- Это связано с судьбой нашего коллеги, русского
журналиста Лыско.
- Диметр, это не по правилам.
- То есть? - не понял Степанов. - О чем вы?
- Я люблю русских, мне это завещал отец, он был в маки,
его завет для меня свят, но иногда ничего не могу поделать с
собою: меня гложет червь недоверия, когда я имею дело с
вами.
- Персонально со мной?
- Я имею в виду красных. Вы скрытничаете,
недоговариваете, словно бы страшитесь самих себя...
Степанов вздохнул.
- По молодости бывает....
- По зрелости тоже. Вы утром спросили меня о Мари Кровс.
Это было что-то около одиннадцати. Значит, вы знали про
Грацио, но мне об этом не сказали, а пошли своим обычным
российским, окольным путем... Ведь я только что кончил
говорить с мадемуазель Кровс, она специалист по людям типа
Грацио, встречалась с ним, занималась его концерном и
банками, писала о нем... Вот так-то.
- Какая-то чертовщина, Бреннер... Я ничего не знал про
Грацио, даю слово... Все иначе... Я скажу вам, в чем дело,
но я говорю вам об этом доверительно, хорошо?
- Я буду нем как рыба.
- В Ш°н°ф работал наш коллега Лыско, молодой парень...
Его увезли в Москву с проломленным черепом... Чудом не
угробили, чудом... За то, что он якобы был слишком близок с
Мари, понимаете? Вот отчего я интересовался ею...
- Когда его хлопнули?
- Вчера.
- Она знает об этом?
- Я не говорил с нею... Я жду визу.
- Хотите, позвоню я?
Степанов неторопливо закурил, ответил задумчиво:
- Черт его знает... А почему нет?
- Я могу сказать ей про этого самого...
- Лыско?
- Да, - поморщился Бреннер.
- Говорите, как считаете нужным... И предупредите, что я
приеду в Ш°н°ф сразу же, как получу визу.
- Забудьте про ваши русские номера: как только получу
визу... Это ваше личное дело, когда вы получите визу... Ее
дело согласиться на встречу и назначить время и место...
Бреннер набрал номер, представился, попросил соединить
его с мадемуазель Кровс, зажал мембрану ладонью, объяснил:
- Она в баре Пресс-центра... Хорошая жизнь, а?!
- Спросите, какого она мнения о Лыско как о журналисте...
- Если его били за близость с этой фройляйн, надо
спрашивать про другие качества. - Бреннер отчего-то
вздохнул, нажал на селекторе кнопку, поинтересовался: -
Хотите слышать наш разговор?
- По-французски я не пойму.
- Я поговорю с ней на английском, не на немецком же,
право...
- Нет, но вы, французы, неисправимые националисты...
- Имеем право на это, Диметр, имеем право...
В селекторе прозвучал низкий голос:
- Кровс.
- Здравствуйте еще раз, это снова Бреннер.
- Добрый вечер, мистер Бреннер.
- Могу я задать вам еще несколько вопросов?
- Пожалуйста, хотя я сказала то, что мне представлялось
возможным сказать...
- Речь пойдет не о Грацио, мисс Кровс. Известно ли вам
имя русского журналиста Лы... Лы... - Бреннер посмотрел на
Степанова, снова прикрыл ладонью мембрану, но Кровс
ответила:
- Вы имеете в виду мистера Лыско?
Степанов кивнул.
- Именно, - ответил Бреннер.
- Мне не просто известно его имя, мы дружны.
- Вам известно, что его в бессознательном состоянии
увезли в Россию?
- Что?!
- Да, на него было совершено нападение... Он, как
говорят его русские коллеги, очень плох... Мотивом избиения
послужили якобы ваши отношения...
- Ах, вот так? Его обвиняют в том, что он спал с
представительницей бульварной прессы?
- Его обвинили в том, что он был близок с женщиной,
которую любит неизвестный друг...
- Неизвестный друг, конечно же, связан с корпорацией
Дигона, мистер Бреннер, потому что Лыско исследовал те же
материалы, которыми занималась и я... Точнее говоря, он...
Словом, у меня нет ревнивого друга, который пошел бы на
такое безумство...
Степанов показал пальцем на себя. Бреннер быстро закрыл
трубку ладонью, спросил:
- Хотите поговорить?
- Да.
Бреннер на секунду закаменел лицом; видимо, стремительно
продумывал то, как он должен объяснить Кровс про красного;
снова потянулся за сигаретой, мгновенно прикурил, прижал
трубку острым плечом к уху.
- Мисс Кровс, у меня в гостях наш русский коллега
Степанов; он писал репортажи о партизанах Лаоса и Вьетнама,
был в Чили накануне трагедии и дружил с вождем РАФ (6)
Ульрикой Майнхоф. Он хочет поговорить с вами.
- Пожалуйста, - ответила женщина, помедлив. - Я слушаю.
Бреннер протянул Степанову трубку.
- Добрый вечер, мисс Кровс. Я жду визы, думаю, мне дадут
ее в ближайшие дни... Вы сможете повидаться со мной?
- Конечно.
- Я возьму у господина Бреннера номер вашего телефона?
- Можете записать домашний. Тридцать семь, двадцать
четыре, сорок девять... Лыско плох?
- Да.
- Почему его не госпитализировали здесь?
- Потому что кто-то позвонил в наше консульство и угрожал
ему... Потому что его обвиняют в том...
- Я уже слышала... У меня нет ревнивых друзей, а у него
могли появиться серьезные враги... Из-за меня, это верно.
Приезжайте, я вам расскажу кое-что... Днем я обычно в бюро
или баре, вечером дома.
Когда Степанов положил трубку, Бреннер заметил:
- Странная история... Концерн Дигона... Пошли посмотрим
по справочникам? Она - хоть и не прямо - все же обвинила
этого старика... Вы ничего же о нем не знаете?
- Я знаю о нем, и знаю немало.
- Вот как?! - Бреннер удивился; - Все-таки вы
непредсказуемые люди! А может, мы доверчивые агнцы в
сравнении с вами и вы постоянно играете нами, словно детьми?
- Если бы, - усмехнулся Степанов. - Каждый из нас
норовит поиграть другим, что не есть хорошо, как говорят мои
немецкие друзья.
- Пошли в досье, там расскажете мне про Дигона, проверим
эти данные по нашим последним справочникам...
17
Ретроспектива I (семь месяцев назад, весна 83-го)
Барри Дигон начал сдавать, как-никак семьдесят семь, но
все наиболее важные дела по-прежнему вел сам, не передоверяя
даже самым близким, проверенным помощникам.
Поэтому, когда департамент концерна, отвечавший за все
биржевые операции в мире, обработал информацию о том, что
люди Леопольдо Грацио (конечно же, не служащие его концернов
и банков, а контакты в иных фирмах) начали играть на
повышение курса акций какао-бобов, когда служба разведки
концерна сообщила, что в Гаривасе, где всего лишь пять
месяцев назад пришли к власти военные во главе с полковником
Мигелем Санчесом, наметилась тенденция к расколу в
руководстве и министр обороны, сорокалетний Армандо Лопес,
выпускник Вест-Пойнта, примкнувший к левым силам, дважды
нелегально встречался с послом США Дональдом Бэркли, причем
запись беседы сразу же ушла в Белый дом с пометкой
государственного секретаря "Срочно, совершенно секретно,
только для президента", Барри Дигон дал указание
внешнеполитическому департаменту концерна выяснить,
существуют ли высокоавторитетные контакты, которые смогут
обеспечить встречу с министром обороны в самое ближайшее
время, желательно на нейтральной территории; в случае же,
если это может бросить тень на майора Армандо Лопеса,
следует срочно купить какой-нибудь замок в Гаривасе на
берегу океана - ничего вызывающего, десять, пятнадцать
комнат от силы, не более двадцати акров земли, незачем
привлекать внимание левой прессы - и пригласить среди прочих
на новоселье этого самого майора Лопеса.
После этого Дигон позвонил помощнику государственного
секретаря Полу Гоу, договорился с ним о ленче; перед тем как
ехать в клуб, внимательно просмотрел данные, полученные от
своих дилеров на биржах Цюриха, Амстердама, Лондона,
Гонконга и Франкфурта-на-Майне; речь шла исключительно о
ценах на какао-бобы, Гаривас - один из крупнейших
поставщиков этого продукта; попросил Зигмунда Шибульского,
помощника по специальным связям с администрацией,
договориться о встрече с первым заместителем директора ЦРУ
Майклом Вэлшем; попросил секретаря, занятого составлением
ежедневных компьютерных сводок, выяснить, отчего Леопольдо
Грацио начал играть на повышение акций какао-бобов именно
после прихода к власти военных в Гаривасе, и отправился на
ленч в клуб "ЗЗ".
(Брат помощника государственного секретаря Пола Гоу был
директором филиала треста Дигона в Швейцарии, курировал
интересы концерна на биржах Цюриха, Антверпена и
Франкфурта-на-Майне, поэтому разговор Гоу и Дигона был, как
и всегда, доверительным. Впрочем, Пол Гоу понимал, что
излишняя откровенность с магнатом нецелесообразна; дипломат,
он полагал, что информация, отданная по частям, ценится куда
как выше; профессионал от экономики не понял бы избыточной
открытости, это может свидетельствовать о шаткости позиции
чиновника; как правило, откровенничают люди, взявшие бога за
бороду, стоящие на грани краха или же дурни; все остальные
ведут свою партию, иначе говоря, торгуют знанием.)
- Мой иглотерапевт, - сказал Дигон, рассеянно поглядев на
официанта, стоявшего возле их столика, - мистер Гарольд
Личжу утверждает, что Александр Македонский был убит
совершенно поразительным образом...
- Насколько мне известно, он умер от лихорадки, -
возразил Гоу. - Латынь...
- Я закажу нам спаржу, - пожевав губами, сказал Дигон, -
и телячье филе, здесь это делают специально для меня по
венскому рецепту.
- Прекрасно, - откликнулся Гоу, - по-моему, прекрасно.
- По-моему, тоже, - и Дигон передал официанту меню,
запрессованные в сафьяновые с атласом папки. - Что же
касается латыни, которую вы изучали в колледже, то в этой
капле бытия отражается все несовершенство нашего мира, его
непоспеваемость за неразумной устремленностью знания...
"Античность, античность, нет ничего мудрее античности!"
Ерунда... Пришло время, и античность рассчитали на
компьютерах дошлые мудрецы от математики. И установили с
абсолютной точностью, что в некоем индийском храме жрецы
предложили Македонскому "приблизиться к богам". Тот, ясное
дело, согласился, но как это осуществить? Очень просто.
Надеть самую дорогую корону с алмазом величиной с кулак и
совершить ритуальный выход ровно в полдень на площадь в
самый жаркий день месяца. Великий полководец прошел с
алмазной короной по плацу, с лица его струился пот, щеки
покрылись бледностью. Вернувшись на родину, Македонский
начал мучиться головными болями и вскорости умер. В чем
дело? Да в том, что жрецы сожгли ему гипоталамус... Или
гипофиз, я путаюсь в медицинских обозначениях. Никакого
ожога волосяного покрова, а человек тем не менее убит...
Месть побежденных - алмаз фокусирует полуденную энергию
солнца, чрезмерное тепло делает свое страшное дело...
Гоу усмехнулся.
- У меня нет личного иглотерапевта, Барри, поэтому я
лишен той информации, которой владеете вы, однако же моя
латынь, то есть античность, позволяет прокомментировать
историю об убийстве Македонского несколько иначе. Если
согласиться с тем, что мы рождены под определенными
планетами, если позволить себе - с известной долей
снисходительности - признать правомочие астрологии для тех,
кто желает в нее верить, тогда следует вспомнить историю про
то, как астролог, живший при дворе матери великого
завоевателя, молил, ее, рожавшую Македонского, потерпеть еще
пятнадцать минут, всего лишь пятнадцать, и он, тот, который
вдет на свет из твоего чрева, станет властелином земли! Но
женщине неподвластна природа... Александр родился в свой
срок, и жрец предсказал, что мальчик завоюет полмира,
создаст великую империю, но умрет в возрасте тридцати трех
лет, и царство его распадется, лишь только он испустит дух.
Случилось именно так...
- Значит, по-вашему, - сказал Дигон, подвигая к себе
тарелку со спаржей, - прогулка по плацу с короной-лазером
была предопределена свыше? Как и завоевание Азии?
- А это на ваше усмотрение, - ответил Гоу и добавил: -
Спаржа действительно отменна.
- В таком случае, я ставлю новый вопрос на ваше
усмотрение, Пол... Вопрос из другой области: что определит
будущее министра обороны Гариваса майора Лопеса -
предсказание астролога или же месть жрецов?
