тропинке на маленькой тележке со сложенным перед ним инвентарем.
Последняя преграда, которую они миновали, являла собой высокую
колючую живую изгородь. Чап последовал за лысым колдуном через не имеющий
ворот проход. Они подошли к садовому павильону, пристроенному к низкому
каменному зданию, точнее, к одному из его крыльев; Чапу не было видно, как
далеко простирается дом. Трава здесь была более густая и ухоженная, чем
там где они проходили до этого, и цветы, росшие между двумя мраморными
фонтанами, были ярче и разнообразнее.
К этому времени солнце обогнуло гору. Его лучи пламенем вспыхнули на
золотых волосах Чармианы, когда она поднялась с дивана навстречу своему
мужу. Платье у нее было золотистое с небольшими изящными полосками
абсолютно черного. Грации ее движений было достаточно, чтобы Чап мгновенно
узнал ее.
Ее красота затопила его и почти ослепила.
- Моя госпожа! - Его голос прозвучал хрипло и сухо. Затем он все
вспомнил и пожалел, что стоит перед ней в лохмотьях после полугодового
нищенства.
- Муж мой! - эхом откликнулась она. Журчали фонтаны, и в перезвоне
водяных струй голос Чармианы был точно таким, каким слышался ему в снах
все эти нескончаемые ночи... но нет, он не мечтал о ней. А почему? Он
нахмурился.
- Мой супруг. Чап. - Даже солнечный свет не был таким ярким и не
доставлял такой радости, как ее голос, а в ее глазах Чап прочел то, что
хочет видеть каждый мужчина. Она протянула к нему руки, не обращая
внимания на лохмотья.
Чап сделал к ней три шага, а потом земля ушла у него из-под ног, и
гравий дорожки надвинулся, чтобы ударить в лицо. Он услышал взрыв смеха и
уголком глаза увидел фигуру карлика, который выскочил из своего укрытия в
кустах у дорожки и бросился прочь, издавая довольные вопли.
Чап машинально успел вовремя выставить руки, чтобы предохранить
подбородок и нос. Глянув на свою супругу, он увидел, что ее красота
померкла - не потерялась, не пропала, а затуманилась, словно размытое
изображение в зеркале. Обычно так ее лицо преображал гнев. Как хорошо он
знал этот взгляд. И как он мог его забыть?
Она смотрела, как он поднимается на ноги. Она выкрикивала слова
презрения и ненависти - как часто он слышал их за то короткое время, что
отделяло их первое знакомство от свадебной церемонии. Но тогда не он был
их объектом, конечно; тогда Чармиана не отважилась бы на подобное.
Почему же теперь она выкрикивала все эти оскорбления в его адрес? Они
не задевали и не злили его. У него не было никакого желания ни ударить ее,
ни закричать в ответ. Она его супруга, невероятно прекрасная и желанная, и
он получит ее, и нечего обижаться. Да, да, все это уладится. Просто такой
уж у нее характер.
Чармиана кричала на него:
- Шваль! Падаль! Нежели ты думал, что я когда-нибудь прощу тебе это?
- Что - это? - непроизвольно спросил он.
На ее лбу от ярости вздулась вена. Некоторое время она была не в
состоянии говорить. Затем трескучим голосом, напоминающим карканье
рептилий, она произнесла:
- То, что ты ударил меня! - Крошечные капельки слюны пролетели
достаточно далеко, чтобы угодить ему в лицо.
- Я ударил тебя? - Сумасшествие, безумие. Как ей могло придти в
голову - но постой. Постой. Ах, да. Он вспомнил.
Он кивнул.
- Ты была в истерике, когда я сделал это, - сказал он, с
отсутствующим видом пытаясь отряхнуть пыль со своих лохмотьев. - По сути,
я сделал это для твоей же пользы. Я всего лишь дал тебе пощечину, не очень
сильную. Ты была в истерике, почти как сейчас.
В ответ Чармиана разразилась потоком еще более громкой брани. Затем
она попятилась к дверям, ведущим в строение. Из проема в изгороди выбежало
трое мужчин в одежде слуг. Один из них был дюжий молодец. Они втроем
загородили от него его жену.
- Уберите его прочь, - приказала Чармиана слугам мягким и ровным
голосом, почти полностью овладев собой. - Мы сами позабавимся с ним -
позже. - Она быстро повернулась к лысому колдуну, который все еще отирался
поблизости. - Ханн. Ты убедился, что _э_т_о_ у него, не так ли?
Ханн наклонил голову.
- Мне еще не представилась такая возможность, моя госпожа.
- Оно у меня, - прервал их Чап. - _Т_в_о_я_ госпожа, колдун? Нет, она
моя, и я пришел заявить на нее свои права. - Он шагнул вперед и с
некоторым удивлением увидел, что трое тупиц на его пути не двинулись с
места. Они видели только его грязные лохмотья да еще, должно быть, как он
упал, споткнувшись.
Чап не счел нужным вытаскивать нож ради таких, как эти. Он левой
рукой схватил одного из них за нос, дернул вверх и ударил кулаком по
выпятившемуся горлу; один готов. Затем он схватил потянувшуюся к нему руку
второго и одним рывком сломал ее в локтевом суставе. У него остался только
один противник. Этот третий, самый крупный из троих, успел меж тем зайти к
нему за спину и крепко схватил. Но теперь, когда его приятели стонали и
беспомощно корчились на земле, увалень понял, что остался один, и замер на
месте.
- Я - господин Чап, каналья; пусти меня. - Он сказал это спокойно, не
шевелясь, чувствуя, что человек послушается, если только он не боится
Чармианы больше, чем его. Вместо того, чтобы подчиниться, огромный раб
хрипло вскрикнул и попытался приподнять и повалить Чапа. Некоторое время
они раскачивались и боролись, потом Чапу удалось вывернуться в сторону и
ударить кулаком назад, достаточно низко, чтобы удар возымел действие.
Теперь он был свободен и мог еще раз заявить свои права на свою жену.
Она снова позвала на помощь. Колдун Ханн вытащил из-под плаща короткий меч
- очевидно, чувствуя, что магия окажется бесполезной против физической
силы, - и бросился между Чапом и его супругой. Но Ханн был не чета
последнему фехтовальщику, с которым встречался Чап, вдобавок теперь Чап
был сильнее, чем тогда. Ханн выронил свой длинный клинок и со стоном
повалился на землю, почувствовав, как кинжал полоснул его по руке.
На этот раз, однако, Чармиана не закричала, не попыталась убежать.
Вместо этого она стояла с сияющими глазами, улыбаясь кому-то поверх плеча
Чапа. Он услышал хруст гравия под чьими-то ногами на дорожке позади себя.
Это оказался Тарленот. Он уже обнажил меч, увидев лужайку, усеянную
корчащимися, стонущими людьми. Его глаза недовольно блеснули, когда он
узнал Чапа, повернувшегося к нему лицом. Тарленот не был высок, но он был
силен и имел длинные руки. Короткая розовая туника открывала ноги, такие
же мускулистые, как были у Чапа в дни расцвета его сил. Мощную шею
охватывало ожерелье из какого-то темного металла, казавшееся удивительно
бедным для человека, в остальном одетого роскошно. Лицо Тарленота было еще
более надменным, чем помнилось Чапу; на нем застыло выражение
самоуверенности избалованного ребенка, выросшего крупным и мускулистым;
великолепные волосы легкими завитками падали на уши. Узнав Чапа, он слегка
наклонил голову и удостоил его слабой улыбки. Но не сделал ни единого
движения, чтобы вложить меч в ножны.
- Тарленот, - произнесла Чармиана ласковым шепотом. - Сделай для нас
из него садовника.
Чап наклонился и подобрал меч, оброненный колдуном Ханном, который
все еще сидел, громко стеная и орошая плиты дорожки скудными, редкими
каплями крови. Меч казался достаточно прочным, хотя слегка разболтанная
рукоятка не слишком понравилась Чапу. Но в руке он сидел лучше, чем можно
было ожидать.
- Это вовсе не садовый инструмент, а нам здесь не нужен еще один
господин.
Чармиана тихо хихикнула.
- Тарленот, его ноги стали слишком прямыми. Согни ему колени. Мы
дадим ему маленькую тележку, и он будет ухаживать за нашими цветами.
Чап вздохнул и на шаг отступил от своей жены. Тяжело, когда женщина,
которой ты предан, способна вонзить тебе нож между ребер. Чармиана была
его супругой и единственной женщиной, которую он желал, но ей нельзя было
доверять.
- Тарленот, - окликнул он, ожидая, пока тот соберется с мыслями. -
Кое-кто расспрашивал меня о тебе. Всего несколько дней назад.
- О? В какой связи? - Его мысль, похоже, созрела. - Кстати, что ты
предпочитаешь: чтобы я обрубил тебе ноги до колен или отрубил их совсем?
Говорят, иметь бесполезные конечности хуже, чем не иметь их совсем. Ты-то
уж должен знать, так ли это!
- То, что он собирался сделать с тобой, тебе бы не понравилось. - Чап
медленно сделал шажок вперед. - Но теперь ему никогда не представится
такая возможность. - Его ноги действовали уже вполне хорошо, но ему
хотелось бы сперва испытать их на практике. Двинувшись вперед, он поднял
свой клинок, и меч Тарленота поднялся ему навстречу мягким и точным
движением; осторожно звякнула сталь о сталь. Дуэль началась.
По первым же пробным касаниям и финтам Чап понял, что встретился с
сильным врагом - сильным и достаточно осторожным, чтобы не обманываться
жалким видом Чапа в надежде на легкую победу. А когда Чапу пришлось быстро
отразить первый настоящий удар, он понял, что его тело, долго голодавшее,
совсем недавно излечившееся и только что завершившее долгую скачку, не
слишком выносливо.
Тарленот был свеж и полон сил. Если бы не бодрящее действие лечебного
эликсира - теперь исчезающее, хотя результаты его благотворного
воздействия сохранялись - Чап был бы быстро побежден. После двух или трех
обменов стремительными ударами в полную силу его мышцы ныли и начали
подрагивать.
Они медленно кружили по посыпанной гравием дорожке и плитам, среди
цветов, между журчащими фонтанами. При повороте в поле зрения Чапа попала
Чармиана; он увидел, как она жестом удержала целую свору слуг, подбегающих
со всех сторон, от вмешательства. Он увидел, как сияли ее глаза, как
выжидающе приоткрылись безупречные губы. Она упадет в объятия победителю,
но только для того, чтобы использовать его и предать, если это будет ей
что-то сулить или просто соответствовать ее стремлениям. Чап знал это,
если Тарленоту, быть может, это еще было неизвестно. Но Чармиана
принадлежала Чапу...
А затем ее лицо заслонило лицо Тарленота.
- Давай-ка посмотрим, - сказал Тарленот, - смогу ли я воткнуть меч на
палец в твою старую рану на спине. Как ты ее получил? Вот так? - И он
сделал выпад.
Чап с трудом отразил удар и сделал ответный выпад; его уставшая рука
сделала широкий взмах.
- Нет, не так, - сказал он. - Но с определенным искусством.
Демоны и кровь, но он устал!
И Тарленот знал об этом. Теперь он стремился окончательно убедиться,
что дрожь почти обессилевшей руки Чапа не притворство. Теперь, когда
Тарленот оценил силы Чапа и немного уяснил себе его стиль ведения боя, он
стал наступать более решительно, и наконец сам задышал прерывисто.
Чап, кружа, постоянно отступал. Его охватило отчаяние. Он мог бы
вжаться в угол... он увидел перед собой садовника на его тележке, с
безжизненными глазами...
Нет, он был господин Чап, и он должен был победить или умереть. И
почти в то же мгновение меч Тарленота метнулся к нему чуть быстрее, чем
прежде. Чап заметил опасность, но его усталая онемевшая рука не смогла
вовремя отразить удар, и он почувствовал обжигающее прикосновение стали к
своему боку.
Рана разверзла перед Чапом весь мрак последних шести месяцев; все
это, казалось, ожило перед ним в лице его врага. Рана пробудила ненависть;
ненависть была горючим, единственной его надеждой, последней его силой. Он
позволил своей ярости бросить его вперед и принялся быстро и сильно
наносить удар за ударом, - а затем он пошатнулся и остановился,
