весны. Крепкие мужчины отправлялись пешком к скалистым берегам теплого
моря, дном которого была будущая сердцевина североамериканского материка,
как бы справляя нечто вроде религиозного обряда лагеря "Хауксбилль", хотя
самой лирической частью его была ловля трилобитов и съедение их по
достижении Внутреннего Моря.
Поход этот и для самого Барретта значил гораздо больше, чем он
предполагал. Он понял это теперь, когда лишился возможности участвовать в
нем. Он возглавлял каждую экспедицию в течение двадцати лет. Через
неизменно однообразную местность, на ту сторону скользких холмов, вниз к
морю - и все это время глаза обшаривали окрестности в поисках малейших
признаков темпорального мусора. Суп из трилобитов, варившийся вечером на
костре вдали от унылых хижин лагеря. Радуга, возникающая в море где-то над
тем, что потом станет Огайо. Оглушительный треск далеких молний, запах
озона, щекочущий ноздри, приятное ощущение усталости в ноющих мышцах к
концу каждого дня похода. Для Барретта это стало своеобразным
паломничеством, вокруг которого в течение целого года происходило все
остальное. И увидеть открывшиеся взорам серовато-зеленые воды Внутреннего
Моря было почти то же самое, что увидеть родной дом после долгого пути.
Но в прошлом году у самого моря, карабкаясь по валунам, выброшенным
далеко на берег катившимися без устали волнами, Барретт забрел в слишком
опасное место без всяких причин, которые могли бы это оправдать, и
стареющие мускулы подвели его. Часто потом он просыпался в холодном поту,
чтобы не увидеть еще раз той жуткой минуты, когда, поскользнувшись и
цепляясь за скалы, он стал падать вниз, а каменная глыба, появившаяся
неизвестно откуда, отделилась от скалы, рухнула вниз, прямо ему на ногу, и
придавила ее. Боль была непереносимой.
Ему никогда не забыть хруста ломающихся костей. Так же, как и не
сотрется из его памяти возвращение домой, через сотни километров голых
скал под огромным солнцем, когда его тяжелое тело болталось на ремнях
между сгорбившимися спинами его товарищей. Он никогда прежде не был ни для
кого обузой.
- Оставьте меня здесь, - сказал он, хотя на самом деле и не имел
этого ввиду. И они знали, что это он просто извиняется за причиненные им
неудобства, поэтому заявили: - Не будь дураком, - и потащили его дальше.
Им пришлось усердно попотеть, пока они несли его, и временами, когда
боль утихала, позволяя ему ясно думать, он ощущал себя виноватым за то,
что побеспокоил их. Уж слишком он был крупным. Если бы несчастный случай
произошел с любым другим участником экспедиции, доставить его обратно в
лагерь было бы гораздо легче. Он же был крупнее всех.
Барретт думал, что с ногой придется расстаться, но Квесада пощадил
его и ампутацию делать не стал. Пусть нога останется, хотя Барретт не
сможет дотронуться ею до земли и дать ей полную нагрузку ни теперь, ни
когда-либо вообще. Возможно, было бы проще отрезать омертвевшую ступню. Но
Квесада был категорически против этого.
- Кто знает, - заявил он, - а вдруг когда-нибудь нам пришлют комплект
трансплантатов. Как же я тогда смогу восстановить ногу, если она будет
ампутирована? Как только мы ее отрежем, то все, что я смогу сделать, это
приделать тебе протез, а протезов у нас здесь нет.
Поэтому Барретт сохранил свою поврежденную ногу. Однако после
несчастного случая он стал совсем иным человеком, ибо потерял не только
немало крови, когда лежал на скалах на берегу Внутреннего Моря. И вот
теперь кто-то другой должен будет возглавить поход в этом году.
"Кто же это будет?" - подумал он с интересом.
Наиболее подходящим он считал Квесаду. После Барретта он был самым
крепким из узников, а это во всех отношениях было очень важно. Но Квесаду
в лагере никто не мог заменить. Было бы очень неплохо иметь медика в
экспедиции, но здесь врач был жизненно необходим.
По некоторым соображениям Барретт поставил во главе экспедиции Чарли
Нортона. Нортон был шумным и разговорчивым, очень легко возбуждался по
пустякам, но в основе своей был человеком здравомыслящим, способным
вызвать к себе должное уважение. Барретт остановился на Кене Белларди -
Нортону был нужен собеседник, с кем можно было бы без устали разговаривать
во время бесконечных часов перехода из ниоткуда в никуда. Пусть себе
спорят без передышки - им все равно не переубедить друг друга.
Рудигер? Рудигер проявил чудеса силы воли во время возвращения в
прошлом году, когда Барретт покалечился. Он прекрасно справился с ролью
руководителя, когда другие готовы были отчаяться, видя состояние Барретта.
Однако Барретту не очень хотелось, чтобы Рудигер оставлял лагерь надолго.
Да, в экспедиции требовались здоровые и крепкие люди, но он не мог себе
позволить оголить базовый лагерь до такой степени, чтобы оставить в нем
одних инвалидов, сумасбродов и просто психов. Поэтому Барретт решил
оставить Рудигера здесь, однако включил в свой список двоих из его артели:
Дейва Берта и Морта Кастена. Затем прибавил к ним Сида Хатчетта и Анри
Жан-Клода.
Барретт подумал о том, чтобы отправить в экспедицию Дона Латимера,
который был на пути к психическому расстройству, однако у него было еще
достаточно здравого смысла, кроме тех периодов, когда он впадал в
псионическую медитацию. В этом случае он мог стать обузой для экспедиции.
С другой стороны, Латимер был соседом Лью Ханна, а Барретт хотел, чтобы
Латимер имел возможность близко понаблюдать за Ханном. Возникшую было
мысль послать в поход их обоих он тут же отклонил. Надо было сначала
разобраться, что за человек этот Ханн. Слишком рискованно посылать его к
Внутреннему Морю в этом году. Вероятно, он попадет в состав экспедиции на
следующий год. Было бы неразумно не воспользоваться юношеской энергией
Ханна. Пусть постепенно привыкает к трудностям - он мог впоследствии стать
идеальным вожаком экспедиции в течение многих лет.
Наконец Барретт выбрал двенадцать человек. Дюжины вполне хватит. Он
написал их фамилии на каменной плите перед входом в комнату, служившую
столовой, и вошел внутрь, чтобы найти Чарли Нортона.
Нортон сидел один и завтракал. Барретт опустился на скамью напротив
него, проделав целый комплекс движений, чтобы не выронить костыль.
- Ты сделал выбор? - спросил Нортон.
Барретт кивнул:
- Список у входа.
- Я вхожу в него?
- Ты командуешь.
Нортон был явно польщен.
- Это звучит как-то необычно, Джим, когда во главе кто-то другой,
кроме тебя...
- В этом году я не иду в поход, Чарли.
- К этому нужно привыкнуть. Кто же идет?
- Хатчетт, Белларди, Берт, Кастен, Жан-Клод и еще несколько человек.
- Рудигер?
- Нет, Рудигер остается. Как и Квесада. Они нужны мне здесь.
- Ладно, Джим. У тебя для нас есть особые инструкции?
- Только одна: возвращайтесь назад все вместе. Это все, о чем я
прошу. - Барретт задумался на некоторое время. - Может быть, на этот раз
стоило бы отказаться от экспедиции. У нас осталось очень мало вполне
здоровых людей.
Глаза Нортона вспыхнули.
- О чем это ты говоришь, Джим? Отменить поход?
- Почему бы и нет? Мы знаем, что находится между нами и морем -
ничего.
- Но материалы...
- Они могут подождать. Сейчас они не очень-то нам нужны.
- Джим, я никогда раньше не слышал, чтобы ты говорил так. Ты всегда
стоял горой за проведение экспедиции. Ты говорил, что это Центральное
событие года, а вот теперь...
- На этот раз не будет меня, Чарли.
Нортон помолчал, а затем произнес:
- Ладно, не пойдешь. Я понимаю, насколько болезненно ты это
воспринимаешь. Но разве здесь нет других? Поход им крайне нужен. Только
из-за того, что ты не можешь идти с нами, ты не имеешь права отменить его
как бессмысленный. Экспедицию в любом случае надо проводить.
- Прости, Чарли, - виновато проговорил Барретт. - Я, кажется, не то
сказал. Разумеется, поход состоится. Я просто снова сказанул лишнее.
- Тебе, должно быть, все это очень горько, Джим?
- Горько. Но нельзя сказать, что очень. Ну, какой маршрут тебе больше
по душе?
- Пожалуй, северо-западный. Вдоль обычной оси поля рассеивания, не
так ли? А затем к Внутреннему Морю. Мы пройдем вдоль берега, скажем,
километров сто пятьдесят. Вернемся домой по южной дуге.
- Неплохо, - согласился Барретт. Перед его мысленным взором возникла
покрытая рябью поверхность мелководья, простирающаяся далеко на запад. Год
за годом он приходил на берег этого моря и пристально вглядывался туда,
где когда-нибудь поднимется территория Среднего Запада. Каждый год он
мечтал пересечь это американское Средиземное море, но у него так и не
нашлось времени организовать такое плавание. А теперь было слишком
поздно... слишком поздно.
"Мы все равно ничего другого там не найдем, - утешал себя Барретт. -
Все то же самое, что и здесь: скалы, водоросли, трилобиты. Но все равно
стоило бы... увидеть, как солнце опускается в Тихий океан... ну, хотя бы
разок..."
- Я соберу людей после завтрака, - сказал Нортон. - Мы не будет
задерживаться с выходом.
- Отлично, Чарли. Желаю удачи.
- Мы справимся, Джим.
Барретт хлопнул Нортона по плечу, но сам поразился тому, насколько
театральным и фальшивым получился этот жест, и тут же поспешно вышел. Было
просто как-то непривычно понимать, что он должен остаться дома, тогда как
другие пойдут в поход. Это было признаком того, что он после столь долгих
лет начинает слагать с себя полномочия руководителя. Барретт все еще был
монархом лагеря "Хауксбилль", но трон уже начал под ним шататься.
Стариком-калекой - вот кем теперь он стал, стариком, который, ковыляя по
лагерю, просто совал нос не в свои дела. Нравилось ему признаваться себе в
этом или нет, но именно так и оно и было. И надо теперь с этим считаться.
После завтрака предполагаемые участники экспедиции к Внутреннему Морю
собрались, чтобы отобрать снаряжение и проработать маршрут. Барретт от
участия в этом благоразумно воздержался. Теперь это было предприятием
Чарли Нортона. Он уже участвовал в добром десятке походов и знает, что
нужно делать. Барретт не хотел вмешиваться, чтобы не создавалось
впечатление, что он и сейчас руководит через подставное лицо.
Но какой-то мазохистский импульс погнал его в свое собственное
путешествие к морю. Если он в этом году не увидит западные воды, то, по
крайней мере, может нанести визит Атлантическому океану, находившемуся под
боком.
Возле медпункта Барретт задержался. Вышел Хансен, один из дежурных
санитаров, лысый добродушный старик лет семидесяти, бывший член группы
анархистов из Калифорнии. Единственной профессиональной подготовкой
Хансена, было обслуживание несложных компьютеров для расчета грузовых
железнодорожных перевозок, однако он проявил определенную сноровку в уходе
за больными и последнее время стал главным помощником Квесады. Хансен, как
всегда, приветливо улыбнулся Джиму.
- Квесада здесь? - спросил Барретт.
- К сожалению, нет. Док отправился на собрание. Там он передает
участникам экспедиции кое-какие медицинские приборы. Но если дело важное,
я могу пойти за ним...
- Не нужно. Я просто хотел проверить наши запасы медикаментов. Это
может обождать. Не возражаете, если я гляну, что тут у нас есть?
- Пожалуйста, делайте, что вам угодно.
Хансен отступил в сторону, пропуская Барретта в кладовую. Поскольку
не было возможности закрыть ее на замок, Барретт и Квесада придумали
замысловатую баррикаду, которая при любой попытке проникнуть через нее тут
