Нельзя завоевать благосклонность публики увещеваниями. Речь вы произнесли
гладко, без сучка без задоринки. Но это... пустышка... Впечатление такое,
будто вы разглагольствовали в кругу семьи, среди родных и близких, которые
понимают вас с полуслова. Вы просто разложили перед людьми известные им
факты, чтобы они могли получше их разглядеть.
- Ну и что же в этом плохого? - Уолтон на мгновение снова плотно
закрыл глаза. - Почему вы думаете, что речь не удалась?
- Да просто потому, что ее никто не слушал! Вы выступили перед людьми
с проповедью, а на них нужно было кричать, стуча кулаком по столу!
Слащавые призывы к благоразумию! Да поймите же - не проходят такие номера,
когда нужно сбыть товар семи миллиардам недоумков!
- Неужели все люди, - недоверчиво спросил Уолтон, - такие уж идиоты?
Перси издал сдавленный смешок.
- В общем и целом - да. Давайте им каждый день кусок хлеба и комнату,
в которой можно было бы переночевать, и им будет с высокой башни плевать
на все, что происходит с миром. Фиц-Моэм всучил им ВЫНАС. Точно так же вы
могли бы толкануть им автомобиль без турбин. Он обвел их вокруг пальца,
заставив купить нечто такое, что им было совсем не нужно.
- Нет, им жизненно необходим ВЫНАС независимо от того, хотели они его
возникновения или нет. А разве нужен кому-нибудь автомобиль без турбин?
- Значит, это не очень удачная аналогия, - пожал плечами Перси. - Но
тем не менее все именно так, а не иначе. Им всем до лампочки ВЫНАС, пока
он не наступает на любимую мозоль. Скажи вы им, что инопланетяне поубивают
всех, если они не будут вести себя прилично, такой довод дошел бы до
сознания. А выспренние слова и наигранный оптимизм не сработают.
- И это все, что вы хотели сказать мне? - спросил Уолтон.
- Кажется. Я только хотел показать, что у вас был огромный шанс, но
вы его упустили. И мы могли бы помочь вам, но вы от нашей помощи
отказались. И поймите, Рой, я вовсе не хочу, чтобы вы подумали, что мои
критические замечания продиктованы злорадством или оскорбленным
достоинством отвергнутого профессионала. Я только хочу быть хоть
чем-нибудь вам полезным.
- Ладно, Ли. Проваливайте.
- Что?
- Проваливайте. С такими мыслями разве что продавать лед эскимосам.
Оставьте меня в покое, понятно?
- Пожалуйста, раз вам так этого хочется. Только вот что хотел бы
добавить на прощание, Рой. Не очень-то огорчайтесь. У нас еще есть
возможности подправить положение до прибытия инопланетянина. Мы можем
различными комментариями вашей сегодняшней речи настолько изменить образ
мыслей миллиардов людей в желательном для нас направлении, что они даже не
догадаются, что стали...
- Убирайтесь!
Перси на цыпочках попятился к двери. Затем остановился и произнес:
- Вы заработались, Рой, и теперь слишком возбуждены. Вам не мешало бы
принять таблетку или сделать что-нибудь, чтобы успокоить расшалившиеся
нервы.
Ну что ж, он получил ответ на мучивший его вопрос. Специалист оценил
содержание его речи и степень воздействия ее на слушателей.
Черт возьми, но ведь он так старался, чтобы его поняли. Перси же
уверен, что ничего не вышло, и Перси, пожалуй, прав, хотя Уолтону трудно
было смириться с этим.
Неужели методы, традиционно применяемые такими знатоками своего дела,
как Перси и иже с ним, единственно возможны, и только с их помощью можно
добиться расположения аудитории? Неужели только и остается беззастенчиво
лгать людям, оказывать на них всяческое давление, обращаться с ними, как с
умственно неполноценными?
Может быть. Как раз сейчас миллиарды людей - тех самых людей, ради
спасения которых Уолтон бесшабашно растрачивал так много собственной
энергии, - уткнулись в видеоэкраны, всецело отдавшись наркотическому
возбуждению калейдоскопической игры узоров и красок? Взгляды их становятся
все более неподвижными, все более остекленевшими. Мало-помалу отвисают
нижние челюсти, обнажая гнилые зубы в открытых ртах, раздуваются ноздри,
возбужденно подрагивают щеки, беззвучно шевелятся искривленные губы, все
их естество поддается завораживающему гипнозу цветовых узоров.
Вот какое оно, человечество. Оно старается как можно быстрее забыть
все, что его заставляли слушать несколько минут назад. "Мандат", "настанет
такой день", "тотальное уничтожение" - надо как можно быстрее стереть из
памяти высокопарные, трудно произносимые, пустые слова, чтобы ничто не
помешало погрузиться в успокаивающее душу и совесть забытье, навеянное
круговертью ярких красок.
А где-то еще, возможно, некий поэт по имени Приор прислушивается к
кашлю своего ребенка и пытается написать стихи, которые с волнением
прочтет Уолтон и еще ничтожная кучка эстетов, а миллиарды просто не
обратят на них никакого внимания.
Трижды прав был Перси. Рою Уолтону ни за что бы не удалось всучить
миру ВЫНАС. А вот Фиц-Моэм, продувная бестия, каких мало, просто гений в
своем роде, это сделал. Размахивая руками перед публикой и неся
несусветную чушь, он обманом и ничего не стоящими посулами заставил эту
самую публику одобрить организацию ВЫНАСа прежде, чем до нее дошло, как
ловко ее надули.
Это было самым подлым мошенничеством, но Фиц-Моэм прекрасно понимал,
что только так и можно действовать в интересах всего человечества. Он
поплатился жизнью, но добился своего: ВЫНАС возник, окреп, и деятельность
его набирала обороты.
Чем больше Уолтон размышлял над этим, тем больше склонялся к мысли,
что избрал неверный путь, пытаясь взывать к якобы свойственному людям
благоразумию. Циничное определение человечества как "семи миллиардов
недоумков", высказанное Перси в сердцах, было очень близко к истине, каким
бы жестоким ни казалось. И, обращаясь к народу, Уолтон должен был
апеллировать к глубинным, изначальным инстинктам, взывать не к разуму, а к
подсознанию.
"По-видимому, - подумал он, - делать это надо было на уровне
калейдоскопических образов, этой бесконечной круговерти разноцветных
огней, главного развлечения безликой массы".
"Я еще достучусь до них, - пообещал себе Уолтон. - Нет и не может
быть ни благородства, ни достоинства у людей, вынужденных жить в темноте и
тесноте, как сельди в бочке. А поэтому я и буду обращаться с ними, как с
сельдями, и, надеюсь, мне удастся превратить их в людей, которыми они
могли бы быть, если бы располагали жизненным пространством".
Он поднялся, выключил свет и стал собираться домой. Интересно,
приходилось ли покойному директору Фиц-Моэму испытывать подобные душевные
кризисы, или эти истины были изначально ему известны?
Вероятнее всего, он родился с отменной интуицией. Фиц-Моэм был
подлинным гением, своего рода сверхчеловеком. Но теперь Фиц-Моэма нет в
живых, а тот, кому выпало продолжать его дело, отнюдь не гений. Он всего
лишь простой человек.
В отчетах, которые начали поступать к следующему утру, все было так,
как и предсказывал Перси.
Сильнее всех злобствовал "Ситизен". Под "заголовком" во всю полосу
"КТО КОГО ДУРАЧИТ?" задавался чисто риторический вопрос: а что,
собственно, хотел сладкоречивый директор ВЫНАСа поведать миру по всем
каналам новостей вчера вечером? Сама редакция так ничего и не поняла,
поскольку Уолтон, по ее мнению, "изъяснялся напыщенной прозой, умышленно
выбранной, чтобы одурманить рядового обывателя", но пришла к выводу, что
Уолтон затевает какой-то крупный сговор с дирнианами.
Мысль о сговоре с инопланетянами и предательстве интересов
человечества преобладала в большинстве дешевых изданий:
За дымовой завесой из красивых слов Рой Уолтон, правящий ВЫНАСом,
будто он уже царь в нем, а не всего лишь директор, прикрывает свое
намерение отдать оптом, и притом за бесценок, целую планету зеленокожим.
Его вчерашняя речь состояла из одних трескучих фраз и представляет
собой самую настоящую демагогию. Унылое лицо святоши и такие правильные
слова, по его замыслу, должны были произвести впечатление и стать
пропагандистским прикрытием неблаговидных поступков, но нас не проведешь,
как и не одурачишь вас, наши дорогие читатели!
Видеокомментаторы оказались чуточку великодушнее, но не так, чтоб уж
очень. Один из них выступил с призывом тщательно расследовать ситуацию,
сложившуюся во взаимоотношениях между Землей и Дирной. Другому хотелось
знать, почему это Уолтон, будучи всего лишь назначаемым должностным лицом,
да еще и временно исполняющим обязанности, решил взять на себя проведение
имеющих всемирно-историческое значение переговоров. Организацию
Объединенных Наций, похоже, весьма мало беспокоило это, а представитель
США даже выступил со страстной речью, утверждая, что налаживание
нормальных отношений с Дирной - часть возложенных на Уолтона обязанностей.
Эта речь вызвала еще одну волну всеобщего гвалта. Редактор "Ситизена"
в одном из более поздних выпусков спрашивал:
"Какими все-таки полномочиями наделен этот Уолтон? Он что,
безраздельный повелитель всего нашего мира? А если это не так, то кто же
все-таки он такой?"
Этот удар попал в самую точку и оказался гораздо болезненнее, чем все
остальные, которые пришлось выдержать Уолтону. Он уже и сам все больше
начинал понимать, что обладает властью, которая по сути делает его
всемирным диктатором, но пока даже самому себе боялся признаться в этом, и
оттого так больно ему было слышать обвинения высказанные публично.
Он понял одно: попытка быть искренним и чистосердечным обернулась
полным провалом. Мир привык к лицемерным уловкам и словесной мишуре, и
когда предлагаемый товар существенно отличается от привычного, его
начинают обуревать подозрения. Искренность и честность не ценятся на рынке
политиканства. Открыто выступать перед толпой и обратившись
непосредственно к ней, Уолтон возбудил подозрения в том, что он, наверное,
что-то скрывает от посторонних глаз.
Когда в третьем за этот день выпуске "Ситизена" появился открытый
призыв воевать с Дирной, Уолтон окончательно уразумел, что пришло то
время, когда просто бессмысленно вести игру честно. С этой минуты он решил
тщательно планировать все свои действия и любой ценой осуществлять
задуманное.
Вырвав листик из записной книжки, Рой начертал короткий, но такой
емкий девиз: "Цель оправдывает средства!"
Взяв этот девиз на вооружение, он ощутил себя готовым приступить к
дальнейшей работе.
14
Мартинес, руководитель службы безопасности всего округа Аппалачи, был
невысоким, хрупкого телосложения мужчиной с вечно растрепанными волосами и
пронизывающим насквозь взглядом глубоко посаженных глаз. Спокойно смотря
Уолтону прямо в глаза, он произнес безапелляционным тоном:
- Селлорс работает в службе безопасности двадцать лет. Просто нелепо
подозревать его в предательстве.
- Он совершил очень много ошибок, - заметил Уолтон. - Я всего-навсего
предположил, что он либо совершенно несостоятелен как работник службы
безопасности, либо его мнимая некомпетентность хорошо оплачивается кем-то
со стороны.
- И вы, директор Уолтон, хотите, чтобы мы сломали судьбу человека на
основании ваших голословных обвинений? - Мартинес нервно затряс головой. -
Боюсь, что не смогу понять этого. Разумеется, если вы прибегнете к
стандартной процедуре, то можете поставить вопрос о кадровых перестановках
в этом округе. Но я не представляю себе, как еще...
- Селлорсу придется расстаться со своей должностью, - сказал Уолтон.
- За последнее время он как-то сразу допустил чересчур много проколов. Нам
