеком.
А потом из-за какого-нибудь пустяка-прыщика, боли в горле, покалывания в
груди-человек идет к врачу. Он входит в кабинет здоровым. Следит во время
осмотра за лицом врача. А после произнесенного смущенным тоном приговора
человек сразу переходит в больные и уже никогда не увидит жизнь в прежнем
свете.
Произошло ли это теперь и с ним? Сперва ласково, потом не без раздражения
Бессон д'Аргуле пытался доказать, что его мысли и ощущения свойственны
различным этапам развития болезни и в них нет ничего необычного.
Почему от Бессона его мысли вдруг перескочили на отца, который так и
продолжал жить - теперь ему было восемьдесят - в доме на улице Этрета?
Много раз Могра предлагал переселить его поближе к Парижу, купить, раз уж
отец ушел на пенсию, маленький домик с садом в какой-нибудь деревне или
снять в Фекане благоустроенную квартиру, где прислуга могла бы о нем
заботиться.
Но отец всякий раз отказывался, продолжая сам вести хозяйство и готовить,
как в те времена, когда Репе был еще ребенком.
Возвращаясь из школы-с собственным ключом, поскольку в доме никого не
было, - Рене находил на кухонном столе написанный карандашом список
продуктов, которые нужно купить.
Прежде чем приняться за уроки, он чистил картошку, другие овощи, ставил
вариться суп.
Ему и в голову не приходило завидовать приятелям, которые играли во дворе
до самого вечера.
Отец тоже никогда не жаловался. Может, время было такое? Смиренные люди
покорялись судьбе, потому что знали - они ничего не могут изменить?
Его отец никому не завидовал. Не стремился подняться хоть на ступеньку по
социальной лестнице. Пока позволял возраст, продолжал заниматься всякими
бумажками, считал разгружаемые тюки трески, отмечал, сколько продовольствия
погрузили на судно перед выходом в море.
Они вели вдвоем серенькое существование в доме, где все вещи всегда
оставались на своих местах.
Немного позже - когда именно, Могра теперь вспомнить трудно - отец стал
возвращаться домой немного позже, и от его усов попахивало можжевеловкой.
Вскоре они стали ужинать на час позже, так как отец заходил сыграть
партию в карты к Леону, содержавшему кабачок у пристани.
Пьяницей он не стал, но часы, проведенные в кабачке, постепенно
приобретали первостепенное значение, и в конце концов он уже приходил домой
после ужина.
Взгляд отца понемногу стекленел. Разговаривая, он иногда запинался на
каком-нибудь слове. Временами на него накатывала сентиментальность, и он
принимался плакать, глядя на плетеное кресло.
Рене научили никогда не судить своих родителей. Ему вбили в голову, и в
первую очередь аббат Винаж, идеальный образ семьи, сладенькую картинку,
какие встречаются в детских книжках.
Конечно, он любил отца. Но постепенно мальчик не без тревоги стал
обнаруживать, что его отец неумен, живет в крайне ограниченном мире, что его
покорность и мягкость, скорее всего, от глупости.
Когда Могра уехал из Фекана, отец стал пить все больше и больше, и когда
Рене его навещал, ему не раз приходилось раздевать отца и укладывать в
постель, а тот все бормотал:
- Понимаешь, твоя мать... Если бы Господь не отнял ее у меня...
Это был его единственный протест.
- Почему она? Господи, да что ж я такое сделал?
В шестьдесят восемь лет его еще держали из жалости на службе, хотя фирмой
заправлял уже зять хозяина, и тут с отцом случился приступ белой горячки.
Могра узнал об этом поздно - к тому времени отец уже три недели пролежал в
больнице - и сразу же поехал в Фекан.
В большой общей палате он увидел перед собой тщедушного старика, вид у
которого был еще более упрямый, чем прежде.
- Зачем ты приехал? Столько беспокойства... У тебя ведь есть дела
поважнее...
Сегодня Могра спрашивает себя: не был ли отец втайне уязвлен его
успехами, вместо того чтобы гордиться ими? Приезжая по настоянию сына на
несколько дней в Париж, он с безразличием, а то и со скрытым неодобрением
осматривал обстановку, в которой тот жил.
- Ты ведь счастлив, верно? Тем лучше для тебя. Должны же быть на земле
счастливые люди.
Через некоторое время у отца случился рецидив. Целую неделю он находился
на грани между жизнью и смертью. Выжив буквально чудом, бросил пить.
Теперь он занимается лишь своим хозяйством, покупками, гуляет каждый день
у моря. Его врач - не Валаброн, который уже давно умер, - разрешил два
стакана вина в день, и он часами ждет момента, когда будет можно их выпить.
Что его держит в этой жизни? Что дает ему силы отказываться от своего
единственного удовольствия, тем более что он знает: жить все равно осталось
недолго?
Это не дает покоя Могра, который, попав сюда, ждет смерти без страха и
сожаления.
У него есть все, а у его отца нет ничего. Но именно отец в свои
восемьдесят лет цепляется за жизнь и может жить еще годы и годы. Почему?
У м-ль Бланш забрали поднос. Она подходит к кровати. Удалось ли ему
обмануть ее? Догадывается ли она, что он не спит, а только притворяется?
Может, по нормам, о которых говорил Бессон, так и должно быть? Может,
паралитики принимаются на пятый день жульничать?
Да, сегодня уже пятый день, как он свалился, и это кажется Могра
невероятным. У него такое впечатление, что прошла уже вечность с тех пор,
как некий Могра рухнул на мокрый пол туалета в "Гран-Вефуре".
Сегодня суббота, и он гадает, навестит ли его Бессон.
Маловероятно. Утром в субботу его друг обычно лишь наскоро пробегает по
палатам Бруссе, пока в машине его ждет жена.
Они живут в просторной квартире на улице Лоншан, в двух шагах от авеню
Фош и Булонского леса. На стенах у них висят Ренуар, Гоген, два Сезанна и
одна из лучших работ Моне.
Самому Бессону даже не пришлось их покупать. Его тесть Года, смолоду
страстно любивший живопись, приобрел за бесценок эти полотна, которые стоят
теперь целое состояние. Он вообще дружил с художниками. Часто после работы
заходил к ним в мастерские. Чтобы поддерживать с ними еще более тесный
контакт, даже купил старую мельницу на реке Луэн, близ Барбизона.
Бессон расширил ее, превратил в настоящий загородный дом, пристроил к ней
крыло. Сейчас они с женой, должно быть, уже едут по автостраде N 7.
Ивонна Бессон - одна из самых веселых и терпимых женщин, известных Могра.
Она знает о любовных интрижках мужа и о том, что он не может пропустить ни
одной женщины. Возможностей у него предостаточно, и с возрастом это
превратилось в навязчивую идею.
Неужели из-за своей болезни Могра начал искать недостатки, уязвимые места
у людей, которые его окружают? О любовных похождениях Бессона ходит много
разговоров. Поговаривают, что он пропускает через себя большинство своих
пациенток, что это стало чуть ли не главным предметом его забот - как два
стакана вина у Могра-старшего.
Рене тоже приходилось страдать из-за того, что он не может обладать
какой-то женщиной. Не то же ли самое чувствует и Бессон - разумеется, при
прочих равных условиях. Не кажется ли ему, что это его унижает? Разве это не
стало для него драмой, с тех пор как его физические способности пошли на
убыль?
Однажды вечером, после ужина, когда их жены отправились попудрить носики
и они остались вдвоем, Бессон доверительно сказал ему:
- Понимаешь ли, мой милый Рене, с тех пор как я не уверен, что сумею
дойти до конца, я предпочитаю заниматься этим в местах, где можно найти
предлог внезапно прекратить наши игры.
У себя в кабинете, между двумя дверьми, в приемной, которая есть у него в
Бруссе... А м-ль Бланш уже прошла через его руки? Или еще пройдет?
Бессон д'Аргуле знаменит. Он обладает всем, что хоть как-то может
польстить самолюбию человека. Не проходит ни одного года, чтобы он не
получил диплом почетного доктора какого-нибудь зарубежного университета,
сидит в президиумах конгрессов, приводящихся в самых разных уголках света.
Выходит, что самое важное для него - это уступчивость случайно
встреченной женщины, задранная юбка, обнаженная грудь, ритмичные движения,
которые он всякий раз боится не довести до конца.
Могра ошибался, полагая, что его друг для самоудовлетворения стремится к
почестям. Ему гораздо важнее лишний раз доказать свою мужественность и
вместе с тем убедиться, что его очарование еще действует...
Могра уже сожалеет, что стал размышлять об этом, поскольку теперь в
голову пришли не слишком приятные воспоминания. Сам он никогда не отличался
особой мужской силой. Он узнал это еще юнцом, когда вышел из дома между
двумя доками в Фекане. Он помнит устремленный на него взгляд, когда он
беспорядочно задергался, потому что боялся неудачи. Женщина была
молоденькая, со смазливой мордашкой и приятным телом.
- Это все потому, что слишком уж ты стараешься.
Если б ты столько об этом не думал...
Он не был импотентом. Во всяком случае, не был им еще несколько дней
назад, хотя способности у него и впрямь ниже средних. Однако он и в этом не
уверен: ему никогда не хватало смелости расспросить на сей счет кого-нибудь
из своих друзей, а когда те начинали рассказывать о своих подвигах, он
подозревал их в бахвальстве.
Единственным критерием было отношение к нему самих женщин.
В принципе он им нравится. Поначалу они с любопытством посматривают на
него, словно он не такой, как другие.
Действительно ли он не такой, как другие? Он готов в это поверить. Но
разве каждый не считает себя не таким, как другие?
Почему большинство женщин очень скоро начинают относиться к нему
покровительственно, порой даже поматерински? В Фекане это было понятно. Он
тогда был просто юнец, которого один вид нагого женского тела буквально
приводил в дрожь.
Но теперь-то? От него зависят сотни людей. Он занимает в городе весьма
видное положение, ежедневно принимает важные решения, которые имеют
серьезное влияние на общественное мнение, когда речь идет о политике,
театре, литературе и даже бирже.
Почему же тогда Лина не чувствует себя рядом с ним, словно за каменной
стеной? Почему он не может сделать ее счастливой? И почему такая женщина,
как м-ль Бланш, проявляет к нему сочувствие?..
Нельзя же лежать вечно с закрытыми глазами. Это несправедливо по
отношению к медсестре. Ухаживая за ним, она зарабатывает на жизнь, это
верно, но при этом отдает ему частичку своей души. К тому же изо рта у него
начинает течь слюна. Он чувствует, что подбородок стал влажный и, кроме
того, очень хочется пить.
Могра бесшумно, едва заметно шевельнулся под одеялом, и она уже тут как
тут.
- Хорошо поспали?
Своим лукавым видом сестра дает понять, что ее не проведешь, но она на
него не сердится.
- Где вы витали мыслями на этот раз?
Она знает, что ответить он не может, но продолжает говорить, одновременно
вытирая ему лицо и освежая одеколоном:
- Могу поспорить, очень далеко... Но в вашем путешествии были и приятные
моменты - я видела, как вы несколько раз улыбнулись.
А он об этом и не подозревал и теперь пытается сообразить, что же
заставило его улыбаться.
- Звонил профессор Бессон, извинялся, что не может сегодня вас навестить.
Он в курсе ваших утренних неприятностей и советует вам не волноваться...
Бессон проезжал в сотне метров от больницы, направляясь в сторону леса
Фонтенбло. Бросил ли он хоть взгляд на корпуса из серого камня, говорил ли о
нем с Ивонной?
