вашей записке было сказано, что вы хотите поговорить со мной.
- Я не знал, захотите ли вы видеть меня, - произнес Блейк. - В конце
концов, я, вероятно, внес свой вклад в исход референдума.
- Возможно, - согласился Гортон. - Стоун поступил в высшей степени
неэтично, использовав вас в качестве негативного примера. Хотя я обязан
отдать должное этому парню: использовал он вас великолепно.
- Мне очень жаль, - проговорил Блейк. - Это я и хотел вам сказать. Я
бы приехал повидать вас, но, похоже, сейчас меня держат на коротком
поводке.
- Ну-ну, - возразил сенатор. - Думается, у нас куда больше тем для
беседы. Референдум и его результаты, как вы можете догадаться, довольно
болезненный для меня предмет. Только позавчера я отослал им прошение об
отставке. Откровенно говоря, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к
мысли, что я не сенатор.
- Может быть, присядете? - предложил Блейк. - Вон в то кресло, что
ли. Я могу раздобыть немного коньяку.
- От всего сердца одобряю эту мысль, - сказал сенатор. - Уже
достаточно поздно, можно начинать дневное возлияние. В тот раз, когда вы
пришли к нам в дом, мы пили коньяк. Если память меня не подводит,
бутылочка была особая.
Он сел в кресло и обвел глазами комнату.
- Должен заметить, что о вас неплохо заботятся, - заявил он. - По
меньшей мере офицерские апартаменты.
- И страж у дверей, - добавил Блейк.
- Вероятно, они немного побаиваются вас.
- Наверное, но в этом нет нужды.
Блейк подошел к винному шкафчику, достал бутылку и два стакана. Потом
он пересек комнату и уселся на кушетку лицом к Гортону.
- Как я понимаю, вы вот-вот покинете нас, - сказал сенатор. - Мне
говорили, что корабль почти готов.
Блейк кивнул, разливая коньяк.
- Я немного размышлял об этом корабле, - сказал он. - Экипажа не
будет. Я один на борту. Полная автоматика. Сделать такое всего за год...
- О, не за год, - возразил сенатор. - Разве никто не позаботился
рассказать вам о корабле?
Блейк покачал головой:
- Меня кратко проинструктировали. Да, это точное слово:
проинструктировали. Мне сказали, на какие рычаги нажимать, какие
циферблаты крутить, чтобы попасть туда, куда я хочу попасть. Как работает
система снабжения продуктами. Хозяйство корабля. Но это все. Разумеется, я
спрашивал, но ответов у них, похоже, не было. Кажется, главная их цель -
поскорее выпихнуть меня с Земли.
- Понимаю, - сказал сенатор. - Старые военные игры. Всякие там каналы
и тому подобные штуки, наверное. И чуть-чуть этой их нелепой секретности.
Он поболтал коньяк в стакане и поднял глаза на Блейка.
- Если вы думаете, что это ловушка, не бойтесь. Это не так Корабль
будет делать все, что они обещают.
- Рад это слышать, сенатор.
- Корабль не строили. Его, можно сказать, вырастили. Он не сходил с
чертежных досок в течение сорока лет или дольше. Конструкцию меняли
множество раз, испытывали снова и снова, строили и разбирали, чтобы внести
усовершенствования. Это была попытка создать идеальный корабль, понимаете?
На него потрачены миллионы человеко-дней и миллиарды долларов. Корабль
способен работать вечно, и человек может жить в нем вечно. Это
единственное средство, способное помочь человеку, оснащенному так, как вы,
уйти в космос и выполнить ту работу, для которой и строили корабль.
Блейк вздернул брови:
- Один вопрос, сенатор: зачем столько хлопот?
- Хлопот? Не понимаю.
- Послушайте - все, что вы говорите, верно. Это странное создание, о
котором мы вели разговор, на треть состоящее из меня, способно летать по
Вселенной на таком корабле и делать дело. Но какая будет отдача? Что сулит
это человечеству? Может быть, вы верите, что когда-нибудь мы вернемся,
преодолев расстояние в миллионы световых лет, и передадим вам все
приобретенные знания?
- Не знаю, - сказал сенатор. - Может быть, так они и думают. Может
быть, у вас достанет человечности вернуться.
- Сомневаюсь, сенатор.
- Что ж, - сказал тот, - не вижу большого смысла говорить об этом.
Вдруг возвращение окажется невозможным, даже если вы захотите. Мы
понимаем, сколько времени займет ваша работа, и человечество не настолько
глупо, чтобы верить в свое вечное существование. К тому времени, когда вы
получите ответ, нас может уже и не быть.
- Мы получим ответ. Если мы полетим, то получим его.
- Еще одно, - сказал сенатор. - Вам не приходило в голову, что
человечество, быть может, способно дать вам возможность полететь в космос
в поисках ответа, даже зная, что оно ничего на этом не выгадает? Зная, что
где-то во Вселенной найдется некий разум, которому будет полезен ваш ответ
и ваши знания?
- Об этом я не подумал, - сказал Блейк. - И я не убежден, что это
так.
- Мы досадили вам, не правда ли?
- Не знаю, - ответил Блейк. - Не могу сказать, какие чувства я
испытываю. Человек, который вернулся домой и которого сразу же пинком
выпроваживают вон.
- Вы не обязаны покидать Землю. Я думал, вам самому этого хочется. Но
если вам угодно остаться...
- Остаться? Зачем? - воскликнул Блейк. - Чтобы сидеть в красивой
клетке и сполна пользоваться казенной добротой? Чтобы на меня пялили глаза
и показывали пальцем? Чтобы дураки преклоняли колена возле этой клетки и
молились, как там, в Уиллоу-Гроув?
- Наверное, это было бы довольно бессмысленно, - согласился Гортон. -
Я имею в виду - остаться тут. В космосе у вас по крайней мере будет
занятие, и...
- И еще одно, - прервал его Блейк. - Как получилось, что вы столько
обо мне знаете? Как вы это раскопали? Как вычислили, в чем тут дело?
- Насколько я понимаю, при помощи дедукции, - ответил Гортон, -
основанной на тщательных исследованиях и дотошных наблюдениях. Это не все.
Но этого достаточно, чтобы понять, какими способностями вы обладаете и как
можете их применить. Мы поняли, что такие способности не должны пропадать
зря; надо было дать вам возможность использовать их. Кроме того, мы
подозревали, что здесь, на Земле, вы их реализовать не сумеете. Тогда-то
Космическая Служба и решила предоставить вам корабль.
- Вот, значит, к чему все сводится, - сказал Блейк. - Я должен
выполнить задание, хочу я того или нет.
- По-моему, решать вам, - с холодком в голосе проговорил Гортон.
- Я на эту работу не напрашивался.
- Да, - согласился Гортон. - По-видимому, не напрашивались. Но вы
можете обрести удовлетворение в ее заманчивости.
Они помолчали. Обоим было не по себе от того, что разговор принял
такой оборот. Гортон допил коньяк и отставил стакан. Блейк потянулся за
бутылкой.
- Нет, благодарю вас. Мне скоро идти. Но прежде я задам вам вопрос.
Вот он: что вы рассчитываете там найти? И что вы уже знаете?
- Относительно того, что мы предполагаем найти, я не имею ни
малейшего представления, - ответил Блейк. - Что мы уже знаем? Массу вещей,
которые не сложишь в цельную картину.
Гортон тяжело поднялся. Движения его были скованными.
- Я должен идти, - сказал он. - Спасибо за коньяк.
- Сенатор, - проговорил Блейк, - я послал Элин письмо, а ответа нет.
- Да, я знаю, - сказал Гортон.
- Мне нужно повидаться с ней перед отлетом, сэр. Я хочу кое-что ей
сказать.
- Мистер Блейк, - заявил Гортон, - моя дочь не желает ни видеть вас,
ни говорить с вами.
Блейк медленно поднялся. Они стояли лицом к лицу.
- А причина? Вы можете сказать почему?
- Я думаю, что причина должна быть очевидна даже для вас, - ответил
Гортон.
31
Тени уже заползли в комнату, а Блейк все сидел на кровати не
шевелясь, и мысль его все крутилась вокруг одного-единственного
беспощадного факта.
Элин не желала ни видеть его, ни говорить с ним, хотя она, чье лицо
он запомнил навсегда, помогла ему вырваться из тьмы и покоя. Если сенатор
сказал правду, все его усилия и борьба были напрасны. Лучше бы Блейк тогда
остался там, где был, и залечивал бы раны, пока Мыслитель доведет до конца
свои размышления и подсчеты. Но правду ли сказал сенатор? Может быть, он
затаил на него обиду за роль, которую Блейк сыграл в поражении столь
дорогой ему биоинженерной программы? И таким образом решил отплатить, хотя
бы частично, за собственное разочарование?
Нет, это маловероятно, сказал себе Блейк. Сенатор - слишком
искушенный политик, чтобы не отдавать себе отчета в том, что эта затея с
биоинженерией была, мягко говоря, авантюрой и имела немного шансов на
победу. И потом, во всем этом есть что-то странное. Поначалу Гортон был
очень любезен и отмахнулся от упоминания о референдуме, а потом вдруг тон
его сделался резким и холодным. Словно сенатор играл заранее продуманную
роль - хотя такое предположение выглядит совершенно бессмысленным.
- Я восхищен тем, как ты держишься, - сказал Мыслитель. - Ни стонов,
ни зубовного скрежета, ни вырывания волос.
- Да замолчи ты! - оборвал его Охотник.
- Но я попытался сделать комплимент, - возразил Мыслитель, - и
оказать моральную поддержку. Он подходит к проблеме на высоком
аналитическом уровне, без эмоциональных вспышек. Единственный способ найти
решение в подобной ситуации.
При этом разумный компьютер мысленно вздохнул.
- Хотя я должен признать, - сказал он, - я не в состоянии разобраться
в важности данной проблемы.
- Не обращай на него внимания, - посоветовал Охотник Блейку. - Я
заранее принимаю любое твое решение. Если хочешь задержаться на этой
планете, я согласен. Мы подождем.
- Ну, конечно, - подтвердил Мыслитель. - Какие вопросы? Что такое
одна человеческая жизнь? Ты ведь не останешься здесь дольше одной
человеческой жизни?
- Сэр, - обратилась к Блейку Комната, - вы позволите включить свет?
- Нет, - сказал Блейк. - Пока не надо.
- Но, сэр, уже темнеет.
- Я люблю темноту.
- Может быть, желаете поужинать?
- Нет, не сейчас, благодарю.
- Кухня готова выполнить любой ваш заказ.
- Чуть позже, - сказал Блейк. - Я еще не голоден.
Они сказали, что не возражают, если он решит остаться на Земле и
попытается стать человеком. Но зачем?
- А почему бы не попробовать? - сказал Охотник. - Человек-женщина
может передумать.
- Вряд ли, - сказал Блейк.
И в этом, конечно, было самое худшее: он знал, почему она не
передумает, почему никогда не захочет иметь ничего общего с подобным ему
существом.
Но дело было не только в Элин, хотя, Блейк знал, прежде всего именно
в ней. Ему еще предстояло оборвать последние связи с человечеством,
которое могло бы стать ему родным, с планетой, которая могла бы стать его
первым и единственным домом, и теперь человеческая часть его сути не
желала мириться с уготованным ей насилием, не хотела терять право
первородства, не успев обрести его. И все это - дом, родина, родство -
из-за своей недосягаемости где-то в глубине души становилось ему особенно
дорогим.
Мягко звякнул колокольчик.
- Телефон, сэр, - сказала Комната.
Он протянул руку к телефону, щелкнул выключателем. Экран продолжал
моргать.
- Вызов без видеопередачи, - объявил коммутатор. - Вы имеете право не
отвечать.
- Ничего, - сказал Блейк. - Давайте. Мне все равно.
Голос - четкий, ледяной, лишенный всякой интонации - ровно произнес:
- С вами говорит разум Теодора Робертса. Вы Эндрю Блейк?
- Да, - сказал Блейк. - Как поживаете, доктор Робертс?
- Со мной все в порядке. Разве может быть иначе?
- Извините. Я забыл. Не подумал.
