Блейк вошел в приемную, которая оказалась пустой. Во внутреннем
кабинете сидел человек в рубахе с короткими рукавами и трудился над
какими-то бумагами. Другие документы кипой лежали в корзинке на столе.
Человек поднял глаза:
- Входите, входите, - сказал он.
- Вы Райан Уилсон?
Человек кивнул:
- Моя секретарша еще не пришла. Чем могу быть полезен?
- Вы прислали мне записку. Мое имя - Эндрю Блейк.
Уилсон откинулся на стуле и воззрился на Блейка.
- Черт меня побери, - сказал он наконец. - Вот уж не чаял свидеться.
Думал, вы исчезли навсегда.
Блейк озадаченно покачал головой.
- Вы видели утреннюю газету? - спросил Уилсон.
- Нет, - ответил Блейк, - не видел.
Человек потянулся к сложенной газете, лежавшей на углу стола,
развернул ее и показал Блейку.
Заголовок кричал: "ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЛИ ЧЕЛОВЕК СО ЗВЕЗД - ОБОРОТЕНЬ?" В
подзаголовке сообщалось: "Охота на Блейка продолжается". Под "шапкой"
Блейк увидел свою фотографию. Он почувствовал, как застывает лицо, но
сумел сохранить бесстрастное выражение.
- Интересно, - сказал Блейк Уилсону. - Спасибо, что показали. Они уже
объявили награду?
Уилсон резко взмахнул кистью руки, складывая газету, и положил ее
обратно на угол стола.
- Вам надо всего-навсего набрать номер, - сказал Блейк. - Телефон
больницы...
Уилсон покачал головой.
- Это не мое дело, - заявил он. - Мне все равно, кто вы.
- Даже если я оборотень?
- Даже если так, - отвечал Уилсон. - Вы можете повернуться и уйти,
если желаете, а я продолжу работу. Но если вы хотите остаться, я вынужден
задать вам пару вопросов. И если вы сумеете ответить на них...
- Вопросы?
- Да. Всего два.
Блейк заколебался.
- Я действую по поручению клиента, - сообщил ему Уилсон. - Клиента,
который умер полтора столетия назад. Это дело переходило по наследству от
одного поколения сотрудников этой юридической фирмы к другому.
Ответственность за выполнение просьбы клиента принял на себя еще мой
прапрадед.
Блейк замотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях. Что-то тут
было не так. Он понял это в тот миг, когда увидел городок.
- Ладно, - сказал он. - Валяйте, задавайте ваши вопросы.
Уилсон выдвинул ящик стола, вытащил из него два конверта. Один он
отложил в сторону, второй вскрыл и извлек листок бумаги, который
зашелестел, когда поверенный принялся разворачивать его.
Уилсон поднес листок к лицу и принялся рассматривать его.
- Хорошо, мистер Блейк, - сказал он. - Первый вопрос: как звали вашу
учительницу в начальных классах?
- Ну, ее имя было, - проговорил Блейк, - ее имя было...
Ответ пришел почти сразу.
- Ее звали Джонс, - сказал он. - Мисс Джонс. Ада Джонс, кажется. Это
было так давно.
Но как-то выходило, что все это было не так уж и давно. Он внезапно
вспомнил, как она выглядела. Чопорная, похожая на старую деву, с вечно
поджатыми губами и растрепанной прической. Она еще носила лиловую блузку.
Как он мог забыть эту ее лиловую блузку?
- Хорошо, - сказал Уилсон. - А что вы и Чарли Брин сделали с арбузами
Дикона Уотсона?
- Ну, мы... Эй, а как вы об этом-то узнали?
- Неважно, - сказал Уилсон. - Просто отвечайте на вопрос.
- Что ж, - сказал Блейк, - по-моему, это была жестокая проделка. Нам
обоим потом было не по себе. Мы никому об этом не говорили. Чарли стащил у
отца шприц: его старик, как вы, верно, знаете, был доктором...
- Я ничего не знаю, - ответил Уилсон.
- Ну, в общем, взяли мы шприц. У нас был кувшин керосина, и мы
впрыснули керосин во все арбузы. Понемножку, как вы понимаете. Ровно
столько, сколько нужно, чтобы у арбузов появился странный привкус.
Уилсон положил листок и взял второй конверт.
- Вы сдали экзамен, - сказал он. - Надо думать, это принадлежит вам.
Он вручил конверт Блейку.
Блейк взял его и увидел на лицевой стороне надпись, сделанную, судя
по всему, трясущейся рукой глубокого старца. Чернила до того выцвели, что
стали бледно-коричневыми.
Надпись гласила: "Человеку, которому принадлежит мой разум". Строкой
ниже виднелась подпись: Теодор Робертс.
Рука Блейка дрогнула, и он опустил ее, все еще сжимая в пальцах
конверт. Блейк попытался унять дрожь.
Теперь он знал. Теперь он снова знал. К нему вернулось все - все то,
что было забыто, все лица и личности.
- Это я, - сказал он, с трудом шевеля застывшими губами. - Это был я.
Тедди Робертс. Я не Эндрю Блейк.
26
Передние ворота, чугунные и массивные, были заперты, он вошел через
здание и обнаружил посыпанную гравием тропинку, конторы змейкой
поднималась вверх по склону. Внизу лежал городок Уиллоу-Гроув, а здесь,
под покосившимися замшелыми надгробьями, обрамленными соснами и старинной
чугунной оградой, покоились старики, которые были молодыми людьми во
времена его детства.
- Ступайте по левой дорожке, - сказал Уилсон. - Ваш семейный участок
на полпути к вершине холма, с правой стороны. Но, знаете ли, Теодор не
совсем мертв. Он помещен в Банк Разумов, и еще он в вас. Здесь только его
тело. Хотя я этого не понимаю.
- Я тоже, - сказал Блейк, - но думаю, мне надо сходить.
И он двинулся в путь, карабкаясь по крутой, неровной, почти не
хоженой тропинке вверх к воротам кладбища. По дороге ему пришло в голову,
что во всем городке самым знакомым местом ему показалось именно кладбище.
Сосны вдоль внутренней стороны чугунной решетки выглядели выше, чем он
помнил, и даже при ярком дневном свете были более темными и мрачными, чем
он мог предположить. В их тяжелой хвое стонал ветер, и эти звуки походили
на погребальную песню из воспоминаний детства.
Письмо было подписано именем Теодор. Но нет, тогда он был не Теодор,
а Тедди. Маленький Тедди Робертс, и позже тоже Тедди Робертс, молодой
физик с дипломами технологических институтов Калифорнии и Массачусетса,
которому Вселенная представлялась блестящим совершенным механизмом,
требующим объяснения. Теодор появится позже - доктор Теодор Робертс,
старый грузный человек с медленной походкой, нудным голосом и седой
головой. Того человека, сказал себе Блейк, он не знал и никогда не узнает.
Потому что его разум, разум, нанесенный на его синтетический мозг в его
синтетическом теле, был разумом Тедди Робертса.
Теперь, чтобы поговорить с Тедди Робертсом, надо было лишь снять
трубку, набрать номер Банка Разумов и назвать себя. И немного погодя,
возможно, раздастся голос, и голос этот будет говорить от имени разума
Теодора Робертса. Не самого человека, чей голос умер вместе с ним; и не
разума Тедди Робертса - более пожилого, более мудрого, более
уравновешенного разума, в который должен был вырасти разум Тедди Робертса.
Но это бессмысленно, подумал он, это будет разговор двух незнакомцев. Или
нет? Ведь письмо ему оставил не Тедди, а Теодор, и послание выводила
слабая, трясущаяся рука старика.
Может ли разум выступать от имени человека? Или разум есть нечто
отдельное, самостоятельное? Какую часть человека составляет разум, а какую
- тело? И в какой степени человека представлял он сам, когда в качестве
элементарной человеческой субстанции находился в теле Охотника? Или в теле
Мыслителя? Видимо, в меньшей, поскольку Мыслитель столь далек от
каких-либо известных человеческих понятий - биологический преобразователь
энергии с системой восприятия, отличной от человеческих чувств, и
логико-инстинктивно-рассудочным блоком, заменяющим разум.
Пройдя через заднюю калитку, он остановился в тени сосен. На вершине
холма среди замшелых гранитных плит в тишине солнечного утра работал
человек, и яркие блики вспыхивали на его инструменте.
Сразу за калиткой стояла церквушка, сияя в сени зеленых сосен
белизной дощатых стен и тщетно пытаясь дотянуться колокольней до уровня
деревьев. Дверь часовни была открыта, и Блейк заметил, что внутри горит
мягкий свет.
Медленным шагом Блейк миновал церковь и направился вверх по дорожке.
Хрустел и перекатывался под ногами гравий. "На полпути справа". Когда он
добрался до указанного места, то увидел камень с надписью, которая
возвещала миру, что здесь покоится тело Теодора Робертса.
Сомнения охватили Блейка.
Зачем он сюда пришел?
Затем, чтобы посетить место, где похоронено его тело, - нет, не его,
а человека, чей разум он носит в себе.
А если тот разум еще жив, если живы сразу оба разума - какое значение
имеет тело? Оно не более чем корпус, и его смерть не должна вызывать
сожаления, а место захоронения не играет никакой роли.
Он повернулся и медленно пошел обратно к калитке. У часовни
задержался, разглядывая лежащий внизу город через решетку ворот.
Блейк знал, что вернуться в город он пока не готов, - и неизвестно,
будет ли готов когда-либо. Потому что тогда ему придется решать, что
делать дальше. А он не знал этого. Не имел ни малейшего представления.
Блейк повернулся, подошел к порогу церкви и уселся на ступеньку.
И действительно, что теперь делать? - подумал он. Как ему поступить?
Теперь Блейк наконец узнал все про себя, и убегать больше нет
надобности. Он обрел почву под ногами, но почва эта оказалась слишком
зыбкой.
Блейк сунул руку в карман туники и достал письмо. Развернул и здесь
же, на пороге церкви, снова перечитал его:
"Мой дорогой сэр! Сожалею, что приходится обращаться к Вам в этой
странной и нелепой форме. Я перебрал другие варианты обращения, но ни один
из них не звучит, как хотелось бы. Поэтому остается воспользоваться таким,
которое, несмотря на внешнюю официальность, по крайней мере, исполнено
достоинства. К настоящему моменту Вы, конечно, уже разобрались, кто есть
я, а кто Вы, так что нет необходимости вдаваться в объяснения по поводу
наших взаимоотношений, которые, на мой взгляд, не имеют аналогов в истории
Земли и несколько необычны для нас обоих. Все эти годы меня не покидала
надежда, что однажды Вы возвратитесь, и тогда мы сможем посидеть вдвоем,
быть может, и провести несколько приятных часов, сравнивая наши
наблюдения. Теперь, однако, я начал сомневаться, что Вы вернетесь. Ваше
отсутствие слишком затянулось, и я боюсь, могло случиться нечто такое, что
помешало Вашему возвращению. Но даже если оно и произойдет, то я смогу Вас
встретить, только если пройдет совсем немного времени, поскольку дни мои
на исходе.
Я пишу, что жизнь моя заканчивается, и все же это не совсем верно.
Жизнь кончается для меня как физического объекта. Однако разум мой
продолжит существование в Хранилище Разумов, один среди многих, способный
функционировать независимо или в сотрудничестве с другими находящимися там
разумами в качестве своеобразной консультативной коллегии.
Должен признаться, я не сразу решился принять это предложение.
Несомненно, мне оказали высокую честь, остановив выбор именно на мне, и
тем не менее, даже дав уже согласие, я не уверен в мудрости совершаемого
шага как с моей стороны, так и со стороны человечества. Я не убежден, что
человек способен достаточно уютно чувствовать себя, сохранившись в виде
разума, и, кроме того, опасаюсь, что со временем человечество может
оказаться в чрезмерной зависимости от сконцентрированной мудрости и
знаний, собранных в так называемом Банке Разумов. Да, Банк может принести
пользу, если мы останемся, как сегодня, только консультативным советом,
который рассматривает различные вопросы и выдает рекомендации. Но если
люди когда-нибудь станут полагаться на одну лишь мудрость прошлого,
