- Вы не говорите по-немецки?
- Нет, и что гораздо хуже - не читаю на нем. Он убирает свое
удостоверение.
- Я директор крупного частного сыскного агентства. "Агентство Глейтца",
может, слышали? Оно было знаменито еще до прихода нацистов... А при них
сыском занималось только государство...
Я действительно слышал о Глейтце.
- Это вы?
- Это был мой отец... Но я открыл лавочку заново... Вот уже некоторое
время я занимаюсь одним... э-э... деликатным делом...
Охваченный вдохновением, я спрашиваю:
- А! Делом объектива "Оптики"? Он вздрагивает.
- Вы знаете?
- Да.
- А! Может быть, вы тоже занимаетесь им?
- Немного...- вру я.
Он пожимает плечами, наклоняется над трупом Франца и обыскивает его. При
убитом он находит конверт из плотной бумаги... Разрывает его... Ему в руку
высыпается пригоршня брильянтов... Вернее, того, что я принимал за
брильянты.
Вблизи я замечаю, что это маленькие лупы, размером с турецкий горох...
- Что это такое?- спрашиваю я. Он кажется удивленным.
- Ну как же! Тот самый знаменитый объектив...
- Да?
Он смотрит на меня.
- Вы мне соврали. Вы не занимаетесь этим делом. Вместо ответа я
наклоняюсь над его раскрытой рукой.
- Покажите! Он показывает.
- Выглядит совершенно невинным... и однако... В собранном виде - это чудо
науки. Они называют это гроздевым объективом! С ним вы можете
сфотографировать...
- Европу, я знаю. Видел.
Он быстро убирает кусочки стекла в карман.
- Вы видели фотографию?
- Да.
- Где?
- Она в бельгийской полиции, которая сейчас забавляется, делая увеличения
увеличения увеличений... Через недельку они получат фотографию вашей сестры,
если она случайно была на улице в тот момент, когда был сделан снимок...
Он кажется недовольным.
- В полиции?
- Да... Если вы объясните мне, в чем тут дело, может быть, мы пришли бы к
какому-нибудь результату? Он пожимает плечами.
- Гроздевый объектив был изобретен кельнской фирмой "Оптика"... Работы
велись в строжайшем секрете, но Ван Борен пронюхал об этом и сумел
заполучить изобретение. Он работал на этого человека...
Он указывает ногой на труп Франца.
- Ну и?..
- Он должен был переслать им детали объектива в коробке с засахаренными
фруктами.
- А дальше?
- Но он не доверял ему и положил простые кусочки стекла. Вместо обещанной
суммы он получил два выстрела из револьвера, когда однажды ночью шел по
темной улице. Он остался жив, но понял, что его страхи обоснованны: ему
нечего было ждать от этого человека. Чувствуя, что за ним ведется охота, он
остановился в отеле, чтобы подождать развития событий... Он предупредил
только одного человека...
- Свою жену?
- Нет. Своего друга Рибенса... Он не знал о связи парня с его женой.
Рибенс увидел возможность избавиться от мешавшего мужа и заработать большие
деньги. Он сговорился с Шинцером. Не знаю, какую сделку они заключили...
Шинцер стал следить за Ван Бореном. Тот заметил слежку, испугался и послал
стекла объектива своей жене... Наверняка он собирался бежать за границу,
избавившись от драгоценного груза, и, оказавшись в безопасности, ждать,
когда неверная супруга привезет ему деньги за продажу изобретения...
Отправив посылку по почте, он пошел предупредить жену. Он больше не
рисковал, что у него украдут объектив, но хотел разработать вместе с ней
план. Она была его последним шансом. Он пришел к ней, преследуемый
Шинцером... и мною. Полагаю, что, собираясь позвонить в дверь, он услышал
шум, навострил уши и уловил очень поучительный разговор между Рибенсом и
своей женой. Не так ли, мадам?
Югетт не отвечает. Она сжалась в комок и лежит неподвижно.
- Тогда,- продолжает Глейтц,- этого сына почтенного семейства охватило
отчаяние...
- И он бросился в шахту лифта?
- Совершенно верно. Я размышляю.
- Да, все объясняется... Как вы узнали так много?
- Я шел по следу Ван Борена несколько дней. Я работаю на фирму "Оптика".
К этим выводам меня привело сопоставление фактов...
- Браво, отличная работа. Кажется, вы приумножите славу вашей знаменитой
фирмы. Он кивает:
- Стараюсь...
- Лично я считаю, что Рибенс уже долгое время работал с Шинцером, потому
что у него в квартире лежала коробка с засахаренными фруктами, которая...
является первой, о которой вы говорили!
По взаимному согласию мы обращаемся к Югетт:
- Дорогая мадам, вы можете сообщить нам полезные сведения...
- Я ничего не сделала!- говорит она.- Ничего! Это Жорж! Жорж! Он... Он
входил в организацию, это он подключил Франца к этому делу, а я...
Эта стерва меня раздражает. Я отвешиваю ей два или три пинка,
заставляющие ее взвыть.
- Ах ты сука!- рычу я.- Ты упала в объятия толстого фрица и...
Глейтц кашляет.
- Ой, простите,-извиняюсь я,- это наследственное. Бывают моменты, когда
простой человек забывает, что наши страны теперь строят взаимоотношения на
новых основах.
Он улыбается.
- У нас тоже, комиссар... Югетт плачет.
- Я хотела разбогатеть, я...
- И тогда ты задумала вместе с Францем грязное дельце, так, мразь
дешевая? Ты заманила Рибенса сюда, оставив ему записку. Вы его оглушили, а
ночью отвезли в его дом.
- Я не хотела, чтобы его убивали... Я... Это Франц перерезал ему горло.
- Шинцер узнал, что делом занимается Глейтц, ты знала о моем участии...
Чтобы подстраховаться от неприятной случайности, вы велели этой бедной
девочке (я показываю на труп Жермен) получить посылку...
Она падает на пол, извиваясь, как в тот момент, когда я сообщил ей, что
она стала вдовой... Но на меня это не действует. Вместо уксуса я привожу ее
в чувство пинками.
- Не убивайте ее!- говорит Глейтц.
- Что?- удивляюсь я.- Вы испытываете жалость?! Это из чего же теперь
делают немцев?
Заключение
Толстяк Берюрье, чьи остроты я несколько раз цитировал, стоит в коридоре
перед дверью в кабинет Старика. Заметив меня, он начинает махать рукой.
- Ну наконец-то, вот и ты!- восклицает он.- Сейчас тебе будет больно.
- Старик злой?
- Как черт!
Захожу...
Он сидит спокойный, холодный, лоб цвета слоновой кости поблескивает в
свете лампы, манжеты сверкают чистотой, взгляд каменный...
- Браво!- говорит он.
- После,- перебиваю его безапелляционным тоном.- Сначала дайте
рассказать... И я рассказываю... Все! Когда я закончил, он качает головой.
- Да, действительно любопытное дело. Понимаю, почему... Однако,
Сан-Антонио, есть вещь первостепенной важности, без которой не может
функционировать ни одна организация...
Так, это надолго - проповедь о дисциплине! Когда он истощил свою тему, я
достаю из кармана конверт.
- Это вам в качестве утешения, патрон.
- Что это?
- Гроздевый объектив! Всей гроздью! Разве вы не хотите, чтобы Франция
получила его раньше всех стран мира? Он выпучивает глаза.
- Но... но... Сан-Антонио...
- Да, шеф?
- Это... Вы же сказали, что детали объектива забрал Глейтц...
- Он отдал их мне, вот и все!
- Добровольно?- недоверчиво спрашивает он. Я пожимаю плечами.
- Увы, нет. Он заупрямился, и мне пришлось рассердиться... Видите ли,
босс, "сердечное согласие" с соседями наступит еще не скоро!
