собираюсь вам задать кучу конфиденциальных вопросов. Во всяком случае, ваши
ответы на них будут рассматриваться как конфиденциальные.
Она снова покорно кивает.
Какая она хорошенькая с этими белокурыми волосами, голубыми глазами,
затуманенными слезами, и покрасневшими от горя щеками!
От горя? Гм! Я в этом не особо уверен. Она скорее потрясена резкой
формой, в которой я сообщил ей новость. А горе - это совсем другое.
- Скажите, Югетт...
Услышав, что я обратился к ней по имени, она вздрагивает. Должно быть,
она говорит себе, что у французских полицейских очень своеобразная манера
вести расследование и обращаться с подозреваемыми.
- Скажите, Югетт, чем занимался ваш муж? Она пожимает плечами.
- Он был генеральным представителем одной немецкой фирмы в Бельгии.
- А что он представлял? Платяные щетки или сдвоенные пулеметы?
- фотоаппараты. Фирма "Оптика" из Кельна. Слышали?
- Нет. Меня интересуют только фотографии красивых женщин, которые я
покупаю в специализированных магазинах.
Она улыбается сквозь слезы.
- О, вы, французы...
- Что мы, французы? Вы составили себе неверное представление о нас.
Думаете, Париж - это один большой бордель и в нем трахаются прямо в метро?
- Нет... - защищается она, думая, что обидела меня.- Просто у французов
репутация...
- Какая же?
- Распутников...
Странная штука жизнь, скажу я вам. Вот мадам и я спокойно беседуем о
достоинствах и распутстве среднего француза, а ее супруг тем временем лежит
под нами с черепушкой, открытой, как ворота стадиона "Сипаль" перед финишем
велогонки "Тур де Франс".
Женская беспечность. Я ж вам говорил: бабы все одинаковые! В голове хоть
шаром кати! А ведь они движут миром, заставляют работать государственных
деятелей, воевать солдат.
Я раздражен и позволяю себе ответный выпад:
- Судя по молодому человеку, только что ушедшему отсюда, вы в Бельгии
тоже не монахи! Она слабо улыбается.
- Я признаюсь вам в одной вещи,- говорит она.
- Так я здесь как раз для этого, Югетт.
- Вы очень милый,- шепчет безутешная вдова.
- Мне это говорят уже тридцать пять лет!
- Мой муж и я не имели никаких контактов...
- Вы были разведены?
- Нет... Жили врозь... Он редко бывал дома, все время в поездках...
Поэтому я... я устроила свою жизнь заново.
- Естественно.
В конце концов, это ее право развлекаться, коль скоро благоверный не на
высоте.
Отметьте, что мужики бросают как раз красивых жен, а состарившиеся,
худые, желтые, усыпанные бородавками преспокойно живут с законным супругом!
Вот она, жизнь, вот она, любовь!
Смотрю на Югетт. У нее сильно вздымается грудь. Сиськи такого формата не
надуешь велосипедным насосом. Я машинально кладу на них руку.
Мой жест величествен, как жест сеятеля. От него бабы или заваливаются на
спину, или бьют вас по морде.
В этот раз я оплеухи не получаю. Как сказала одна девушка, когда бандит
крикнул ей: "Добродетель или жизнь!",- "Всегда готова!"
Я немного ласкаю ее грудку, от чего растаял бы и ледяной дворец. Это
очень способствует улучшению взаимоотношений.
И вот уже красотка мурлычет, забыв, что пятью этажами ниже лежат сто кило
мертвечатины.
Я бы с радостью продолжил свое путешествие в страну радости, но сейчас не
время. До доказательства обратного, малышка подозревается в убийстве, ибо
надо все-таки найти логическое объяснение странной кончины Ван Борена.
Я встаю.
- Ваш муж был в курсе... ваших отношений с Рибенсом?
- Нет, но даже если бы и был, ему это было безразлично. Я его больше не
интересовала.
- Он продолжал вас содержать?
- Да.
- И щедро?
- Да.
Я смотрю на нее особо пристальным взглядом.
- Он посылал вам какие-нибудь подарки?
- Подарки?
- Да... Сладости, например.
Ее лицо выражает то же простодушие.
- Никогда...
- Правда?
- Правда.
- Где он жил?
- То здесь, то в Германии.
- Он не останавливался в Льеже в отеле?
- Нет! А почему вы спрашиваете?
- У него была любовница?
- Не знаю. Я этим не интересовалась.
- Почему вы не развелись? Она колеблется.
- Потому что... Джеф... В общем, он давал мне много денег.
Понятно. Она хотела иметь приличный доход, почему и приспосабливалась к
двусмысленной ситуации.
- Скажите, красавица, вам известно, были ли у Джефа враги?
Она широко открывает глаза.
- Враги? Нет. А почему он должен их иметь?
- Ну конечно, у человека, которого убивают, были одни только друзья!..- И
добавляю сквозь зубы:- А кроме того, мужчина, женатый на такой красотке, не
может утверждать, что у него их нет!
- Что вы сказали?- переспрашивает Югетт. Я пожимаю плечами:
- Ничего.
Она собирается заявить протест по поводу моего поведения, но раздается
звонок в дверь.
Глава 4
В доме поднялась суматоха. Жильцы обнаружили трупешник Ван Борена и хотят
присутствовать при объявлении печальной новости его жене. Люди похожи на
навозных мух. Если где-то завоняет, они мчат туда целым роем, расталкивая
друг друга, жадно разинув бельмы, чтобы ничего не пропустить.
Слово берет полицейский в форме. Он молод, бледен, и, кажется, эта
обязанность ему совсем не по душе. Югетт Ван Борен держится отлично. Услышав
звонок, я ее проинструктировал:
- Будьте начеку. К вам пришли сообщить о несчастном случае. Никаких
истерик. Держитесь с достоинством. Вы ничего не знаете. Я деловой партнер
вашего мужа. Он назначил мне встречу здесь, и я жду его уже целый час.
Она делает знак, что согласна с предложенной программой, и открывает
дверь.
И тут я получаю возможность оценить, как они хитры, эти шлюхи, какие они
хорошие комедиантки! В каждой бабе спит Сара Бернар. Но спит она вполглаза.
Югетт выкладывается от души. Ей бы играть в "Комеди Франсэз", она бы там
всех затмила!
Она встречает пришедших с изумленным видом, за который ее надо сразу
сделать партнершей де Фюнеса, потом, когда молодой легаш сказал, в чем дело,
начинается потоп, сопровождаемый всхлипываниями: "Где он, я хочу его
увидеть! Пропустите меня к нему!" Это может выжать слезу и из трех
кубометров железобетона! Собравшиеся, милые люди в глубине души, вытирают
моргалы, полицейский в форме быстро просовывает два пальца под воротник,
чтобы дать себе немного кислороду.
А я смотрю на спектакль, мысленно говоря себе, что незачем платить
десять, одиннадцать или двенадцать "колов", чтобы смотреть в "Рексе" или
"Мариньяно" фильмы, от которых так и несет фальшью, когда есть возможность
наблюдать такие вот зрелища в естественных красках, в натуральном объеме и с
прочими нюансами.
По окончании периода замешательства полицейский уводит Югетт в ее
квартиру. Сердобольная соседка заходит следом, неся бутылку водки, из
которой дает несколько раз отхлебнуть моей протеже. На первом этаже дома
суета: полиция очищает помещение от зевак, начинается первый осмотр места
происшествия.
Скоро нам наносит визит молодой инспектор, рыжий, как включенная горелка,
с костлявым лицом, серо-стальными глазами, которые зло смотрят на мир, как
мне кажется, с самого его рождения.
Он смотрит на Югетт и меня так же, как несколькими минутами ранее я сам
смотрел на Югетт и ее любовника. Не надо уметь читать будущее по кофейной
гуще, чтобы понять, что он думает.
Ненадолго оставив Югетт под присмотром одного из своих подчиненных, он
делает мне знак следовать за ним в соседнюю комнату, которая оказывается
спальней. На кровати сохранились отпечатки двух тел. Я немного смущен,
потому что легашок ни секунды не сомневается, что я - дружок очаровательной
вдовушки и что мы играли с ней в Адама и Еву, утешающихся после изгнания из
земного рая.
Замечу в скобках, что этой парочке (я про Адама и Еву) надо было пожевать
грушу или жвачку, а не яблоко. Так было бы лучше для всех - это я вам
говорю. Жили б мы сейчас счастливо, без забот, без хлопот. Но эти гады
откусили то чертово яблоко, и теперь у нас неприятностей полон рот. Я знаю,
что каламбур не ахти, но думаю, что все-таки вызовет у вас улыбку.
Я смотрю на рыжего, рыжий на меня.
- Я где-то видел вашу фотографию,- подозрительно говорит он.
Хоть и бельгиец, а взгляд у него что называется американский, наметанный.
- Вы так думаете?
- Уверен. Кто вы и что делаете в этом доме?
Я достаю мое удостоверение и показываю ему.
Он сразу меняет свое отношение и начинает светиться от счастья.
- Господин комиссар Сан-Антонио! Для меня большая честь...
Я жестом успокаиваю его:
- Не так громко. Он опускает голову.
- Могу я вас спросить...
- Какого черта я тут делаю?
- Э-э... да!
Я с ходу придумываю ему маленький роман.
- Я вел расследование в Германии и заинтересовался Ван Бореном. Я
расспрашивал его жену, представившись ей деловым знакомым ее мужа, когда...
произошла драма.
У того из сердца вырывается крик:
- Как? Она невиновна?
- А что? Вы ее подозревали?
- Признаюсь, да. Когда мне сказали, что все двери были закрыты...
- Кто вам сказал?
- Соседка. Лифт работает только на подъем. Она спустилась и не заметила
ничего необычного. Внизу, когда она спускалась на первый этаж, кто-то нажал
на кнопку вызова. Она опустила глаза и увидела труп... Она закричала и
подняла тревогу.- И он добавляет:- Как выдумаете, Ван Борена убили?
- Да...
- Кто?
- Вы от меня слишком многого хотите...
- А его жена, значит, невиновна?- настаивает он.
- Да.
- Ну ладно... Раз это утверждаете вы...
Хотя и находясь под сильным впечатлением от моей личности, он мне
все-таки не верит. Вернее, ему жутко не хочется мне верить. Этот парень,
должно быть, упрям, как дюжина ослов. У него есть сообразительность,
упорство и уважение к старшим по званию - короче, все необходимое для
успешной службы в полиции.
Я сажусь и угощаю его сигаретой с ватным фильтром. Он ее принимает. Тем
лучше; чем быстрее я опустошу пачку с этой дрянью, тем лучше.
- У вас есть что-нибудь на Ван Борена?- спрашиваю я.
- Пока нет, но скоро будет.
- Вы оказали бы мне большую услугу, собрав о нем максимум сведений.
- Хорошо.
- Я загляну к вам в криминальную полицию. Как ваша фамилия?
- Робьер.
- Спасибо.
Я пожимаю ему пятерню и иду проститься с Югетт.
- Я скоро навещу вас,- говорю я ей на ухо.- Не волнуйтесь.
Она благодарит меня взглядом, в котором ясно читается испуг. Эту я могу
получить в любое время, только выставив свою кандидатуру. Я имею приоритет
на ее прелести.
В задумчивости спускаюсь по лестнице.
Холл первого этажа черен от народу. Санитары положили останки Ван Борена
на носилки и прикрыли их брезентом. Журналисты из "Ла Мёз" суетятся в
поисках подробностей. Они расспрашивают соседку, обнаружившую труп. Та,
толстая и лоснящаяся, словно тонна сливочного масла, объясняет, как заметила
тело.
Я останавливаюсь послушать ее рассказ.
- Мне оставалось пройти всего четыре ступеньки,- говорит кусок масла,- и
тут я увидела мужчину, нажимавшего на кнопку звонка, напевая мелодию! Я
опускаю глаза и вижу что-то темное со светлым пятном... Я сразу поняла, что
это человек! Я закричала, показывая на него месье, ожидавшему лифт... Он
посмотрел... Наклонился над шахтой и выругался! Он сказал очень грязное
слово, я не могу его повторить! И ушел... А я закричала, потому что
перепугалась.
Все согласно кивают. Я подхожу к бруску масла.
- Прощу прощения, мадам...
У нее толстые губы и щеки, свисающие до корсажа.
- Месье?
- Тот человек, который вызывал лифт...
- Да?
- Вы видели его раньше?
- Нет...
Журналисты очень заинтересовались вопросом и образуют круг.
