человека? - вмешался один из присутствующих.
- Его приказы нас не касаются! - возразил ему другой. - Мы -
свободные граждане и подчиняемся лишь законной власти. А ваше мнение,
сквайр?
- Разумеется, генерал не вправе отменять своими приказами наши
законы. Но что до этого случая, то он предусмотрен конституцией, и нам
придется отправить этого юношу в ближайший военный лагерь. Молодой
человек, - обратился он к Джеймсу, - вы задержаны в индейском наряде, что
само по себе весьма подозрительно. Кроме того, согласно вашим же словам,
вы служили в британском флоте. Все это вынуждает меня передать вас в
распоряжение военных властей. Закон сей, конечно, слишком суров, но он
действует лишь в военное время. А пока присаживайтесь и выпейте стаканчик
вина.
Джеймс легким поклоном поблагодарил хозяина и выпил за здоровье
присутствующих. А сквайр принялся обсуждать с констеблем, куда бы пока
поместить задержанного. Шериф был в отъезде, а на дверях тюрьмы не имелось
даже запоров. Наконец сквайр сказал, что оставит юношу у себя в доме,
после чего все удалились.
С улицы донеслись оглушительные звуки марша, наигрываемого на
скрипке, турецком барабане и шотландской дудке.
- Черт бы побрал эту писанину! - пробормотал сквайр. - Нет ничего
хуже, чем составлять документы! Ума не приложу, как бы описать все так,
чтобы не навредить этому малому еще больше. Послушай-ка, приятель, -
сказал он Джеймсу, бьюсь об заклад, что ты неплохо умеешь обращаться с
пером и бумагой. Займись-ка этим сам.
- Чем именно?
- Протоколом допроса. Время у тебя есть. Вот тебе перо, бумага и
чернила. Опиши все толково и доходчиво и помни, что речь идет о твоей
голове.
- Неужели вы полагаете, - улыбнулся Джеймс, - что ваши люди решатся
казнить англичанина, когда британские войска стоят у самых ваших ворот?
- Молодой человек, не смеши меня! - воскликнул сквайр. - Да будь ты
самим английским главнокомандующим, тебя все равно вздернут, если
обвинения в шпионаже подтвердятся. "Решатся!" - Он покачал головой. - Да
они решатся на что угодно. Скоро вам всем поумерят спесь! Не суйся не в
свое дело, старуха, - пробурчал он жене, которая жестами умоляла его не
горячиться, и вышел.
А Джеймс уселся за стол и задумался. Поначалу ему никак не удавалось
собраться с мыслями, но затем он взял перо и принялся обстоятельно
описывать службу во флоте и свои последующие приключения, не упоминая,
впрочем, ни единым словом о встрече с индейцами. Едва он успел закончить,
как вернулся сквайр. Юноша протянул ему протокол.
- Ты неплохо справился с этим делом, - похвалил его тот. - Эй, Дик,
кликни-ка людей, пускай подпишут бумагу.
- Но это не ваша рука, - вырвалось у констебля.
- Ясное дело, не моя. Ну и что с того? Этот парень доставил мне
больше хлопот, чем целая дюжина висельников. А посему вполне справедливо,
что он взял часть из них на себя.
- И то верно, - согласились остальные.
- Ну, ежели ты такой мастак, может, поработаешь и на меня? - спросил
один из ополченцев. - Нацарапай вот на этой бумажонке "Майк Брут", а вот
тут - "Исаак Уэллс".
Вслед за ним потянулись и остальные. Каждый, покосившись на сквайра,
брал листок бумаги из стопки на столе.
- У вас, должно быть, выборы? - спросил Джеймс.
- Точно, приятель, - ответил ему мистер Драм.
Он вышел, но вскоре вернулся с бутылкой виски.
- Давай-ка выпьем за процветание Соединенных Штатов да за погибель
проклятых британцев, - предложил он Джеймсу.
- Пожалуй, я воздержусь.
- Как знаешь. Тебе же хуже. Мне еще никогда не доводилось покупать у
Джонни такого доброго виски.
Он разом осушил огромную кружку и вновь наполнил ее. А Джеймс,
уставившись на него, с изумлением прикидывал, сколько же виски способен
тот поглотить.
22
- Ну, вот и все, - сказал сквайр, входя в дом. - Меня избрали
майором. Надеюсь, теперь я хоть чем-нибудь смогу помочь тебе. Эй, старуха,
собирай на стол. И принеси нам бутылочку виски! Не печалься, сынок. Мне
тоже случалось попадать в изрядные переделки. В семьдесят первом в
Коупенсе мы тогда здорово вас поколотили. В Восемьсот двенадцатом возле
форта Мигс, а потом с капитаном Кроганом.
- Расскажи-ка ему лучше про того индейца, - посоветовала мужу
хозяйка, подавая на блюде олений кострец. - Вот кто нагнал на нас тогда
страху!
- Про Токеа? Лучше не напоминай мне о нем.
- Вы знаете Токеа? - вырвалось у юноши.
Сквайр удивленно переглянулся с женой.
- Индейцы, верно, причинили вам много хлопот? - пытаясь скрыть
смущение, спросил Джеймс.
- Да уж, не мало. Впрочем, мы уже давным-давно ничего не слыхали про
Токеа. Сгинул куда-то без следа вместе со своим племенем. А тебе что-то
про него известно?
- Нет, - в замешательстве ответил юноша.
- Вот как? А мне почудилось...
- А вот мы знавали Токеа и его красавицу дочку, - встряла хозяйка.
- Розу? - не сдержавшись, воскликнул Джеймс.
Хозяева удивленно уставились на него, но Джеймс не произнес более ни
слова. Тогда сквайр уселся за стол и принялся читать молитву. Тем временем
подоспели сын и дочери хозяина. Девушки держались непринужденно, хотя и не
забывая о подобающих приличиях. На обеих были простые, но ладно скроенные
платья из полушерстяной ткани. Дружелюбно кивнув Джеймсу, они направились
к матери, которая резала оленину.
- Да, тяжкие то были времена, - снова заговорил сквайр. Полон дом
ребятишек, от мала до велика. Целая дюжина. Хвала господу, ни один не
помер, все живы-здоровы. Нам тут дети не в тягость. Земли на всех хватит,
коли ты не бездельник, будешь жить припеваючи. Не то что у вас в Англии.
Вашим парням, хочешь не хочешь, приходится наниматься в солдаты, а участь
девиц и того хуже. А у нас тот, кто честно трудится не покладая рук,
всегда сумеет нажить добро и заслужить уважение. Конечно, моим детям
живется легче, чем когда-то мне, каждый получил от меня несколько тысяч
долларов на обзаведение. А вот мой отец приехал в эту страну всего с
тридцатью фунтами в кармане. Купил себе пятьдесят акров земли, но едва
успел немного обустроиться, как грянула война. Англичане все пожгли и
разграбили. В лютый мороз отцу пришлось одолеть пешком почти тридцать
миль. В ту пору я был еще мальчонкой, однако нескольким британцам шкуру я
продырявил. Когда война кончилась, мы упаковали свои жалкие пожитки и
перебрались на берега Кусы. Жаль, что я не мог остаться там навсегда. Я
был торговцем, мотался туда и сюда, порой добирался аж до Нового Орлеана.
Да, жизнь у меня была не сладкая! Но все равно это лучше, чем влачить
жалкое существование в твоей Англии, где люди живут по указке своих
господ. Насмотрелся я на это в те годы, когда Луизиана еще принадлежала
испанцам. Без милостивого разрешения губернатора тут никто не смел и рта
раскрыть. Даже молились и веселились, когда им было велено. Но один не
отважился жить своим умом. Но зато сколько чванства! Сами ютились в
глинобитных лачугах, по уши в грязи, а на нас взирали свысока. А все
потому, что мы не умели кланяться на ихний манер да рассыпаться в
любезностях.
Жаркое было подано, и сквайр умолк, поглощенный едой. Но едва тарелки
убрали со стола, он налил себе виски, поставил перед Джеймсом бутылки с
портвейном и мадерой и продолжал:
- Теперь-то тут все иначе. Все мы - свободные граждане, и народ наш
живет куда вольготнее, чем любой другой в Старом Свете. Глянь-ка в окошко:
на первый взгляд наши парни могут показаться немного смешными. Но,
присмотревшись повнимательнее, ты поймешь, что они вполне готовы всерьез
сразиться с врагом. Будь тут у нас хоть дюжина кадровых офицеров, ребята
маршировали бы не хуже ваших красных мундиров. Но в бою они и теперь не
оплошали бы. Ведь ваши рискуют жизнью ради нескольких пенсов, а наши будут
защищать своих жен и детей. Все они явились сюда по доброй воле, движимые
гражданскими чувствами. Готов побиться об заклад, что эти ребята разобьют
англичан в первом же сражении.
- Эти оборванцы? - усмехнулся Джеймс.
- Полегче, приятель! - сердито оборвал его сквайр. - Их одежда
куплена на их же деньги, в отличие от пышных мундиров тех негодяев,
которых вы величаете защитниками отечества.
С улицы послышались звуки выстрелов. Сквайр вышел на крыльцо, перед
которым расхаживал человек с карабином. Чуть поодаль на берегу был наскоро
сколочен деревянный щит, а перед ним установили несколько зажженных
свечей. Раздались два выстрела, первым был срезан фитиль одной свечи,
второй заряд угодил в другую свечу.
Все громко расхохотались.
- Промазал! Промазал! Влепил в свечку!
Свечу снова зажгли и поставили перед щитом. Послышались четыре
выстрела один за другим, и каждый гасил едва заметные крошечные огоньки.
Еще два выстрела, и снова без промаха, хотя мужчины палили из штуцеров с
расстояния более ста пятидесяти шагов.
- А вон там наши ребята палят по шляпкам гвоздей. Хочешь поглядеть?
По другую сторону дома был установлен еще один щит. Гвозди были вбиты
до половины.
- Третий сверху! - крикнул какой-то юноша и выстрелил.
- Всадил!
- Четвертый сверху! - крикнул другой.
- Всадил! - раздалось в ответ.
Джеймс молча наблюдал за происходящим.
- Ну, теперь ты убедился, что вашим тут долго не продержаться? -
спросил его сквайр. - Наши парни надумали поставить у дверей моего дома
часового, чтобы тебе не вздумалось дать деру. Втемяшили себе в головы,
будто ты шпион. Пошли немного выпьем. Вина у меня отменные, они взбодрят
тебя. Скоро мы отбываем в расположение наших войск. Там и узнаем, как
обстоят дела на юге. А заодно решим, что делать с тобой. Старуха моя мне
все уши прожужжала, уверяет, что ты ни в чем не виновен. Но ты меня не
проведешь. Знаю я вас, англичан, на вид вы все простачки, но своей выгоды
не упустите. Может, ты надумал навести на наш след индейцев?
- Неужто вы и впрямь подозреваете меня в подобном умысле? - изумился
Джеймс.
- Гм! - хмыкнул сквайр. - Просто я никому не верю на слово. И
поступаю так потому, что того требует здравый смысл. Ради общего блага.
Ради того, чтобы наши жители могли спать спокойно.
Джон Коупленд - а именно так звали добродушного сквайра - пребывал в
наилучшем расположении духа, ибо он был весьма польщен уважением и
доверием, которое выказали ему все жители Опелоузаса, избрав его своим
командиром. Мистер Коупленд сильно изменился за семь лет, миновавшие с той
поры, когда мы расстались с ним. Себялюбие и расчетливость, сквозившие
прежде в каждом его слове, уступили место доброжелательности и дружелюбию.
И хотя он по-прежнему был самого лестного мнения о собственной персоне, в
этом не было ничего оскорбительного для окружающих, ибо ничуть не походило
на высокомерие неожиданно разбогатевшего лакея. Всего, что он нынче имел,
Джон Коупленд добился благодаря долгим годам тяжкого труда и неутомимой
деятельности во благо общества.
За несколько часов Джеймс вполне освоился в доме сквайра и с
добродушной миной слушал бесконечные разглагольствования хозяина о
добродетелях американского народа и величии Соединенных Штатов.
- Скоро нам пора собираться в путь, - сказал Коупленд. Констебль
решил отправиться вместе с нами. Опасается, что ты удерешь. А пока не
мешало бы поспать пару часов.
Они поднялись наверх.
- Устраивайся поудобнее и не обращай внимания на моих девочек, -
сказал хозяин, указывая на вторую кровать. - Они любят поболтать перед