люди Гейдриха. Вам ведь выделили таких экспертов, не правда ли?
Воспользуйтесь услугами сотрудника моего отдела в Югославии -
оберштурмбанфюрера Фохта: он поможет вам освободиться от мелочей. Вы
должны сосредоточить свое внимание на самых главных задачах - лишь главные
задачи определяют конечный успех дела, лишь основное звено тащит за собой
последующие звенья. Получив от Мачека согласие на введение наших войск, мы
докажем некоторым горе-дипломатам, как надлежит работать по-настоящему.
Поблагодарив рейхслейтера за столь ценные советы, Веезенмайер снова
поехал в РСХА. Здесь он узнал, что Розенберг еще вчера отправил к Мачеку
своего непосредственного подчиненного - референта внешнеполитического
отдела НСДАП Вольфа Малетке.
Риббентроп, инструктируя Веезенмайера, наоборот, считал, что ставка
на одного Мачека нецелесообразна, а думать надо о том, чтобы и усташей
превратить в послушных сателлитов Германии.
Поэтому Веезенмайер оказался в сложном положении: и Гейдрих и
Риббентроп ждали от него работы со всеми оппозиционерами, в том числе с
усташами, а Розенберг настаивал на контактах с Мачеком - противником
усташей и их поглавника Павелича. Поскольку работа на трех хозяев чревата
крахом, Веезенмайер принял решение работать на одного хозяина - на себя.
Он будет бить по всем направлениям: он станет работать и с Мачеком, и с
усташами. Он знает правду с "обеих сторон". Это облегчает ему задачу и
усложняет жизнь. Ну что ж... Он привык к этому. Он не боится риска. Он
будет рисковать...
На вид Веезенмайеру было еще меньше лет, чем по паспорту. Он казался
юношей, только-только кончившим университет, хотя ему уже исполнилось
тридцать пять. Вел он себя удивительно застенчиво, и казалось, не он
руководит операцией в Загребе, а его помощник Диц. Нескладный, несколько
странный, казавшийся рассеянным, он говорил негромко, улыбчиво, словно бы
опасаясь, что его могут перебить люди старше его по возрасту и званию.
Штирлиц обратил внимание на его руки: сильные, большие, суховатые, они,
казалось, по какому-то нелепому случаю были приданы этому человеку с
умными, искрящимися юмором, пронзительно-черными глазами, со лбом
мыслителя (прыщи на висках он запудривал) и четко очерченным ртом актера.
- Я очень рад, друзья, - сказал Веезенмайер, пригласив в роскошный
ресторан "Эдем" на Курфюрстендам членов своей группы - Дица, Штирлица и
Зонненброка. - Я рад, что мне предстоит работать с вами, асами
политической разведки. Думаю, вы окажете мне всестороннюю помощь в том
деле, которое нам предстоит выполнить. Перед тем как мы начнем
пьянствовать, - он посмотрел на две бутылки бордо, поданные на стол, и
Штирлиц заметил, как при этом быстро переглянулись Диц и Зонненброк, -
стоит еще раз обговорить в общих чертах план нашей работы.
Диц, извинившись, поднялся из-за стола и вышел из кабины, чтобы
внимательно посмотреть, кто сидит в зале. Веезенмайер посмотрел на него с
улыбкой и сказал:
- Я всегда считал, что чрезмерная конспирация мешает делу больше, чем
полное ее отсутствие... Наверное, я сильно ошибался... Неудивительно - я
ведь совсем недавно работаю в разведке.
Вернувшись, Диц сказал:
- Там сидит девка из венгерского посольства с испанским журналистом -
кажется, из "Пуэбло"...
- Мы им не помешаем? - спросил Веезенмайер, и Штирлиц рассмеялся,
положив свою руку на руку Дица, удивленно переводившего взгляд с
Веезенмайера на Зонненброка.
- Нет, тут есть нюанс, - сказал Диц, перейдя на шепот, - мы пытались
вербовать эту девку через мужчин, но она....
- Не будем отвлекаться, - так же улыбчиво перебил Дица Веезенмайер, -
у нас очень мало времени, и если мы будем бояться венгерских девок в своем
немецком доме, то лучше тогда распустить гестапо... Не завербованные на
мужиках девки - не наша забота, мой дорогой Диц. У нас серьезные задачи, и
давайте на них сосредоточимся. Вы провели в Чехии три месяца, Зонненброк?
- Да.
- В Праге?
- Да.
- Вы владеете чешским и русским?
- Русским больше, чем чешским.
- А славянские былины знаете? - спросил Веезенмайер.
Штирлиц напрягся, потому что штандартенфюрер сказал эту фразу
по-русски.
- Руссише зкаски знайт ошень маль, - ответил Зонненброк, - больше
знайт анекдотен...
- В послужном листе вы указали на свое абсолютное знание русского
языка... - заметил Веезенмайер.
- Да.
- Рискованно. Вы очень дурно говорите по-русски. Очень. Где вы
учились?
- Я жиль в России пьять месисев...
- Говорите по-немецки, пожалуйста.
- Пять месяцев я работал в представительстве "Люфтганзы" в Москве,
штандартенфюрер.
- Вам понравились русские?
- Мне нравится свинья, лишь когда из нее сделан айсбан.
Веезенмайер поморщился.
- Знаете что, - сказал он, - врага нельзя победить, если изначально
не испытывать к нему почтения, таинственного непонимания и любви. Да, да,
я говорю именно то, что хочу сказать, - любви. Презрение - далеко не тот
импульс, который родит ощущение собственной мощи... Презрительно можно
смахнуть таракана со стола... Диц?
- Да.
- Вы работали в Венгрии, Праге и Софии?
- Я-то как раз болгар люблю.
- Почему именно болгар?
- Ну как... Там было легко: или он с нами, и тогда он по-настоящему
нам верен, или он против, и тогда уж он по-настоящему против. Французских
штучек - сегодня друг, а завтра враг - там не бывает.
- Но вы знаете, что Болгария - мать славянского языка?
- Да.
- А язык - это инструмент национальной идеи.
- Понятно.
- А национальная болгарская идея замыкается на Москву. И то, что
болгары были с нами, есть проявление исторического парадокса. Они
внутренне очень не любят нас, Диц.
- Но вы же говорили, что врага надо почитать...
- Я говорю то, что думаю, а вам не обязательно думать так, как я
говорю, Диц. Я привык, что мои сотрудники оспаривают мою точку зрения. Я
люблю иметь дело с друзьями - а это всегда открытый и доверительный спор,
когда каждый отстаивает свою точку зрения. Вы согласны со мной, Штирлиц?
- Нет, штандартенфюрер.
- Почему?
- Потому что вы старший по званию и по опыту работы в славянских
странах. Или уж станьте таким начальником, чтобы провести закон об отмене
повиновения приказу вышестоящего руководителя.
- А разве я отдавал приказы?
- Нет. Вы поучали нас.
- Вас? Я поучал Зонненброка.
- Мы в разведке не научены отделяться друг от друга, если оказались в
одной упряжке.
- Вам придется работать соло. Я буду курсировать между Загребом и
Марибором, вы - тоже, Дицу предстоит заниматься армией, а Зонненброк,
видимо, сосредоточит свое внимание на русской эмиграции - кому, как не
ему, поработать с ними? Русская эмиграция имеет широкие выходы на двор
монарха, так что Зонненброк может внести свой серьезный вклад в наше общее
дело. Вы не сердитесь на меня, друзья? Бога ради, не сердитесь! Я теряюсь,
когда на меня сердятся коллеги. Пожалуйста, считайте меня вашим товарищем,
я ненавижу иерархические чинопочитания. Вы что-то хотели сказать, Диц?
- Нет, нет, ничего, штандартенфюрер.
- Я хочу кое-что сказать...
- Пожалуйста, Штирлиц... Впрочем, что это я?! - Веезенмайер
рассмеялся: мягкое лицо его стало открыто-нежным, как будто он
приготовился слушать таинственную историю про карибских пиратов...- Почему
я должен давать вам разрешение? Мы же уговорились: без всяких
чинопочитаний...
- Я думаю, что Зонненброку будет трудно.
- Вы говорите по-русски?
- Очень слабо. Я посещал курсы, - ответил Штирлиц.- Очень слабо...
- Почему вам кажется, что Зонненброку будет труднее, чем нам?
- Не зная в совершенстве языка...
- Видите ли, русские, особенно в эмиграции, обостренно чутки к
вниманию германских, английских и американских представителей. Впрочем, у
себя на родине они тоже испытывают гипертрофированное почтение к
иностранцам. Если вы хотите вкусно поесть в московском или петербургском
ресторанах, никогда не говорите по-русски. Обязательно на своем языке. Но
вот если вы поблагодарите русского после вкусного обеда или скажете ему:
"Как вы поживаете?" - но обязательно с акцентом, - он будет в восторге...
Что делать - каждая нация имеет свои странности. Я думаю, что русская
эмиграция пойдет на контакты с немецким инженером Зонненброком, который к
тому же что-то понимает по-славянски. Причем начинать разговоры с
подобранными кандидатами Зонненброк станет с вопроса: "Чем можно помочь
русским изгнанникам? Какая форма материальной, то есть финансовой, и
духовной помощи необходима сейчас исстрадавшимся эмигрантам?" Слух о таком
немце разнесется немедленно. И мы сможем, как химики по лакмусовой бумаге,
определить, кто из эмигрантов станет помогать нам в будущем, а кто
окажется нашим противником.
- Зачем они нам? - поморщился Штирлиц. - Мы же едем не в связи с
кампанией против Москвы...
- Вы так думаете? - улыбнулся Веезенмайер. - А каковы соображения
нашего дорогого Дица?
- Я думаю, что вы правы, штандартенфюрер... Не считайте, что я так
говорю из желания угодить вам... Просто ваша мысль кажется мне очень
ловкой.
- Ловкой? - Веезенмайер снова улыбнулся своей обезоруживающей,
внезапной улыбкой...
- Нет, я хотел сказать - умной.
- А почему? "Ловкой" - это, пожалуй, точнее, чем "умной", - заметил
Веезенмайер. - Вам, Диц, между прочим, придется работать ловко, именно
ловко. Поймите, друзья, Югославия - страна поразительная, это капля воды,
в которой собран весь славянский мир. Мы - экспериментаторы будущего. Нам
предстоит постичь, как себя поведут славянские племена, населяющие
Югославию; где истоки центробежных и в чем секрет центростремительных сил.
А именно эти силы, точнее преобладание одной из них, разваливают большое
государство на маленькие княжества, лидеры которых смотрят в рот большому
хозяину. Вот что в конечном счете нам предстоит понять, друзья. Вам ясна
задача, Штирлиц?
- Нет.
- То есть?
- Я должен получить приказ: встретиться с тем-то, провести беседу
там-то, остановиться на вопросах таких-то. Я не тщеславен, просто я люблю
выполнять задуманное мудрыми начальниками - такой уж я тип,
штандартенфюрер.
- Фу как скучно! - сказал Веезенмайер, и Штирлиц почувствовал, что
его ответ пришелся штандартенфюреру по душе.
Они вылетели в Загреб около полуночи. Диц не успел попрощаться с
женой, которая уехала к матери в Веймар, и поэтому сидел в хвосте самолета
злой, грыз ноготь на мизинце, и его постоянная улыбка казалась гримасой
боли на лице смелого человека, который боится стоматологов. Зонненброк
старался уснуть, чтобы не слышать нудного жужжания Веезенмайера,
рассказывавшего Штирлицу историю написания оперы "Царская невеста".
Зонненброку хотелось поскорее остаться одному, чтобы не видеть этого
Веезенмайера, который умел так утонченно унижать и, не скрывая,
радоваться, что он может унижать людей старше себя и опытней Когда летчик
сказал, что самолет через десять минут прибывает в Загреб, Веезенмайер
внимательно оглядел своих спутников и сказал:
- Итак, друзья, давайте прощаться... Со мной контакт вам поддерживать
нет смысла. Я займусь своими делами, а вы своими. На аэродроме нас
встретит оберштурмбанфюрер Фохт. Он будет руководить вашей работой. Только
через него выходите на связь со мной, только через него. Связь с центром -
