предварительной договоренности.
- Слушайте, Боб, идите-ка вы к черту с вашим островным этикетом, а?!
Харрис секунду раздумывал - обидеться или пропустить мимо ушей эти
слова, рассмеялся и, поднявшись из-за стола, сказал:
- Пошел.
Того парня, что п а с его в Асунсьоне, Роумэн заметил сразу же, как
только самолет, на котором летели Харрис, Сэмэл и он, приземлился в
международном аэропорту Буэнос-Айреса "Изейза". Его машина не отставала ни
на метр от их такси, когда они переезжали в "Аэрогару", - именно оттуда
летали самолеты местной авиакомпании. Он сел в тот же самолет, который
летел в Кордову. "Ну, погоди, Макайр, - думал Роумэн, то и дело
оглядываясь на парня, - мы с тобой сочтемся, завтра вечером я сочтусь с
тобой, плачет по тебе мой коронный правый - снизу вверх с перенесением
тяжести тела на стопу левой ноги. Как же потешался Эйслер, когда я
показывал ему этот удар, сколько грусти было в словах Брехта: "Милый Пол,
это хорошо для американцев, когда они смотрят голливудские фильмы; фашизм
побеждают не апперкотом, а головой, рассудком, логикой и убежденностью;
идеей, говоря иначе"".
Джек Эр теперь уже не делал вид, что читает газету; он тоже смотрел
на Роумэна с неотрывной ненавистью; честный человек не будет так убегать
от того, кто должен защищать его от наци; не зря во вчерашней телеграмме
от Макайра было сказано, чтобы он был во всеоружии, вполне возможно, что
о б ъ е к т перестал быть тем, кем был, допустимо предположить, что он на
грани измены присяге: внимание и еще раз внимание...
"Ничего, - подумал Роумэн, когда они через два часа приземлились в
Кордове, - в конце концов даже если этот стриженый не один, мы сможем
отделаться от них, нас четверо, только пока ничего не надо предпринимать,
сначала увидаться со Штирлицем, я потом дам Штирлицу уйти, да и
доказательства его невиновности в том, в чем его обвиняют, теперь
абсолютны, пусть поцелуют меня в задницу все эти макайры и его стриженые
ублюдки атлетического сложения".
Штирлиц ждал его именно там, где уговорились, заранее подтвердил
тайнописью в последнем письме.
Штирлиц не успел еще даже толком обменяться приветствием с Харрисом,
когда возле них затормозило такси, из которого вылез Джек Эр.
- Узнаете? - спросил Роумэн, кивнув на Эра. - Придется чуток помять
этого парнишку. Он следит, - пояснил он Харрису и Сэмэлу. - Он следит за
нами. Он из нашей разведки. Ему надо дать отлуп, и я это сделаю.
Штирлиц пожал плечами:
- Зачем? Не надо. Наоборот, мы не станем обижать парня из вашей
службы. Более того, я намерен пригласить его к нам за стол. Сотрудник
американской разведки должен знать про нацистскую сеть, которая оформилась
в довольно крепкую подпольную силу, разве нет, Харрис? Э, мистер, -
Штирлиц улыбнулся Джеку Эру. - Могу я просить вас составить нам компанию?
Я угощаю. Я буду рассказывать этим английским журналистам кое-что про
гитлеровского генерала Гелена и про его тайную сеть, про Отто Скорцени,
который руководит своим "Пауком" из американского лагеря для пленных, я
намерен передать журналистам материалы о нацистах, которые живут -
совершенно свободно - в Испании, Португалии, здесь, в Парагвае, в
Германии, Австрии, возле Ватикана... С именами, паролями и явками...
Право, не отказывайтесь, старина, - он снова улыбнулся Джеку Эру, - это
необходимо знать каждому, кто искренне намерен задушить всех гитлеровцев
на земле, очень прошу, пошли вместе с нами.
- Вы напрасно сказали все то, что сказали, - Макайр положил перед
собой на стол крепкие кулаки. - Вы оскорбили меня. Пол, сделали это в
запальчивости. У вас нет никаких данных, чтобы обвинять меня в сговоре с
наци. Я понимаю, что вы переживаете сейчас, но это плохой тон -
незаслуженно оскорблять тех, кто помогал вам, чем мог.
- Ты грязный нацистский наймит, - повторил Роумэн. - Ты засосан
Геленом, у тебя на шее следы от его засосов, тварь... Ты думаешь, если я
рухнул, то ты еще больше возвысишься? Нет, Макайр, когда выйдет газета с
рассказом о том, что ты есть на самом деле, тебе не отмыться, ты будешь
ходить, как обгаженный клоун на вернисаже предателей...
- Мы живем в демократическом обществе. Пол, не надо меня пугать
разоблачениями в прессе. За клевету придется отвечать не вам, а
несчастному журналисту... Вы погубили троих наших парней в Германии,
заставив их взорваться на мине, не надо губить других, научитесь
проигрывать...
- Меня давно научили этому ремеслу... Меня этому красиво научили,
сначала наци, а потом ты... Помимо прессы есть сенат и есть комиссия по
расследованию антиамериканской деятельности... Пусть они попробуют
ответить, что занимаются только паршивыми интеллигентами, которые сочиняют
п е с е н к и, вроде Эйслера... Я скажу все. Не им, так другим. А я не
журналист. Я сотрудник разведки Соединенных Штатов.
- Бывший сотрудник государственного департамента, Пол... Вы же
написали заявление, и мы удовлетворили вашу просьбу. Вы измотаны, вы на
грани истерического срыва, зачем нам быть черствыми по отношению к тому,
кто так мужественно воевал? Вы уволены. Пол, уволены по вашей просьбе.
Роумэн с трудом удержался, чтобы не броситься на Макайра. "Он побьет
меня, он сильнее", - жалобно, как в детстве, подумал он.
Поднявшись, он спросил:
- Хочешь, я харкну тебе в морду?
- Если ты и на это способен, - лицо Макайра вдруг сделалось белым, -
тогда я ничем не смогу помочь, когда дело по обвинению в убийстве Грегори
Спарком и Кристиной Роумэн португальского подданного - в прошлом
гражданина Германии Фрица Продля - уйдет в федеральный суд... Там ведь
было три свидетеля, не правда ли? Твоя жена, Лангер и Ригельт. Иди и
проспись, Роумэн. Вон отсюда!
В пансионате Роумэн тупо уставился в телеграмму, которую ему протянул
портье: "Срочно позвони, похищены мальчики. Криста".
Роумэн ринулся в свой номер, перескакивая через три ступени, лифта не
мог дождаться, скорее бы бросить вещи в чемодан и на аэродром: "Господи,
какой ужас, они ударили по самому больному. Что может быть больнее, чем
случившееся? Масенькие, в прятки играли, пахнут ягодным мылом, голосенки
звонкие, счастье в доме, что станет с Элизабет, она же умрет, у нее
разорвется сердце, что делать, боже всемилостивый, помоги, надоумь!"
Телефонный звонок прозвучал так неожиданно, что Роумэн выронил из рук
чемодан. "Это Криста, - подумал он, - дети нашлись, все в порядке, слава
богу..."
- Мистер Роумэн, добрый день, полагаю, вы меня узнали?
"Я б тебя и на том свете узнал, - подумал Роумэн, - Пепе; Гуарази;
профессионал со страдающими глазами".
- Я вас узнал.
- Вы уже в курсе?
- Да.
- Хотите со мной повидаться?
- Это может помочь делу?
- Конечно.
- Называйте адрес, еду.
Они встретились неподалеку от набережной. Улочка была маленькая;
откуда-то доносилась музыка, протяжная, мелодичная, видимо, мелодия из
Кантона. Пепе появился неожиданно, вышел из полуподвального китайского
ресторанчика, взял Роумэна под руку и тихо сказал:
- Если вы - а я понимаю ваше состояние - решите шлепнуть меня, дети
погибнут... Готовы к конструктивному разговору?
- Да, - ответил Роумэн, не разжимая рта.
- Только не сердитесь, мистер Роумэн. Я выполняю работу, это жизнь, а
она не спрашивает, нравится тебе или не нравится то, что тебе приходится
делать. Словом, Ригельт убит. При необходимости можно доказать вашу
причастность к этому делу. А Лангер сидит у нас на квартире и дает
показания... При свидетелях... Он говорит то, что следует, мистер
Роумэн... Про вашу жену - тоже. Он называет ее соучастницей убийства.
- Дети, - по-прежнему не разжимая рта, сказал Роумэн. - Что с детьми?
- Если вы отойдете от д е л а, мистер Роумэн, детей вернут домой,
пока вы будете лететь в Лос-Анджелес.
Роумэн кивнул.
- Они живы?
- Играют в прятки с женщиной, которая их опекает... Мы подобрали
очень славную женщину, которая чем-то похожа на миссис Роумэн... Детям
сказали, что папа с мамой уехали в гости, Крис тоже, поэтому их привезли в
другой дом... Им купили пони, мистер Роумэн, они в порядке.
Роумэн, наконец, выдохнул; он никак не мог выдохнуть все это время,
словно бы раскаленный ком ворочался в солнечном сплетении.
- Скажите, мистер Гуарази...
- Я бы не рекомендовал вам употреблять это имя, мистер Роумэн.
Давайте уговоримся о том, что меня зовут Пепе. И хватит. О кэй?
Роумэн снова кивнул:
- В Мадриде вы говорили о ста тысячах... Вы назвали эту сумму сами...
Допустим, я наберу эти деньги, продам дом, яхту...
- Мистер Роумэн, боюсь, что в эпизоде с детьми названные мной сто
тысяч будут недостаточны... Мы можем вернуться к этому разговору позже...
Я так думаю... Но сейчас я должен сказать м о и м, что вы отошли от дела,
мистер Роумэн... Во всяком случае, на этом этапе... Вы же понимаете, что в
случае нарушения вашего слова ситуация повторится, и я не убежден, что она
не кончится трагически...
- А если я обращусь в ФБР?
- Можете... Почему бы и не обратиться? Но тогда детей вы живыми не
получите. Увы. Это - по правилам, мистер Роумэн. По тем правилам, которые
сейчас вступили в силу. Я не скажу, что они мне нравятся, но факт есть
факт, и я не вправе скрывать это от вас.
- Так или иначе, но информация о том, что происходило в последние
месяцы, будет опубликована в английских газетах, Пепе. Я не в силах это
остановить, дело сделано...
Тот вздохнул, покачав головой:
- Отчет не будет опубликован. И мистер Харрис, и мистер Мигель Сэмэл,
- Пепе усмехнулся чему-то своей горькой улыбкой, - уже встретились с моими
коллегами...
- Если я отхожу от этого дела, вы и те, кто вас нанял, оставляют в
покое Штирлица?
- Этот вопрос я не уполномочен обсуждать, мистер Роумэн... Вы очень
плохо выглядите... Поберегите себя, без вас Крис погибнет.
- Вы имеете в виду миссис Роумэн?
- Я имею в виду именно ее.
- Мне бы хотелось увидеться с вами через пару месяцев, Пепе.
- Я обещаю вам обсудить это предложение с моими боссами, мистер
Роумэн. Но я еще не слышал определенного ответа на главный вопрос: вы
отходите? Или намерены продолжать д е л о?
- А если я отвечу так... Да, я отхожу... Но я продолжаю д е л о...
Такой ответ вас устроит?
- Пожалуйста, повторите еще раз... Вы любопытно сформулировали мысль,
я хочу понять ее истинный смысл...
- Да. Я отхожу. А вы возвращаете Спаркам детей. Но я продолжаю мое
дело.
- Знаете, все-таки лучше, если я передам моим боссам лишь первые две
фразы. А третью я повременю передавать кому бы то ни было... Я найду вас,
мистер Роумэн. И тогда я вам отвечу. Но это произойдет не в этой стране,
мистер Роумэн, потому что на днях вас пригласят в комиссию по
расследованию антиамериканской деятельности... В связи с делом Брехта. Вам
известно это имя, не правда ли? Так вот, вам не надо появляться в
комиссии... Вас не станут объявлять в розыск... И вы сможете жить в
Норвегии, там же хороший дом и яхта... Сказав "а", вам не остается ничего
другого, как произнести "б". Мне совестно говорить вам это, я тоже дрался
против наци, так, как я это умею, - Пепе усмехнулся, - но я обязан вам
сказать и это...
- Я вас должен понять так, что спектакль в комиссии должен быть
сыгран в мое отсутствие?
- Вы меня поняли верно, мистер Роумэн. Если вы твердо обещаете
отойти, его можно вообще отменить.
- Я хочу, чтобы вы связались с кем следует и сказали, что я отхожу. А
