огромное, напомнившее Чапу грязные пепелища и горы трупов на поле битвы.
Оно было заключено в мощную оболочку из сияющего металла, и его громкое
дыхание напоминало завывание ветра. Скользкая куча содрогалась и
шевелилась, превращаясь в головы, хвосты и сросшиеся члены, но не могла
выбраться из охватывающей ее решетки. Затем появился рот, превышающий по
размерам любой другой, он разевался, словно раздираемый изнутри, и из него
хлынули самые различные существа и люди - люди, одетые в одежды множества
народов или совсем нагие; они катались по земле или лежали оглушенные,
крича, словно новорожденные младенцы, хотя большинство из них были вполне
взрослыми. Среди них были и солдаты Запада, все еще сжимавшие в руках
оружие. И одна огромная фигура, которую Чап сразу узнал...
Вернувшись к жизни из того, что показалось ему худшим ночным
кошмаром, верховный владыка Драффут прежде всего подумал не о собственном
состоянии, не о том, чтобы выйти из битвы; он не мог думать ни о чем,
кроме уничтоженного озера. Не обращая внимания на разрушения и
растерянность, которые его окружали, он сразу поднял взгляд к своим
высокогорным владениям. Лучащийся каскад эликсира из озера уменьшился до
простого ручейка. Он иссякал с неизбежностью смерти.
Драффут сразу стал взбираться по склону позади цитадели. В нем еще
осталась сила плавить скалу в живую субстанцию, которая сама удерживала
его руки и ноги; сила, накопленная им за века проживания в озере и вблизи
него, сила, которая не позволила ему умереть и срастила его кости почти
сразу, как они были переломаны. Только эта жизненная сила дала ему
возможность выдержать потрясение, когда он поднялся к своему озеру и
обнаружил его осушенную оболочку растрескавшуюся у дна, словно разбитое
яйцо. Матовый, черный материал внутренней отделки, единственный материал
Старого Мира, который мог выдерживать быстротечные процессы самой жизни -
эта скорлупа впервые на его памяти осталась без каких-либо изменчивых
узоров или веселых бабочек. Машины-врачеватели, чья жизнь уже угасала,
дергались и слабо шевелились, словно умирающие лягушки в осушенном пруду.
Драффут не стал долго стоять в разбитом дверном проеме, тупо глядя на
полный разгром всего, ради чего он существовал. Снизу до него донеслись
крики. Крики людей с поля битвы, людей, снедаемых страхом и крайне
нуждающихся в помощи. И он без промедления двинулся к ним, чтобы
посмотреть, что он мог бы сделать.
Он снова двинулся вниз по склону, сперва шагом, затем бегом. Перед
ним, подобно разоренному муравейнику, лежала уничтоженная крепость, на
развалинах толпились люди. Там и сям они продолжали сражаться друг с
другом. Но в воздухе больше не было валькирий.
Вблизи от Драффута неподвижно лежала одна из них, разбитая при
падении, с согнутыми винтами, с корпусом, развалившимся от удара. Взгляд в
широко распахнутую дверь на ее брюхе показал, что находящийся внутри
человек мертв и окоченел. Драффут в ярости подхватил машину, затряс ее и
закричал. Там, где его руки касались металла, он вздрагивал от слабого
пробуждения жизни; но и только. Лишь теперь масштаб происшедшего начал
доходить до сознания владыки Драффута во всей полноте. Даже если бы он
смог каким-нибудь образом восстановить или оживить эту машину, ей некуда
было бы лететь и не было бы лечения для находившегося внутри человека. Так
же, как и ни для кого из лежащих на поле или тех, кто мог пасть завтра.
Далеко внизу, близ того места, где огромная трещина в горе расколола
внешнюю стену крепости, на глаза Драффуту попался яркий отблеск. Это было
многоцветное сияние озера, стекшего в маленькую впадину между скал. Он
сразу отшвырнул в сторону разбитый механизм, вытащив наружу тело. Бережно
держа тело в одной руке, он поспешил туда.
Достигнув маленького пруда, немногим превосходившего размерами
большую ванну, он обнаружил, что некоторые раненые обеих армий, уже
набредшие на него, растянулись у края озерца, хлебая жидкость или брызгая
ею на раны. Осторожно пробираясь между ранеными, владыка Драффут нашел
себе местечко возле лучистого пруда. Он погрузил в него мертвого человека,
которого нес, затем принялся оказывать помощь всем, кому только мог.
С каждой минутой все больше раненых, в основном - представителей
Востока, приползало сюда. Стоны и мольбы о помощи вокруг владыки животных
становились все громче. Уровень жидкости в пруду быстро понижался - скала
не могла долго удерживать ее - и Драффут низко согнулся возле него,
зачерпывая пригоршни лекарства, которое он вливал в уста или лил на раны.
Мертвый, которого он принес, теперь сидел и стонал.
Драффут выплеснул остатки озера на обрубок руки; человек с этим
обрубком вскрикнул, когда закончились его мучения; возможно, у него
отрастет новая, вполне здоровая рука. Другой человек, с распоротым
животом, истекая кровью полз к озерцу, и Драффут окропил его эликсиром,
избавляя от невыносимой боли.
Полностью поглощенный своим занятием, Драффут не заметил, как среди
криков боли позади быстро разрастающейся вокруг него толпы раздался совсем
другой, здоровый голос, злой и властный:
- ...живо на свои места, дезертиры! Враг все еще удерживает поле. Те,
кто может ходить, присоединяйтесь к своим отрядам, трусы, или я...
Гвардейцы! Ну же, бегом, сражайтесь за меня!
Совершенно ошеломленный всем происходящим вокруг, владыка Драффут не
обратил внимания на то, что произошло, когда этот крикун, бранясь,
приблизился к пруду, разгоняя раненых гвардейцев плоскими ударами своего
меча. Драффут увидел еще одного калеку, с закатившимися глазами и с
признаками ужасной гангрены, добиравшегося к нему. Он зачерпнул еще
пригоршню жидкости и аккуратно плеснул ее на этого несчастного. Жидкость
озера полетела из его руки светлой невинной змейкой. И только в это
мгновение впалые глаза свирепо бранящегося человека встретились с глазами
Драффута, их взгляд надолго запомнился верховному владыке животных. Только
тогда Драффут понял, кто был этот человек.
Пригоршня жидкости, долетев до него, породила яркую вспышку. Безумный
крик прервался на полуслове, меч со звоном выпал на землю. С тех пор никто
не слышал и не видел Мертвого Сома. И он и предназначенная ему порция из
Озера Жизни исчезли из мира людей.
"...клинком огненным отрезаю руки и ноги,
Вырезаю язык, рассекаю его уста..."
Вопли Запраноса зазвучали громче, отчаяннее и в то же время глуше.
"Притупляю его зубы,
Вырезаю язык из глотки.
Сим я лишаю его речи,
Ослепляю его,
Делаю его глухим,
Вырезаю его сердце."
Пламя вилось перед глазами Чапа, и истощение от использования магии,
чувство совершенно новое для него, казалось, пронизывало каждую клеточку
его тела. Еще раз он попросил силы Запада даровать ему слова, так как ему
становилось очень трудно думать. Затем, собирая все свои силы, он
воскликнул:
"Делаю так, будто его никогда и не было!"
Тишина разлилась по всему изрезанному плато, где шел бой; в тишине
армия Востока обратилась в беспорядочное бегство или начала сдаваться.
Глядя туда, где был Запранос, Чап не видел больше ни металлических
решеток, ни кучи жирного пепла, ничего.
Но повелитель демонов продолжал говорить в его мозгу: "Мой господин,
уже очень мало осталось от моей жизни. Сохрани это, и тогда сможешь
восстановить для себя все остальное. Моя сила может быть возрождена, чтобы
создать для тебя армию, чтобы построить для тебя королевство..."
Чап очень тщательно собрал остатки волос. Рядом с ним Лиза-Карлотта
пошевелила головой и снова открыла удивленные глаза.
"Имени его - не существует.
Не существует его детей.
Его больше нет.
Нет ни его, ни памяти о нем;
Нет ни его, ни его потомства.
Семена его не могут прорасти.
Ростки его не могут подняться.
Он - мертв, не существует.
И его дух, и его тень, и его магия."
Так был уничтожен повелитель демонов, Запранос, и так Чап с Севера
заслужил себе место в армии Запада. Его супругу искали, особенно там, где,
как говорили, она спускалась вдоль нового прохода, образованного трещиной
в горе. Но так и не нашли.
Когда последние капли озера иссякли, верховный владыка животных
Драффут убежал куда-то, где его не могли достать крики раненых.
- Лиза? - Рольф из Разоренных Земель обращался к неузнаваемой
девушке, которая, как ему сказали, раньше была его сестрой.
- Рольф. - Она узнала его, но ее голос был грустным. Она была
безутешна - не из-за собственных страданий, не из-за поражения Востока, не
из-за кого-нибудь из погибших - или спасшихся.
- Мой Темный Витязь, - сказала она. - Мой могучий защитник. Он был
для меня всем.
