Роберт СИЛВЕРБЕРГ
ХОЗЯИН ЖИЗНИ И СМЕРТИ
1
Кабинеты Бюро Выравнивания Населенности, в просторечии именуемого
ВЫНАСом, размещались с двадцатого по двадцать девятый этаж
Каллин-Билдинга, стоэтажного, чудовищно уродливого здания, построенного в
неовикторианском стиле - основном в архитектуре двадцать второго столетия.
Администратор Рой Уолтон даже просил извинения у самого себя, когда утром
переступал порог этого безобразного сооружения.
С той поры, как Уолтон занял новую должность, ему удалось
переоборудовать только собственный кабинет, расположенный на двадцать
восьмом этаже, непосредственно под кабинетом директора Фиц-Моэма. Кабинет
администратора был единственным, маленьким оазисом среди безвкусно
оформленных интерьеров, оскорбляющих эстетические чувства нормального
человека. Ничего не поделаешь, ВЫНАС был очень непопулярным учреждением,
хотя и крайне необходимым, и ему, как и городскому палачу несколько
столетий назад, власти отвели не очень привлекательное место.
Уолтон снял со стен гофрированные панели из хромированного металла,
переливающегося всеми цветами радуги, в окна вставил поляризованные
стекла, позволяющие регулировать освещение внутри комнаты, сменил
массивные потолочные светильники на малозаметные люминесцентные. Однако,
несмотря на подобные преобразования, на всем оставался отпечаток прошлого
столетия.
Но ведь иначе и быть не могло - к такому выводу в конце концов пришел
Уолтон. Именно идиотизм прошлого столетия породил такое учреждение, как
ВЫНАС.
Его письменный стол был уже завален отчетами, но пневмопочта
ежеминутно приносила все новые и новые документы. "Быть заместителем
директора по административной работе - весьма неблагодарное дело, -
подумал он. - Ответственность такая же, как и у директора Фиц-Моэма, а вот
оклад вполовину меньше".
Уолтон взял один из отчетов, венчавший на уровне глаз кипу ему
подобных, тщательно разгладил сгибы на бумаге и принялся читать.
Это была депеша, отправленная Хорроксом, в настоящее время
исполняющим обязанности представителя ВЫНАСа в Патагонии, и датированная 4
июня 2232 года, то есть шестью днями ранее. В ней в характерной для
Хоррокса манере после многословного и бессвязного вступления говорилось, в
сущности, вот о чем: плотность населения в Патагонии намного ниже
оптимальной и составляет всего 17,2 человека на квадратную милю; таким
образом, эта территория в первую очередь может быть использована для
выравнивания плотности населения на планете.
Уолтон в данном случае был вполне солидарен с Хорроксом. Нагнувшись к
микрофону диктопринтера, он произнес, четко выговаривая слова: "Докладная
записка заместителя директора по вопросу выравнивания... - здесь
администратор остановился, вспоминал территорию, доставляющую особенно
много забот, - центральной части Бельгии. Не угодно ли заведующему
секцией, в чьем ведении находится данная территория, рассмотреть вопросы
перемещения излишней части ее населения на рекультивированные участки в
Патагонии и промышленного развития вышеназванного региона для облегчения
адаптации переселяемых?"
Уолтон закрыл глаза, надавил на веки большими пальцами, да с такой
силой, что перед глазами заплясали целые снопы ярких искр, - младший
администратор пытался отогнать от себя все неприятные мысли о
многочисленных проблемах, которые неизбежно возникнут при переброске
нескольких сотен тысяч бельгийцев в Патагонию. Он заставил себя, как за
спасительную соломинку, держаться за одну из часто повторяемых директором
Фиц-Моэмом формул: "Если хочешь остаться в здравом уме, думай об этих
людях не как о человеческих существах, а как о пешках в шахматной партии".
Уолтон тяжело вздохнул. Это была самая трудная из всех шахматных
задач в истории человечества, и все решения ее - исходя из тех данных,
которыми люди располагали сейчас, - через столетие, или даже раньше,
непременно приведут к мату. Однако в течение этого времени еще можно будет
поддерживать программу выравнивания плотности населения и самим
довольствоваться ролью сплавщиков, перебрасывающих бревна посреди бурного
потока, пока не пришла настоящая беда.
Теперь необходимо было заняться другим весьма важным делом. Он снова
наклонился к микрофону диктопринтера: "Докладная записка заместителя
директора по вопросу обработки информации, получаемой от агентов на
местах. Необходимо образовать группу из трех умных девушек, которые могли
бы составлять резюме докладов и отчетов, отсекая все несущественное или не
имеющее непосредственного отношения к рассматриваемым вопросам".
Это было конструктивное решение, которое следовало бы принять
давным-давно. Теперь, когда высота пачки документов, лежащих на его столе,
едва не достигала метра, такое решение явилось уже просто вынужденной
мерой. Одной из главных бед ВЫНАСа была его "незрелость": Бюро учредили в
такой спешке, что большая часть регламента, которым оно должно было
руководствоваться в своей деятельности, еще находилась в стадии
согласования.
Уолтон вытащил из груды бумаг еще один отчет. На сей раз это
оказалась статистическая ведомость Центра Эвтаназии [euthanasia (греч.) -
легкая смерть; умерщвление в случае неизлечимой болезни], находящегося в
Цюрихе, поэтому он только бегло взглянул на приведенные в ней цифры. В
состояние Счастливого Сна за прошлую неделю были препровождены одиннадцать
не соответствующих установленным нормам детей и двадцать три такого же
рода взрослых.
Предание людей Счастливому Сну - Это было самая мрачная часть
программы выравнивания населенности. Уолтон поставил на ведомости свои
инициалы, удостоверяющие, что он ознакомился с приведенными в ней данными,
наложил резолюцию "Отправить в архив" и сбросил в приемный лоток
пневмопочты.
Послышался мелодичный сигнал вызова по интеркому.
- Я занят, - сразу же ответил Уолтон.
- С вами хочет встретиться мистер Приор, - спокойно прозвучал голос
секретарши. - По его словам, у него дело чрезвычайной важности.
- Скажите мистеру Приору, что я не стану никого принимать в течение
по меньшей мере ближайших трех часов. - Уолтон с грустью посмотрел на
растущую груду бумаг. - Скажите, что я смогу уделить ему десять минут...
ну, скажем, в час дня.
Уолтон услышал сердитый мужской голос, что-то раздраженно говоривший
в приемной, после чего секретарша сказала:
- Он настаивает на том, что должен встретиться с вами немедленно по
вопросу об аннулировании ордера на Счастливый Сон.
- Решения о предании Счастливому Сну не подлежат пересмотру, - резко
ответил Уолтон. Меньше всего ему хотелось встретиться с кем-нибудь, чьих
детей или родителей должна постигнуть такая участь. - Скажите мистеру
Приору, что у меня нет ни малейшей возможности с ним встретиться.
Не без удивления Уолтон обнаружил, что пальцы его дрожат, и впился
ими в край стола, пытаясь успокоиться. Одно дело сидеть здесь, в этом
уродливом здании и визировать документы, касающиеся эвтаназии, и совсем
иное - говорить с глазу на глаз с тем, кого непосредственно затрагивают
такие документы, и пытаться убедить его в необходимости...
Дверь в кабинет распахнулась настежь.
Перед Уолтоном появился высокий темноволосый мужчина в расстегнутом
пиджаке, застывший прямо на пороге в драматической позе. Вслед за ним
показались трое мрачных охранников в серых переливчатых мундирах службы
безопасности. Все они держали наготове иглопистолеты.
- Это вы администратор Уолтон? - спросил нежданный посетитель сочным,
хорошо поставленным голосом. - Мне необходимо поговорить с вами. Меня
зовут Лайл Приор.
Трое сотрудников безопасности окружили Приора. Один из них повернулся
к Уолтону и произнес извиняющимся тоном:
- Мы очень сожалеем о случившемся, сэр. Он прорвался через охрану и
побежал не останавливаясь. Ума не приложу, как ему это удалось, но он
добрался аж досюда.
- Да, нужно быть слепым, чтобы не видеть этого, - сухо заметил
Уолтон. - Теперь лучше проверьте, не хочет ли он кого-нибудь убить.
- Администратор Уолтон! - запротестовал Приор. - Я человек мирный!
Как это вы можете меня обвинять в том, что...
Один из сотрудников службы безопасности ударил Приора. Уолтон
внутренне напрягся и с немалым трудом подавил в себе вполне естественное
желание сделать выговор охраннику. Но ведь тот просто-напросто выполнял
свои служебные обязанности.
- Обыщите его, - велел Уолтон.
Охранники быстро и ловко обыскали Приора.
- У него ничего нет, мистер Уолтон. Отвести его в дежурку или
спустить в медпункт?
- Ни то, ни другое. Оставьте его здесь со мной.
- Вы уверены в том...
- Убирайтесь отсюда, - грубо отрезал Уолтон. И когда все трое
повернулись, чтобы уйти, остановил их - И придумайте более эффективную
систему защиты от непрошеных посетителей. Иначе скоро какой-нибудь негодяй
проникнет сюда и убьет меня. А, как вы сами понимаете, суть не в том, что
я слишком дорожу жизнью, я спокойно отношусь к смерти, просто здесь некому
меня заменить. На всей планете не найдешь второго такого сумасшедшего,
который согласился бы занять это место. А теперь - вон отсюда!
Охранники не стали терять времени и быстро исчезли. Уолтон подождал,
пока дверь не закрылась за ними. Его тирада - он это прекрасно понимал -
была проявлением ничем не оправданной грубости по отношению к охране. Если
бы Уолтон сам не забыл запереть дверь, как предписывалось правилами
внутреннего распорядка, Приор ни за что бы сюда не попал. Но он не мог
признаться в этом охранникам.
- Присаживайтесь, мистер Приор.
- Я должен поблагодарить вас за то, что вы разрешили мне остаться, -
произнес Приор без тени сарказма в голосе. - Я прекрасно понимаю, что вы
ужасно занятой человек.
- В чем, в чем, а в этом вы нисколько не ошиблись. - Со времени
появления Приора почтовые залежи на письменном столе Уолтона выросли еще
на три дюйма. - Вам очень повезло: трудно себе представить более
благоприятную минуту для вашего визита. В любое другое время я промурыжил
бы вас добрый месяц, а вот как раз сейчас мне страшно хочется
какого-нибудь разнообразия. Кроме того, я восхищаюсь вашим творчеством,
мистер Приор.
- Спасибо. - В его голосе звучала покорность, поразительная для
такого крупного и, по всей видимости, волевого человека. - Я не ожидал
здесь найти... я имею в виду то, что вы...
- Что бюрократ станет восхищаться поэзией? Именно это вы имели в
виду?
Приор покраснел.
- Да, - нехотя признался он.
- Надо же мне чем-то заниматься, - ухмыляясь, произнес Уолтон, -
после работы у себя дома. Разве можно, в самом деле, все двадцать четыре
часа в сутки читать только отчеты ВЫНАСа? Не более чем двадцать - таково
мое правило. По-моему, ваша последняя книга просто замечательна.
- Критики о ней несколько иного мнения, - застенчиво произнес Приор.
- Критики! Что они понимают? Их вкусы постоянно меняются. Десять лет
назад критиков больше всего занимали форма и стилистика, и вы получили
премию Меллинга. Теперь же их интересует основная идея, политическое
содержание, а не поэзия, мистер Приор. Но ведь и сейчас есть люди - пусть
их немного, - понимающие, что такое настоящая поэзия. Возьмем, например,
Йитса...
Уолтон был готов развернуть горячую дискуссию обо всех известных ему
поэтах, начиная с Приора и кончая такими корифеями прошлого, как Сюррей и
