гвоздями прямоугольного сечения. Чистые края отверстий показывали, что
доска была защищена от воздействия непогоды. "В случае задержания
подозреваемого, - сказал Келлер, - надо искать у него в доме доску с
отверстиями, расстояние и наклон которых совпадали бы с этими: возможность
с л у ч а й н о г о совпадения абсолютно исключена".
Затем Келлер занялся исследованием заметных бороздок в нижней части
продольных брусов. Хотя он заметил их раньше и считал следами ножей фрезы
лесопилки, сейчас он обратил внимание на одну особенность: вдоль одного
края брусов, которые, несомненно, были сделаны из одной и той же южной
сосны, испорченный зубец фрезы оставил тонкий желобок, который нельзя было
ни с чем перепутать. Эти незначительные изъяны стали для Келлера
д а к т и л о с к о п и ч е с к и м и о т п е ч а т к а м и лесопилки.
Тщательно изучив увеличенные фотографии следов, оставленных фрезой, Келлер
смог определить как основные характеристики лесопилки, так и скорость, с
которой обрабатывалось дерево.
Он отправил письма владельцам всех лесопилок, находящихся между
Нью-Йорком и Алабамой (их было 1598), задавая только один вопрос, имеется
ли у кого-либо из них машина с теми характеристиками, описание которых он
прилагал.
Полученные ответы позволили ему сократить поиск до двадцати трех
лесопилок. Хозяевам этих предприятий он направил повторные письма с
просьбой прислать образцы сосновых досок различных размеров, обработанных
на этих машинах. Наконец, на одном из образцов, полученных от компании
"Дорн", он обнаружил характерные бороздки, идентичные тем, которые были на
брусах лестницы. Конечно, образцы не отражали всех дефектов, но он и не
ожидал их найти, так как был уверен, что испорченный зубец уже заточили
или сменили.
От лесопилки "Дорна" Келлер получил список всех складов
северо-западных штатов, куда за последние двадцать девять месяцев
направлялись сосновые доски; всего насчитали сорок шесть вагонов. Келлер
понимал, что за это время дерево прошло через столько рук, что практически
невозможно было найти его следы; тем не менее он решил попытаться это
сделать.
Вместе со следователем Левисом Борманом он побывал в штатах
Нью-Джерси, Коннектикут, Нью-Йорк, Массачусетс, разыскивая людей, которые
купили части партий, отгруженных "Дорном".
Следуя этому списку, он посетил бесчисленное множество домов и,
пользуясь властью Бормана, в каждом подозрительном месте брал ту или иную
часть для анализа: щепку от гаража, часть слухового окна, осколок от
курятника, часть изгороди, но нигде он не встретил того, что искал; однако
круг поисков сужался; 29 ноября 1933 года Келлер и Борман прибыли на один
из торговых складов в Бронксе, где и узнали - ознакомившись с документами
компании, - что за три месяца до похищения ребенка Линдберга были получены
шестьсот девяносто метров южной сосны, разрезанной на лесопилке "Дорна".
Они поинтересовались, осталось ли что-нибудь от этой партии. Старый
мастер, немного подумав, отвел их на склад и отрезал кусок доски; Келлер
вынес его на свет и сразу же обнаружил дефекты, оставленные испорченным
зубцом: следы были полностью идентичны разыскиваемым; теперь не было
сомнений, что дерево, из которого были сделаны продольные брусы лестницы,
купили на этом складе в Бронксе.
В августе 1932 года, когда родился второй сын Линдберга (назвали
Джоном), летчик сказал репортерам:
- Моя жена и я решили продолжать жить в Нью-Джерси, но мы не хотим,
чтобы о нашем втором сыне писала пресса. Это - по нашему мнению - привело
к смерти первенца...
Его страхи были обоснованны, потому что после похищения
Чарльза-младшего началась э п и д е м и я похищений детей; это становилось
одной из величайших угроз для страны, несмотря на "Закон Линдберга",
вошедший в силу 22 июня 1932 года, по которому такого рода похищение
приравнивалось к государственному преступлению. "Нью-Йорк таймс"
регулярно, на первых полосах, публиковала перечень нерасследованных
похищений. Кроме того, именно сейчас Линдберги начали получать письма с
угрозами:
"И второго сына выкрадем".
- Но при чем здесь я?! - еще более раздраженно спросил Мюллер.
- Читайте, - лениво ответил Штирлиц. - Поймете.
"...Карта, висевшая в кабинете лейтенанта Финна, постоянно
видоизменялась. К редким булавкам, которые отмечали первые появления
банкнот, переданных бандиту, прибавлялись все новые; Бронкс был тем
местом, где жил похититель, - сомнений не оставалось.
...Приток меченых денег возрастал день ото дня. Видимо, успокоенный
тем, что сообщения в прессе о поисках похитителя кончились, "Джон"
оплачивал даже мелкие, ц е н т о в ы е покупки банкнотами в десять, а
иногда и в двадцать долларов.
В субботу, пятнадцатого сентября, темно-голубой "додж" подъехал на
заправочную станцию на углу 127-й улицы и авеню Лексингтон.
- Двадцать литров, пожалуйста, - попросил водитель.
Хозяин станции Вальтер Лайл обратил внимание на лицо человека:
выступающие скулы, чисто выбрит, острый подбородок; заправив "додж",
сказал:
- С вас девяносто восемь центов.
Клиент протянул десятидолларовую банкноту. Лайл вспомнил о циркуляре,
в котором просили сверять номера банкнот со списком, в котором были
отмечены билеты, входившие в сумму выкупа за ребенка Линдберга. К
несчастью, выцветший и потрепанный список давно выбросили в урну.
Когда Лайл рассматривал деньги, клиент улыбнулся и сказал с
иностранным акцентом:
- Это настоящие деньги, их примет любой банк.
Лайл зашел в контору, выписал квитанцию и вернулся со сдачей; когда
автомобиль отъехал, Лайл, тем не менее, нацарапал на банкноте номер машины
штата Нью-Йорк: 49-13-41; около полудня пошел в банк, чтобы положить на
свой счет утреннюю выручку...
...Через несколько минут лейтенант Финн уже звонил в отдел
регистрации автотранспорта Нью-Йорка.
- Хозяина зовут Рихард Хофманн, - ответили ему. - 1279, Запад, улица
222, Бронкс.
На рассвете следующего дня лейтенант Финн с отрядом лучших агентов
федеральной полиции расположились за деревьями в северо-западной, лесистой
зоне Бронкса, рассматривая в бинокли маленький, скромный двухэтажный домик
коричневого цвета.
В девять часов утра какой-то человек вышел из двери; Финн приложил к
глазам бинокль. Человек был среднего роста, крепкого сложения, у него были
очень длинные ноги; внешность совпадала с описанием "Джона", получившего
выкуп. Пройдя несколько шагов до гаража, закрытого на висячий замок,
человек открыл его; через минуту из гаража выехал темно-голубой
"седан-додж".
Агенты и полицейские Финна бросились к своим машинам. Растянувшись на
три километра, колонна полиции следовала за "доджем". Когда они подъехали
к авеню Тремонт, где было легко затеряться, поливочная машина вынудила
"додж" сбавить скорость. Один из полицейских обогнал Хофманна, прижал его
к обочине; открыв дверцу "доджа", сержант в о р в а л с я на переднее
сиденье и, приставив дуло пистолета к боку водителя, приказал:
- Тормоз! Руки вверх!
Во время обыска агент вытащил из заднего левого кармана Хофманна
бумажник; там была ассигнация в двадцать долларов; номер сразу же сверили
со списком денег, выплаченных в качестве выкупа за сына Линдберга; он там
фигурировал.
- Откуда у вас эта банкнота, Хофманн? - спросил Финн.
- А у меня таких много, - спокойно ответил тот.
- Где они?
- Дома. В железной коробке, дома.
Однако в коробке нашли только шесть золотых монет по двадцать
долларов каждая.
- Речь ведь шла об ассигнациях, - заметил Финн, - а не о монетах.
- Золото - есть золото, - ответил Хофманн. - Это то, что я называю
ассигнацией... Я говорил именно об этом.
...Вообще, в квартире нашли мало из того, что хоть отдаленно могло
скомпрометировать Хофманна: лишь несколько карт, которые бесплатно
раздаются на заправочных станциях, - штат Нью-Джерси, где находился дом
Линдбергов, и Массачусетс - там, по словам "Джона", в прибрежных водах на
яхте должен был находиться ребенок.
Однако во время обыска агент Сиск заметил некоторые особенности в
поведении Хофманна: хотя тот был совершенно равнодушен, в моменты, когда
считал, что на него никто не обращает внимания, приподнимался со стула и
поглядывал в окно.
- Что вас там интересует? - спросил его Сиск.
- Ничего, - ответил Хофманн, испуганно сжавшись.
Сиск посмотрел в окно, не заметив ничего примечательного, кроме разве
гаража. Из окна спальни к крыше гаража тянулся провод. Хофманн объяснил,
что провод составляет часть системы сигнализации, которую он установил:
"Отпугнет воров, если попытаются украсть машину". Чтобы продемонстрировать
работу, он нажал кнопку рядом с кроватью: гараж осветился.
- Вы там прячете деньги? - спросил Сиск.
- Нет, у меня вообще нет денег.
Обыск дома, продолжавшийся двенадцать часов, подтверждал невиновность
Хофманна.
И тогда агенты полиции перешли в гараж.
Через два часа, после тщательного осмотра пола, стен и потолка, один
из агентов приподнял доску стены, как раз над верстаком; за доской было
узкое углубление, в котором лежало несколько пакетов, завернутых в газету;
сыщик осторожно достал свертки и начал их разворачивать; в них оказались
пачки банкнот из выкупа Линдберга.
Потом обнаружили - в жестяном бидоне еще один тайник; там хранились
такие же свертки; все номера серий совпадали со списком банкнот,
помеченных казначейством.
...Увидев деньги, Хофманн не дрогнул:
- Это не мои деньги. Они принадлежат моему другу Исидору Фишу.
Затем он продолжил свои объяснения под стенограмму: "Фиш был моим
компаньоном в бизнесе, связанном с кожей, потом вдруг решил играть на
бирже; не повезло. Я дважды давал ему деньги в долг; у Фиша плохое
здоровье, и в рождество он уехал в Германию повидаться с родителями; перед
отъездом попросил сохранить до его возвращения кое-какие вещи; откуда я
знал, что там?!"
- А где сейчас Фиш?
- Умер, - спокойно ответил Хофманн. - В Лейпциге. Шесть месяцев
назад".
- Фиш был жив, - заметил Штирлиц, когда Мюллер оторвался от
документа. - Вы подписали лжесвидетельство, дав ответ на запрос
криминальной полиции.
Мюллер помял лицо жесткими пальцами:
- Располагаете документом?
- Конечно, - ответил Штирлиц.
- Какой мне был смысл давать лжесвидетельство?
- Не знаю, - Штирлиц пожал плечами. - Впрочем, в документах есть
место, которое оставляет поле для фантазии...
- То есть? Говорите ясней!
- Фрау Анна Хофманн, жена бандита, была в рейхе... Она встречалась с
чинами полиции... А матери - до ареста - Хофманн написал, что скоро
вернется в Германскую империю по амнистии, - он же член "Стального
шлема"...
- Уж не хотите ли вы сказать, что фрау Хофманн встречалась и со мною?
- спросил Мюллер.
И Штирлиц ответил:
- Хочу.
"...В канун рождества 1918 года Бруно Рихард Хофманн вернулся с
войны.
Не только в его родной деревне Каменз, но и во всей Германии
невозможно было найти работу, не хватало продовольствия, будущее сулило
мало надежд: "во всем виноваты левые!" Несмотря на то, что Рихарду к тому
времени исполнилось только девятнадцать, он уже два года прослужил
пулеметчиком в специальной группе войск, "часть особого назначения"
(или - любовно - "головорезы").
В марте 1919 года он начал жизнь профессионального бандита. В первой
краже Хофманн "служил" лестницей: на него встали сообщники, чтобы
