возражаете...
Ханн поспешно удалился.
Барретт остался в еще большем недоумении, чем раньше. Разве Ханн
спорил с ним? Что он делал, так это вел невнятный и уклончивый разговор,
позволяя уводить себя то в одну, то в другую сторону. И нес массу всякой
чепухи. Похоже, он не знал отличия Кейнса от Рикардо и даже был равнодушен
к различию между ними, что не было необычным для любого экономиста. Он,
пожалуй, не имел ни малейшего представления об идеалах, которые отстаивала
его партия. Он не возражал, когда Барретт умышленно понес
бессодержательный вздор. У него было столь мало революционной подготовки,
что он даже не знал об удивительной подделке Хатчетта одиннадцать лет
назад...
Он казался фальшивым насквозь. Почему же этот тридцатилетний ребенок
в политике удостоился высокой чести изгнания в лагерь "Хауксбилль"? Сюда
высылали только верховодов-бунтовщиков и наиболее опасных противников
правительства. Приговор к ссылке в "Хауксбилль" практически означал
смертный приговор, а на такой шаг, правительство, теперь столь желавшее
казаться великодушным и респектабельным, шло нечасто.
Барретт вообще не мог себе представить, по какой причине здесь
очутился Ханн. Он, казалось, был неподдельно потрясен изгнанием и,
очевидно, оставил любимую молодую жену там, наверху, но все остальное в
нем было насквозь фальшивым. Мог ли он, как предполагал Латимер, быть
шпионом?
Барретт тут же отверг эту мысль. Он не хотел заразиться паранойей от
Латимера. Невероятно, чтобы правительство послало кого-нибудь в
путешествие в один конец, в поздний кембрий, только для того, чтобы
шпионить за горсткой стареющих революционеров. Но что же тогда делает
здесь Ханн? "За ним нужно еще понаблюдать", - решил Барретт.
Какую-то часть работы по наблюдению Барретт оставил себе. Он понимал,
что в помощниках у него недостатка не будет. Даже если оно ни к чему не
приведет, все равно наблюдение за Ханном послужит в некотором роде
терапией для ходячих с больной психикой, для тех узников, которые внешне
здоровы, но полны всяческих страхов. Они смогут обуздать свои страхи и
навязчивые идеи и играть роль сыщиков, что вызовет в них повышенное
чувство собственной значимости, а также поможет Барретту все-таки понять,
что делает Ханн в лагере.
На следующий день за полдником Барретт отозвал Латимера в сторону.
- Вчера вечером у меня была небольшая беседа с твоим приятелем
Ханном, - сказал он. - То, что он мне говорил, звучит для меня весьма
странно.
Латимер просиял.
- Странно? В чем же?
- Я проверял его познания в экономической и политической теории. Либо
он ничего в них не смыслит, либо считает меня таким круглым идиотом, что
не беспокоится о том, чтобы слова его имели хоть какой-то смысл, когда он
со мной разговаривает. И то, и другое очень странно.
- Я же говорил тебе, что он подозрительный тип.
- Ну, что ж, теперь я тебе верю, - ответил Барретт.
- Что же ты намерен предпринять?
- Пока ничего, нужно просто не спускать с него глаз и попытаться
выяснить почему он здесь.
- И если он окажется правительственным шпионом?
Барретт покачал головой:
- Мы сделаем все, чтобы обезопасить себя, Дон. Но мы не должны
спешить. Вполне может оказаться, что мы неправильно поняли Ханна, и тогда
мы будем чувствовать себя неловко, а нам с ним здесь жить и дальше. В
такой тесной группе, как у нас, нам надо делать все, чтобы предупредить
возможность любых трений, иначе мы быстро рассоримся и перестанем
существовать как коллектив. Поэтому во всем, что касается Ханна, нужно
избегать нажима, но и выпускать его из виду не следует. Я хочу, чтобы ты
регулярно докладывал мне о нем. Будь осторожен. Притворись спящим и
смотри, что он делает. Если возможно, взгляни украдкой на его записи.
Латимер аж засветился от гордости.
- Ты можешь на меня положиться, Джим.
- И вот еще. Организуй помощь. Создай небольшую бригаду наблюдателей
за Ханном. По-моему, у Ханна неплохие отношения с Недом Альтманом.
Привлеки его к этой работе тоже. Возьми еще несколько человек, лучше всего
больных, которых нужно занять полезным делом. Это им только на пользу. Ты
таких знаешь. Я ставлю тебя во главе этого предприятия. Набирай людей и
давай им индивидуальные поручения. Собирай информацию и передавай ее мне.
Договорились?
- Разумеется, - ответил Латимер.
За новичком установили слежку.
Следующий день был пятым днем пребывания Ханна в лагере. Мэлу
Рудигеру потребовались два новых человека в его рыболовную артель, чтобы
заменить ушедших в поход к Внутреннему Морю.
- Возьми Ханна, - предложил Барретт.
Рудигер переговорил с Ханном, которого это предложение привело в
восторг.
- Я не очень-то хорошо знаком с ловлей сетями, - сказал он, - но я с
удовольствием займусь этим.
- Я научу тебя всему, что нужно знать, - обещал Рудигер. - За полчаса
ты станешь первоклассным рыбаком. Только нужно помнить, что здесь рыбы
нет. Все, что попадает к нам в сети, это безмозглые беспозвоночные. Чтобы
их ловить, особого ума не надо. Идем, я покажу тебе.
Барретт долго стоял на краю обрыва, глядя, как маленькая лодка
подпрыгивает на упругих волнах Атлантики. Несколько часов Ханна не будет в
лагере. И это давало Латимеру отличную возможность просмотреть записную
книжку. Барретт не предложил Латимеру прямо нарушить тайну личной жизни
его соседа, но он дал знать Дону, что Ханн вышел с Рудигером в море. Он
мог рассчитывать на то, что Латимер сделает правильный вывод.
Рудигер никогда не уходил далеко от берега - метров на восемьсот -
тысячу, но даже здесь море было очень неспокойным. Волны, катившиеся из-за
горизонта, набирали такую силу, что море было опасным даже у берега, где
основная энергия волн гасилась торчащими, как клыки, скалами, которые
служили чем-то вроде волнолома. Континентальный шельф опускался в этой
части побережья полого, поэтому даже довольно далеко от берега здесь было
не очень глубоко. Рудигер измерил глубину на расстоянии до двух километров
и доложил, что наибольшая глубина достигает пятидесяти метров. Выходить в
море дальше, чем на милю от берега, никто не отваживался.
Нельзя сказать, что они боялись исследовать неизведанную часть мира.
Просто миля была для пожилых людей слишком большим расстоянием, чтобы
попытаться преодолеть его в открытой лодке, гребя сучковатыми веслами,
изготовленными из упаковочных ящиков. Там, наверху, не додумались
переслать им подвесной мотор.
Странная мысль пришла Барретту в голову, когда он всматривался в
горизонт. Ему рассказывали о том, что женский лагерь "Хауксбилль" был для
безопасности организован в паре сотен миллионов лет от их позднего
кембрия. Но мог знать, что так оно и есть? Правительство там, наверху не
делало заявлений в прессе о лагерях для политзаключенных, да и в любом
случае было бы глупо верить официальным сообщениям. Во времена Барретта
никто даже не догадывался о существовании лагеря "Хауксбилль". Он сам об
этом узнал только в ходе собственного следствия. Это было частью процесса,
направленного на то, чтобы сломить его волю - дать ему знать, куда он
будет сослан. Позже просочились некоторые подробности и, вероятно, не
случайно. Стало известно, что неисправимых политзаключенных ссылают к
началу времен, но мужчин отправляют в одну эпоху, а женщин - в другую.
Однако Барретт не имел веских доказательств того, что так это и было.
Еще один лагерь "Хауксбилль" вполне мог существовать в этом же самом
году, но проверить это было невозможно. Лагерь для женщин мог
располагаться по другую сторону Атлантического океана или, скажем, всего
лишь на противоположном берегу Внутреннего Моря.
Но Барретт понимал, что это маловероятно. Имея в своем распоряжении
все прошлое, там, наверху, исключат всякую возможность встречи двух групп
депортированных, примут все меры предосторожности, чтобы возвести
непреодолимый барьер из эпох между мужчинами и женщинами.
И все же искушение было велико. Время от времени Барретта донимала
мысль, а не находится ли Джанет в том, другом лагере "Хауксбилль", хотя он
понимал, что это невозможно.
Джанет арестовали летом 1994 года, после чего ее след затерялся.
Первых депортированных отправили в лагерь "Хауксбилль" не ранее 2005 года.
Хауксбилль еще сам не усовершенствовал процесс перемещения во времени,
когда Барретт обсуждал с ним этот вопрос в 1998 году. Это означало, что
минимум четыре года, а скорее всего, одиннадцать лет прошло с ареста
Джанет.
Если бы Джанет находилась в правительственной тюрьме так долго,
подполье непременно узнало бы об этом. Но о ней не было никаких известий.
Следовательно, правительство ликвидировало ее, и, скорее всего через
несколько дней после ареста. Безумием было думать, что Джанет дожила до
1995 года.
Нет, она погибла. Но Барретт позволял себе тешиться некоторыми
иллюзиями, как и все остальные здесь, разрешал иногда себе роскошь
наслаждаться мечтами о том, что ее сослали в прошлое, и это питало еще
более несбыточную фантазию, что они могли бы встретиться здесь, в этой
самой эпохе. Сейчас ей должно быть около семидесяти. Он не видел ее
тридцать пять лет. Попытался представить ее полной невысокой старой дамой,
но не сумел. Джанет, которая жила в его памяти все эти долгие годы, была
совсем иной, чем та, которая дожила бы до этого часа. Лучше быть реалистом
и признать, что она мертва, чем надеяться повстречать ее снова.
Размышления о женском лагере "Хауксбилль" в этой эпохе породили у
Барретта интересную идею: он подумал, не удастся ли ему убедить других. И
заставить их поверить в существование одновременно двух лагерей,
разделенных не эпохами, а просто географией.
Случаи деградации психики узников участились. Слишком долго мужчины
жили здесь изолированно, и один психический срыв стал подпитывать
следующие. Жизнь в этом пустом, безжизненном мире, где людям никогда не
предназначалось жить, подтачивала сознание то одного, то другого. То, что
случилось с Вальдосто, Альтманом и другими, в конце концов произойдет и с
остальными. Людям нужны длительные проекты, чтобы не дать им сойти с ума,
чтобы превозмочь смертельную скуку. А без живого дела у них развивается
шизофрения, как у Вальдосто, или появляются увлечения с такими
безрассудными начинаниями как девушка-голем Альтмана или поиски
паранормального бегства Латимером.
"Предположим, - подумал Барретт, - я бы сумел зажечь их желанием
отыскать другие материки. Кругосветная экспедиция. Может быть, мы смогли
бы соорудить что-то вроде большого корабля. Это надолго заняло бы очень
многих людей. Им нужно было бы создать кое-какое навигационное
оборудование - компасы, секстанты, хронометры, другую всякую всячину.
Разумеется, финикийцы прекрасно обходились без радио и хронометров, но они
не отваживались выходить в открытое море, разве не так? Они держались
поближе к берегу. Но в этом мире побережья почти не существует, а узники
лагеря - не финикийцы. Им необходимы навигационные приборы.
Такой проект мог бы занять тридцать-сорок лет. Разумеется, я не
доживу до той минуты, когда на корабле поднимут паруса, но это неважно.
Самое главное - это способ предотвратить гибель. Мне, в общем-то, все
равно, что находится по ту сторону океана, но зато я далеко не равнодушен
к тому, что происходит с моими людьми здесь. Мы проложили лестницу к морю,
и сейчас эта работа завершена. Теперь нам нужно еще что-нибудь, более
