поцеловал ее. У Жанины хватило такта оставить нас одних.
- Ты уверена?
- Полной уверенности так скоро не бывает, но это тянется уже дней десять.
Она заметила, что я бледнею, и, сообразив почему, поспешила добавить:
- Я считала дни. Если я действительно беременна, то Лишь от тебя.
У меня перехватило дыхание.
- Вот будет забавно, правда? Знаешь, это ведь не помешает нам съездить в
Швейцарию. А не встаю я потому, что Жанина не дает. Она уверяет, что, если я
хочу сохранить ребенка, мне нужно несколько дней отдохнуть.
Чудо, а не девчонка! Обе - чудо!
- Ты вправду доволен?
Еще бы! Я еще не поразмыслил о случившемся. Иветта права, говоря, что оно
чревато осложнениями. Тем не менее я так доволен, взволнован, тронут, как,
насколько помню, еще никогда не был.
- Если ничего не изменится, дня через два-три покажусь врачу - пусть
сделает тестирование.
- Почему не сегодня же?
- Ты этого хочешь? Тебе что, не терпится?
- Да.
- Ну, тогда я пошлю анализы в лабораторию завтра утром. Жанина отнесет.
Позови ее.
Жанине она объявила:
- Ты знаешь, он хочет, чтобы я оставила ребенка.
- Знаю.
- Что он сказал, когда ты с ним говорила?
- Ничего. Сперва оцепенел, и я уже испугалась, что он грохнется с
лестницы, а потом он ринулся сюда, чуть не свалив меня по дороге.
Жанина еще потешается надо мной!
- Он настаивает, чтобы ты завтра же утром отнесла анализы в лабораторию.
- Значит, мне надо пойти и купить стерилизованную бутылку.
Меня ждут в моем кабинете. Звонит Борденав, запрашивая инструкции. Трубку
берет Жанина.
- Что ей сказать?
- Что буду через несколько минут.
Уйду-ка я лучше: здесь мне сейчас делать нечего.
Четверг, 15 декабря.
"Анализы отправлены. Обед в посольстве".
Имеется в виду мой южноамериканский посол, устроивший обед для узкого
круга, но исключительно изысканный - праздновали наш успех. Благодаря Мориа
оружие беспрепятственно плывет в какой-то там порт, где его лихорадочно
ждут: переворот намечен на январь.
Помимо гонорара я получил золотой портсигар.
Пятница, 16 декабря.
"Ожидание. Вивиана".
Результаты тестирования будут только завтра. Вивиана тоже проявляет
нетерпение.
- Ты зарезервировал нам номер в отеле?
- Еще нет.
- Бернары едут в Монте-Карло.
- А!
- Ты меня слушаешь?
- Ты сказала, что Бернары едут в Монте-Карло, а так как меня это не
интересует, я и отозвался: "А!"
- Тебя не интересует Монте-Карло?
Я пожимаю плечами.
- Я лично предпочитаю Канн.
- Мне все равно.
Через несколько дней все переменится, а пока что вид у меня при Вивиане
почти серафический. Моя улыбка сбивает ее с толку, она не знает что подумать
и внезапно раздражается:
- Когда ты рассчитываешь предпринять необходимые шаги?
- Необходимые для чего?
- Для Канна.
- Время еще есть.
- Нет, если мы хотим получить хороший номер в "Карлтоне".
- Почему в "Карлтоне"?
- Мы всегда там останавливались.
Чтобы отделаться от нее, я роняю:
- Вот ты и позвони.
- Могу я поручить это твоей секретарше?
- Почему нет?
Борденав слышала, как я звонил в Санкт-Мориц. Она поймет, ни слова не
скажет, но глаза у нее опять будут красные.
"Результат положительный".
Глава 8
Понедельник, 19 декабря.
Не знаю, что произошло с цветами, и это останется одной из маленьких,
раздражающих меня тайн. В субботу, перед тем как отправиться во Дворец, я
заглянул к Лашому, чтобы послать розы на Орлеанскую набережную. Я взял
такси, которое не отпустил, заскочив в магазин. Я отчетливо помню, как
указал продавщице на темно-красные розы. Она знает меня и поэтому
осведомилась:
- Карточку вложить, мэтр?
- Нет необходимости.
Я уверен, что дал фамилию и адрес Иветты - в противном случае пришлось бы
признать, что у меня провалы в памяти. На улице водитель препирался с
постовым - тот требовал, чтобы такси уезжало, но, в свою очередь узнав меня,
сменил тон:
- Извините, мэтр. Я не знал, что он с вами.
Заглянув перед обедом на Орлеанскую набережную, я начисто забыл о цветах
и ничего не заметил. Пробыв с Иветтой недолго, предупредил, что вынужден
обедать в городе и вернусь около одиннадцати вечера.
На Анжуйской набережной сразу поднялся в спальню, чтобы переодеться, и
нахмурился, перехватив ироническую улыбку Вивианы, сидевшей за туалетом.
- Очень мило с твоей стороны! - бросила она, когда я, сняв галстук и
пиджак, посмотрел на ее отражение в зеркале.
- О чем ты?
- О присланных тобой цветах. Карточки при них не было, вот я и
предположила, что они от тебя. Я не ошибаюсь?
В ту же секунду я увидел свои розы в большой вазе на столике. Это
напомнило мне, что Иветта ничего о них не сказала и я не заметил цветов в
квартире.
- Надеюсь, их доставили по верному адресу? - добавила Вивиана.
Она убеждена, что было как раз наоборот. Сегодня у меня отсутствовал
какой-нибудь повод посылать ей цветы. Не понимаю, как могла получиться
ошибка. Я раздумывал об этом больше, чем следовало бы, потому что подобные
тайны не дают мне покоя, пока я не нахожу им правдоподобного объяснения. У
Лашома - я не сомневаюсь в этом - правильно указал фамилию - Иветта Моде - и
до сих пор вижу, как продавщица вывела на конверте эти слова. Неужели я,
диктуя затем адрес, машинально назвал Анжуйскую набережную вместо
Орлеанской?
В таком случае Альбер, распаковывая розы у себя в комнате, не прочел
надпись на конверте и, не найдя в нем карточки, выбросил его в мусорную
корзинку. А Вивиана, которая наверняка пришла к тем же выводам, что и я,
пошла и порылась в ней.
Посылать новые цветы было уже поздно, а завтра, в воскресенье, магазины
были закрыты, сходить же на цветочный рынок в двух шагах от нас мне просто
не пришло в голову. К Иветте я отправился лишь после второго завтрака,
потому что все утро работал, и она объявила мне, что отпустила Жанину
навестить сестру, содержащую вместе с мужем ресторанчик в Фонтенесу-Буа.
Погода стояла идеальная - холодная, но солнечная.
- Как насчет того, чтобы подышать воздухом? - предложила она.
Иветта надела норковую шубу, которую я купил ей к зиме, еще когда она
жила на улице Понтье, и которой дорожит больше, чем любым другим из своих
приобретений - это ее первая меховая вещь. Может быть, ей и погулять-то
захотелось, чтобы пощеголять в обнове?
- Куда пойдем?
- Безразлично. Просто походим по улицам.
Та же мысль пришла множеству людей - и парам, и целым семьям, так что,
начиная с улицы Риволи, нас затянуло на тротуаре в своего рода шествие,
сопровождавшееся шарканьем ног по асфальту, этим особым воскресным шумом,
который производят люди, идущие не торопясь и останавливаясь у каждой
витрины. Скоро Рождество, и повсюду выставлены соответствующие товары.
Перед универмагом "Лувр" толпу рассекали барьеры, и мы лишь полюбовались
с площадки у входа световой феерией, озарявшей весь фасад.
- Не сходить ли нам посмотреть, что в этом году делается в "Галери
Лафайет" и в "Прентан"?
Стемнело. На террасах кафе, вокруг жаровен с углями, сидели усталые
семьи. Вполне возможно, что Иветта выступала сегодня в новой роли. Похоже,
ей нравится копировать мелкобуржуазные пары, за которыми мы следовали, и нам
не хватало только вести с собой за руку детей.
Она почти не говорит о будущем материнстве, а если и намекает на него, то
без всякого волнения, как будто оно стало для нее чем-то привычным. Подобно
мужчине, она не находит в этом ничего таинственного или страшного. Она
беременна и впервые не избавляется от ребенка - вот и все. Смутило ее на
мгновение лишь одно - что я потребовал его оставить. На это она не
рассчитывала.
Интересно, не для того ли, чтобы меня отблагодарить, а заодно попробовать
себя в положительной роли, которую ей предстоит сыграть, Иветта предложила
эту прогулку, столь противоречащую как ее, так и моим привычкам?
Мы останавливались перед теми же витринами, что и толпа, потом опять
двигались дальше, опять останавливались через несколько метров, и ароматы
разных духов смешивались на тротуаре с запахом пыли.
- Где хочешь обедать?
- Может, пойдем поедим кислой капусты?
Было еще слишком рано, и мы завернули в какое-то кафе около Оперы.
- Устала?
- Нет. А ты?
Я испытывал известное утомление, но не уверен, что чисто физическое. К
тому же оно никак не было связано с Иветтой. Я назвал бы свое тогдашнее
состояние космической меланхолией, навеянной унылым шарканьем толпы.
Мы пообедали в эльзасской пивной на улице Энгьен, где нам много раз
доводилось наслаждаться кислой капустой, после чего я предложил сходить в
кино, но Иветта предпочла вернуться домой.
Около десяти, когда мы смотрели телевизор, мы услышали, как в замке
повернулся ключ, и я впервые увидел принаряженную Жанину, выглядевшую очень
элегантно в юбке цвета морской волны, белом лифе, голубом пальто и красной
шляпке. Косметика была у нее теперь другая, духи - тоже.
Мы продолжали смотреть телевизор. Иветта, чихнув два-три раза, настояла,
чтобы мы выпили грогу, и в половине двенадцатого все в квартире спали.
Это был один из самых спокойных, самых неторопливых дней за много лет.
Нужно ли признаваться, что от него осталось ощущение, которое я предпочитаю
не анализировать?
Глава 9
Канн, воскресенье, 25 декабря.
Светит солнце, люди без пальто прогуливаются по
Круазетт, пальмы которой вырисовываются на фоне фиолетовой голубизны
Эстереля [8] и синевы моря, где маленькие белые лодки кажутся словно
подвешенными в небе.
Я настоял, чтобы моя жена вышла в город с Жеральдиной Филипс, своей
подругой, с которой она не виделась много лет и встретилась в день нашего
приезда в холле "Карлтона". Их знакомство началось еще до меня, и,
столкнувшись, они бросились друг другу на шею.
Постараюсь изложить все по порядку, хоть это и кажется мне бесполезным.
Передо мной лежит календарь, но я не нуждаюсь в нем - и без него не
запутаюсь в воспоминаниях. Страницы, на которых я пишу, иного формата,
нежели раньше, потому что пользуюсь гостиничной бумагой.
Когда я перечитал то, что написал у себя в кабинете утром в понедельник
19 декабря, мне показалось, что это происходило в другом мире или, во всяком
случае, очень давно; мне надо сделать над собой усилие, чтобы поверить, что
Рождество, которое я встречаю, - это тот самый праздник, за подготовкой к
которому мы с Иветтой наблюдали на улицах Парижа в воскресенье.
В понедельник утром я послал ей цветы, позаботившись на этот раз, чтобы
они попали к ней, и когда в полдень забежал ее поцеловать, увидел, что она
понастоящему растрогана. Я никогда не дарил ей цветов - все недосуг было о
них подумать, - если не считать случайных букетиков в кафе или на террасе,
причем почти всегда это были фиалки.
- Ты со мной обращаешься как с настоящей дамой, - восхитилась она. -
Посмотри, какие они красивые!
Вторую половину дня провел во Дворце. Я обещал Вивиане вернуться
пораньше, потому что этим вечером у нас дома должно было состояться то, что
мы именуем "обедом старшины сословия", - обед, ежегодно даваемый нами всем
старым хрычам из адвокатуры.
Возвращаясь на Орлеанскую набережную, я намеревался пробыть на торжестве
всего несколько минут. Случилось так, что, пересекая мостик, связывающий
острова Сите и Сен-Луи, я бросил взгляд на окна нашей с Иветтой квартиры,
что обычно мне несвойственно Они отсвечивали розовым, и помню, как отметил
про себя, что это создает впечатление уютного, теплого гнездышка, местечка,
