продемонстрировал, что Барретт стал выдвигаться на более высокое положение
в группе. Руководителем ее по-прежнему оставался Плэйель, хотя и казался
каким-то отрешенным, слишком уж не от мира сего. В по-настоящему
критических условиях все стали обращаться к Барретту.
Барретту было тогда двадцать шесть лет, и он возвышался над всеми
остальными буквально и фигурально. Огромный, сильный, неутомимый, он
словно обладал неисчерпаемой энергией и легендарной стойкостью. Если это
было необходимо, он прибегал к самым простым способам. Он, например,
собственноручно расправился с дюжиной молодых хулиганов, когда те напали
на трех девушек, раздававших на улице революционные брошюры. Когда
появился Барретт, брошюры летали в воздухе, а девушки были на грани того,
чтобы пострадать от совсем не идеологического насилия. Барретт разбросал
нападавших во все стороны, как Самсон филистимлян. Но обычно он все же
старался себя сдерживать.
Его близость с Джанет длилась уже почти десять лет, последние семь
они жили вместе. Они даже и не думали придавать законность своему союзу,
но практически во всем были мужем и женой, связанными друг с другом более
глубокими узами, чем официальное брачное свидетельство. Поэтому он так
глубоко переживал ее арест, случившийся в один испепеляюще жаркий день
летом 1994 года.
В тот день Барретт находился в Бостоне, проверяя сообщения о том, что
в Кембриджскую ячейку проникли правительственные информаторы. Под вечер он
направился к станции подземной пневмодороги, чтобы вернуться в Нью-Йорк.
Прозвучал сигнал телефона, который он носил за левым ухом, и раздался писк
Джека Бернстейна.
- Где ты сейчас находишься, Джим?
- Направляюсь домой. Сейчас сяду в подземку. Что стряслось?
- Не садись в сорок второй маршрут. Постарайся выйти на станции "Уайт
Плэнз". Я тебя там встречу.
- Что случилось?
- Расскажу при встрече.
- Скажи сейчас.
- Лучше этого не делать, - упорствовал Бернстейн. - Встретимся через
час или два.
Связь оборвалась. Сев в подземку, Барретт попытался дозвониться до
Бернстейна в Нью-Йорк, но ответа не получил. Позвонил Плэйелю, но и тот не
отозвался. Набрал свой домашний номер - Джанет не ответила. Теперь,
испугавшись, Барретт сдался, ведь этими звонками он мог навлечь беду на
себя и на других, и с нетерпением стал ждать, когда закончится эта гонка
со скоростью триста километров в час по трубе, соединяющей Бостон с
Нью-Йорком. Вполне в духе Бернстейна было позвонить ему и взбудоражить,
садистски намекая на крайнюю опасность, а затем умолчать о подробностях.
Джеку, казалось, всегда доставляло особое удовольствие причинять подобные
муки, и с годами он ничуть не становился мягкосердечнее.
Барретт вышел из подземки на пригородной станции. Долго стоял на
пороге выхода, поглядывал во все стороны и размышлял уже в который раз о
том, что мужчина его размеров слишком заметен, чтобы быть удачливым
революционером. Затем появился Бернстейн, подхватил его под локоть и
сказал:
- Следуй за мной. Здесь у меня на задней стоянке машина. Помолчи,
пока мы не сядем в нее.
Они молча направились к машине. Бернстейн нажал на дверь со стороны
водителя и открыл ее, после чего отворил дверь и со стороны Барретта. Это
был взятый напрокат автомобиль темно-зеленого цвета. В его виде было
что-то зловещее. Барретт забрался внутрь и повернулся к бледной худосочной
фигуре, сидевшей рядом с ним, испытывая, как всегда, что-то вроде
отвращения к покрытому шрамом лицу Бернстейна, его сведенным бровям,
равнодушному и одновременно насмешливому выражению глаз. Если бы не Джек
Бернстейн, Барретт, наверное, никогда не присоединился бы к подполью, тем
не менее ему казалось непостижимым, что когда-то именно этот человек
считался наиболее близким другом его юности. Теперь их отношения стали
чисто деловыми. Они были профессиональными революционерами, вместе
работали для достижения общей цели, но их дружеские чувства давно иссякли.
- Так что? - вырвалось у Барретта.
Улыбка Бернстейна напоминала оскал черепа.
- Сегодня днем взяли Джанет.
- Кто ее взял? О чем ты говоришь?
- Полиция. В три часа дня был налет на твою квартиру, где находились
Джанет и Ник Моррис. Они занимались проработкой операций в Канаде. Вдруг
распахнулась дверь и ворвались четверо в зеленом. Они обвинили Джанет и
Ника в подрывной деятельности и начали обыск.
Барретт закрыл глаза.
- У нас там нет ничего такого, что могло бы показаться
подозрительным. Мы вели себя очень осторожно.
- Тем не менее полиция этого не знала, пока не обыскала всю квартиру,
- Бернстейн повернул машину, чтобы выехать на кольцевую дорогу вокруг
Манхэттена и подключить ее к электронной системе управления. Как только
управление перешло к компьютеру, он отпустил руль, вынул из нагрудного
кармана пачку сигарет и, не предлагая Барретту, закурил. Затем закинул
ногу на ногу, устроился поудобнее и повернулся к Барретту:
- Они также тщательно обыскали Джанет и Ника. Ник рассказал мне об
этом. Заставили Джанет раздеться догола, а затем обшарили ее от головы до
пяток. Ты знаешь о том деле в Чикаго в прошлом месяце, когда девушка
спрятала бомбу между ног, чтобы покончить с собой? Так вот, они сделали
все, чтобы помешать Джанет взорвать себя подобным образом. Ты знаешь, как
они это делают? Зажимают лодыжки, распластывают на полу, а затем...
- Я знаю как это делается, - сквозь зубы прошипел Барретт. - Не надо
подробностей.
Ему стоило огромных усилий не потерять самообладания. Он с трудом
подавил желание схватить Бернстейна и несколько раз ударить его головой о
ветровое стекло. "Эта гнусная вошь умышленно рассказывает мне об этом,
чтобы помучить меня", - подумал Барретт.
- Пропусти зверства и расскажи, что еще произошло, - сухо заметил он.
- Разделавшись с Джанет, они раздели догола Ника и проверили его
тоже. Мне кажется, Ник впал в состояние глубочайшего шока, когда они
обрабатывали Джанет, а затем и его самого выставили напоказ.
Барретт нахмурился еще сильнее. Ник Моррис был невысоким парнем с
миловидным, как у девушки, лицом, и для него все это было вызывающей
глубокую травму пыткой. Удовольствие же, получаемое Бернстейном, было
очевидным.
- Затем Джанет и Ника отвели на допрос в Фоли-Сквер. Около четырех
тридцати Ника отпустили. Он позвонил мне, а я связался с тобой.
- А Джанет?
- Ее задержали.
- Против нее у них было улик ничуть не больше, чем против Ника.
Почему же ее тоже не отпустили?
- Откуда мне знать? - пожал плечами Бернстейн. - Главное, что ее
задержали.
Барретт сцепил пальцы рук, чтобы они не дрожали.
- Где Плэйель?
- В Балтиморе. Я позвонил ему и посоветовал оставаться там, пока не
пройдет опасность.
- Но ты пригласил меня вернуться!
- Кто-то должен остаться у руководства, - сказал Бернстейн. -
Поскольку это ко мне не относится, значит, придется тебе. Не беспокойся,
тебе по-настоящему ничто не угрожает. Я поговорил с одним влиятельным
лицом, он проверил бумаги и сказал, что ордер был выписан только на арест
Джанет. Чтобы удостовериться в этом, я поставил Билли Клейна понаблюдать
за твоей квартирой, и он говорит, что за последние два часа туда никто не
приходил. Тебе нечего опасаться, тебя не ищут.
- Но Джанет в тюрьме!
- Это случается, - ответил Бернстейн. - Таков риск, на который мы
идем.
Барретту казалось, что он слышит сухой внутренний смех этого сморчка.
Бернстейн в последние несколько месяцев отошел от движения, пропускал
собрания, отказывался, разводя руками, от иногородних поручений. Он
выглядел равнодушным, отчужденным, подполье его теперь почти не
интересовало. Барретт не разговаривал с ним уже более трех недель. И вдруг
он снова в центре событий. Почему? Почему он едва скрывает злорадный смех,
говоря об аресте Джанет?
Машина устремилась к Манхэттену со скоростью почти двести километров
в час. Как только они проехали Сто двадцать пятую стрит, Бернстейн перешел
на ручное управление и въехал в Ист-Ривер-Туннель, появившись на
путепроводе на Четырнадцатой стрит. Еще несколько минут, и они были у
дома, где жили Джанет и Барретт. Бернстейн позвонил оставшемуся наверху
наблюдателю.
- Все чисто, - сказал он через несколько секунд Барретту.
Они поднялись наверх. Квартира оставалось такой же, как сразу после
ухода полиции, и представляла собой мрачное зрелище. Полиция здесь
поработала основательно. Был открыт каждый ящик, с полок снята каждая
книга, мельком просмотрена каждая видеокассета. Разумеется, полиция ничего
не нашла, так как Барретт строго придерживался правила не держать у себя в
квартире ничего компрометирующего их, но по ходу обыска фараоны умудрились
залапать своими грязными руками все предметы, находившиеся в квартире.
На полу многозначительным веером были разбросаны вещи Джанет. Барретт
вспыхнул, увидев, с каким волчьим оскалом Бернстейн глядит на тонкую
одежду. Посетители не были щепетильны в отношении содержимого квартиры.
Барретта заинтересовало, сколько всего теперь недостает, но у него еще не
было духу проверить это. Он чувствовал себя так, словно его собственное
тело было вскрыто ножом хирурга, все органы переставлены, проверены и
брошены, как попало.
Нагнувшись, Барретт поднял книгу, у которой треснул корешок,
осторожно закрыл ее и поставил на полку. Затем схватился за полку рукой,
облокотился на нее, закрыл глаза и стал ждать, пока улягутся страх и
возмущение.
- Попробуй еще разок связаться со своим влиятельным знакомым, Джек, -
проговорил он чуть позже. - Нужно, чтобы ее отпустили.
- Я ничем не могу тебе помочь.
Барретт рванулся к нему и схватил его за плечи, вонзил в них пальцы и
под дряблыми мускулами ощутил острые кости. Кровь отлила от лица
Бернстейна, только шрамы сияли на нем темно-фиолетовым цветом. Барретт
яростно тряс его. Голова Бернстейна моталась на тонкой шее.
- Что значит "ничем не могу помочь"? Ты можешь найти ее! Ты можешь ее
вызволить!
- Джим... Джим, прекрати...
- Ты и твои знакомые! Это они арестовали Джанет! Неужели это для тебя
ничего не значит?
Бернстейн вцепился в запястья Барретта, пытаясь оторвать от себя его
руки, а когда тот разжал пальцы, раскрасневшийся Джек сделал шаг назад,
поправил одежду и вытер лоб платком. У него был страшно испуганный вид,
однако глаза его пылали сердитым негодованием.
- Ты, обезьяна, - тихо прошипел он. - Не смей больше так хватать
меня.
- Извини, Джек. Я все еще потрясен. Как раз сейчас они, может быть,
пытают Джанет, избивают ее, выстраиваются в очередь, чтобы изнасиловать
ее...
- С этим мы ничего не можем поделать. Она в их руках. Мы не можем
заявить официальный протест, да и неофициальный тоже. Они будут ее
допрашивать и, возможно, после этого освободят, но это нам не подвластно.
- Нет. Мы отыщем ее и как-нибудь освободим.
- Ты не думаешь, что говоришь, Джим. Мы не можем подвергать опасности
других членов нашей группы ради того, чтобы освободить Джанет, если только
ты не считаешь себя привилегированным лицом, которое может рисковать
жизнями или свободой своих товарищей просто для того, чтобы вернуть себе
женщину, с которой эмоционально связан, даже если ее полезность для
организации закончилась...
- Мне тошно тебя слушать, - сердито отрезал Барретт.
Но он понимал, что в рассуждениях Бернстейна есть рациональное зерно.
В их группе еще никого не арестовывали, однако Барретт отдавал себе ясный
