- Спасибо, мы поели только что, перед посадкой, - отказалась Ева.- Вещей у нас немного, Геркаймер сам управится.
- Ну, тогда присаживайтесь. Вам я настойчиво рекомендую вот это кресло. Очень удобное. Садитесь, поболтаем!
- Мы не в силах разговаривать. Полет был тяжелый, вы уж нас простите.
- Ох, какая вы нелюбезная девушка! - всплеснул руками Прингл, и было совершенно очевидно, что он не шутит.
- Я просто усталая девушка,- в тон ему ответила Ева.
Прингл подошел к стене, нажал выключатели. Комната озарилась ярким светом.
- Спальни на втором этаже,- сказал он. - Через балкон. Кейз и я занимаем первую и вторую слева. Все остальные - в вашем распоряжении.
Он пошел вперед, чтобы показать им дорогу. Но тут неожиданно заговорил Кейз:
- Мистер Саттон! - сказал он.- Мне кажется, я где-то слышал ваше имя.
- Думаю, вы ошибаетесь,- ответил Саттон, обернувшись.- Я совершенно неизвестен.
- Да, но... вы убили Бентона.
- А кто вам сказал, что я его убил?
- Ну, это вполне логично. Как бы вам иначе перепал этот астероид? Только так. Я знаю, что Бентон обожал это местечко, и по доброй воле от него не отказался бы ни за что.
- Ну, хорошо, если вам угодно, я действительно убил Бентона.
Кейз восхищенно покачал головой.
- Просто потрясающе!
- Доброй ночи, мистер Кейз,- сказала Ева и обратилась к Принглу:- Можете не беспокоиться. Мы сами отлично найдем дорогу.
- Ну, что вы, нет проблем! - воскликнул Прингл, идя вверх по лестнице. Саттону опять послышалась насмешка в его голосе.
20.
Что-то в этих людях было не то. Сам факт их пребывания здесь наводил на размышления.
В голосе Прингла звучала плохо скрытая ирония - болтун, шут. А Кейз наоборот - подчеркнуто вежлив, серьезен, корректен, говорит, взвешивая каждое слово. На кого-то он похож, но пока Саттон не мог вспомнить, на кого именно.
Саттон сидел на краешке кровати и размышлял.
Надо бы вспомнить. Надо хорошенько представить себе, как он держится, как разговаривает. Должно что-то связаться. Если я вспомню, многое можно будет понять. Может быть, я просто вспомню, кто он такой, этот Кейз, и станет ясно, почему он здесь.
Кейз знает, что я убил Бентона. Кейз знает, кто я такой. По идее, ему следовало держать язык за зубами, однако он почему-то захотел дать мне понять, что знает меня.
У Евы они тоже не вызывают доверия. Она попыталась мне что-то сказать, когда мы прощались у ее двери. Я точно не понял, что именно она хотела сказать - она только шевелила губами, чтобы никто не услышал. Но скорее всего она хотела сказать: №Не верь им!¤. Как-будто я вообще кому-нибудь верю теперь...
Прингл и Кейз ждали нас здесь, продолжал размышлять Саттон. Подумал так и невольно оборвал себя. Может быть, это лишь плод фантазии? Как это они могли ждать нас здесь, если понятия не имели о том, что Ева и Геркаймер отправляются на этот треклятый астероид?
Он потряс головой, пытаясь прогнать догадку, но мысль о том, что эти двое ожидали здесь их прибытия, не уходила.
А, в конце концов, чему удивляться? Адамс ведь узнал откуда-то о моем возвращении на Землю после двадцатилетнего отсутствия! Узнал и расставил капканы. А ведь неоткуда ему было узнать об этом. Неоткуда!
Но почему? - спрашивал он себя. Почему?
Почему Адамс устроил западню?
Почему Бастер удрал неизвестно куда? Вынудили удрать?
Зачем кому-то понадобилось подговорить Бентона, чтобы тот вызвал меня на дуэль?
Зачем Ева и Геркаймер утащили его на этот астероид, будь он трижды неладен?
№Книгу писать¤,- сказали они.
Но книга уже написана...
Книга.
Он протянул руку к внутреннему карману куртки, висевшей на спинке стула. Достал книгу. Вместе с ней вытащил письмо, про которое опять забыл. Оно упало на ковер. Он поднял письмо, положил рядом с собой на кровать и открыл книгу.
На титульном листе стояло:
~@Эшер Саттон
ЭТО СУДЬБА@~
Чуть пониже что-то напечатано мелким шрифтом.
Саттон поднес книгу поблажке к глазам и прочитал:
~@Первоначальный вариант@~
И все. Ни даты публикации, ни названия издательства.
Только заглавие, фамилия автора и строчка мелкого шрифта, в которой говорилось, что книга напечатана в первоначальном варианте.
Выглядит так, как будто книга настолько хорошо известна, что, кроме названия и фамилии автора, никому ничего и не надо.
Саттон перевернул две страницы - они были пустые, из следующей начинался текст:
~№Мы не одиноки.
Никто и никогда не одинок.
С тех самых времен, когда на самой первой в Галактике планете появились первые признаки жизни, не было ни единого существа, которое бы летало, ходило, ползало или прыгало по тропе жизни в одиночку¤.~
Он читал и думал:
Все так. Именно так я и собирался написать. Так я и написал. Или собирался? Или написал? Значит, написал, раз держу в руках собственную книгу?
Тут он решительно закрыл книгу и сунул ее обратно в карман куртки.
Нельзя мне это читать, решил он. А то еще перепишу слово в слово, а так нельзя. Я должен писать о том, что знаю, и так, как задумал.
Надо быть честным, потому что когда-нибудь люди... и не только люди... могут открыть эту книгу, и каждое слово в ней должно быть на месте, поэтому написать нужно хорошо и просто - так, чтобы любой смог понять.
Он откинул одеяло, забрался в постель и уронил на пол конверт. Поднял его с ковра. Засохший клей облачком рассыпался под ногтем...
Саттон аккуратно вынул письмо из конверта, осторожно развернул. Оно было напечатано на машинке, с опечатками, исправленными потом от руки. Он повернулся на бок, чтобы лучше падал свет.
21.
Бриджпорт, Вис.,
11 июля 1987г.
№Я пишу это письмо себе самому, и отправляю его по почте, чтобы штемпель на конверте подтвердил, что оно действительно отправлено в такой-то день такого-то года, и я не буду его распечатывать, а положу рядом с другими бумагами. Пусть лежит там до того дня, когда кто-нибудь, дай Бог, чтобы это был кто-нибудь из нашего семейства, найдет его и прочитает. И узнает о том, что я видел и что я об этом думаю, ну, а я, наверное, к тому времени уже отправлюсь в мир иной.
А жить мне недолго осталось. Мне уже девятый десяток пошел, и, хотя песок из меня еще не сыплется, я-то знаю, что смерть может явиться за мной в любой день.
Скорее всего, письмо это попадет в руки кому-нибудь из моих ближайших потомков, которые меня хорошо знают, но может и так повернуться, что оно проваляется нераспечатанным много лет и попадет совсем в чужие руки.
Случай, о котором я хочу рассказать, - больше, чем просто забавное происшествие, и это, конечно, главное; но все-таки мне кажется, нужно немножко рассказать о себе и о том, где я живу.
Зовут меня Джон Генри Саттон, и я - член многочисленного семейства, перебравшегося сюда из восточных штатов, мои предки поселились в этой местности уже много лет назад.
Прошу поверить мне на слово - мы, Саттоны, люди серьезные, шутить не любим, и каждый знает, что в нашей семье все люди порядочные и честные.
В свое время я учился на юриста, но быстро понял, что это не мое дело, и последние сорок с лишним лет занимаюсь фермерством, и это мне гораздо больше по душе. Честный труд и для души полезный, в нем столько радости от общения с природой. Это так приятно - выращивать что-то своими руками!
В последние годы мне самому стало тяжеловато трудиться на ферме, но я все-таки кое-что делаю по хозяйству и лично за всем приглядываю. то есть, попросту говоря, имею обыкновение осматривать весь свой участок самолично.
За годы, что я здесь живу, я очень полюбил здешнюю природу, хотя на моем участке земля неровная, и местами ее трудновато обрабатывать. Но, по правде говоря, мне жаль тех хозяев, что покупают себе громадные ровные участки, где на много акров вокруг нет ни одного холмика или хоти бы бугорка, где бы можно было глазу отдохнуть. Может, у них почва более плодородная, и обрабатывать ее легче, но на моем участке есть кое-что, чего у них нет.
В последнее время ходить я стал медленнее, труднее стало преодолевать подъемы, и у меня вошло в привычку при обходе кое-где делать привалы.
Из этих обычных мест отдыха есть одно, с самого начала показавшееся мне каким-то особенным. Если бы я был ребенком, я бы сказал, что это №заколдованное место¤. Лучше, честное слово, не скажешь.
Там глубокая расселина в обрыве, который тянется по краю пастбища. На краю обрыва лежит большой валун, на нем очень удобно сидеть, и, может быть, поэтому я и выбрал это место для привала - честно говоря, люблю устроиться с комфортом.
Когда присядешь там, на камне, видна речная долина, и все представляется как бы объемным, что ли. Может, оттого, что смотришь с высоты, а может, и потому, что там необыкновенно чистый воздух.
Там так красиво, что я частенько просиживаю часами, ничего не делая, просто смотрю и наслаждаюсь.
Но все-таки есть в этом месте что-то странное, но что именно - словами выразить не берусь.
Ну, как будто все замерло, как будто вот-вот что-то должно произойти.
Мне часто приходило в голову, что именно здесь, в этом тихом уголке земли, может случиться что-то такое, что никогда бы не произошло ни в каком другом месте на всей планете. И когда я порой пытался представить себе, что именно тут могло бы произойти, то меня просто озноб пробирал. Чего я себе только не представлял, а ведь особым фантазером я никогда не был.
Чтобы подойти к валуну, я обычно иду напрямик, через дальний край пастбища. Трава там всегда выше, чем в других местах, - скотина почему-то не очень любит это место. Пастбище заканчивается узкой полоской деревьев, и в двух шагах от деревьев лежит валун, потому на него всегда падает тень.
Однажды, почти десять лет назад, а точнее - в июле 1977 года, я шел к своему излюбленному местечку, и на краю пастбища встретил незнакомого человека и увидел странную машину.
Я говорю - №машину¤, потому что иначе это сооружение не назовешь, хотя, с другой стороны, точнее выразиться трудно. Она была похожа на яйцо, на которое будто бы наступили, но при этом оно не раскололось, а как бы немного сплющилось и вытянулось в длину. Никаких там колес, крыльев, ничего такого не было. И окон никаких.
А человек стоял рядом с машиной. В ней была приоткрыта маленькая дверца, и он что-то там чинил, может быть, мотор, но когда я подошел и поближе взглянул, то ничего похожего на мотор не увидел. Правду сказать, я вообще разглядеть то ничего не успел, потому что, как только я подошел поближе, человек, колдовавший у странной машины, сразу же прикрыл дверцу, взял меня под руку, отвел в сторонку и завел со мной исключительно вежливый и приятный разговор, так что я никак не мог повести себя бестактно и дать волю своему естественному любопытству. Теперь я вспоминаю, что хотел расспросить его о многом, но не сумел, и мне кажется, что он намеренно пресекал вопросы и умело и непринужденно уводил разговор в сторону.
Так что, в общем, он так и не сказал мне, кто он такой, откуда прибыл и как попал на мое пастбище.
Он вроде бы неплохо разбирался в фермерских делах, хотя вовсе не был похож на фермера. А вот как он выглядел, я, убей Бог, вспомнить не могу. Помню только, что он был одет так, как у нас никто не одевается. Не то чтобы кричаще или по-иностранному, но что-то в его одежде было непривычное.
Он похвалил мое пастбище, сказал, что трава очень хороша, спросил, сколько у нас голов скота, сколько молока надаиваем. Я отвечал на все его вопросы.
В руке у него был какой-то инструмент. Он указал им в сторону пшеничного поля и сказал, что пшеница знатная, а потом спросил, будет ли она по колено к четвертому. Я тогда сказал ему, что сегодня как раз четвертое и что пшеница уже выше, чем по колено, и что я очень этому рад, потому что это новый сорт. Он как бы немного смутился, рассмеялся, и говорит: так значит, сегодня уже четвертое, а он-то закрутился в последнее время, даже числа спутал. И сразу перевел разговор на другую тему, так что я даже и спросить у него не успел, как это он мог так закрутиться, что забыл про четвертое июля.
