справа от оранжевого домика низкому серому сооружению. Вероятно, это и был
склад. Я тоже взял тюк и потащил туда.
- К чему такая спешка? - спросил я, догнав метеоролога.
Он усмехнулся.
- Видите ли, - сказал он. - Через полчаса здесь будут семь кругов
ада. И мне не хочется начинать завтрашний день с поисков груза. За ночь
его так завалит снегом, что бульдозер потребуется, а его здесь, к
сожалению, нет.
- С чего вы взяли?
Он скинул тюк на снег и показал рукой на одну из окружающих нас
вершин. Действительно, из-за ее снежной шапки выглядывала небольшая тучка.
- Поверьте моему богатому опыту, - сказал метеоролог. - Вот первая
предвестница непогоды, и. глядя на нее. я точно скажу, что нам с вами
следует поторопиться.
За десять минут мы все перетащили на склад. Тюки были нетяжелые, но
все же после ходьбы по снежной целине я несколько запыхался, метеоролог же
дышал спокойно и размеренно, как и вначале.
Между тем погода действительно стала портиться, солнце затянуло
каким-то маревом, и налетел холодный порывистый ветер.
- Все, - сказал Маккин. - Теперь быстро в дом, в тепло, к столу.
Я взял свой портфель, и мы двинулись к оранжевому домику. Осмотр
окрестностей я решил отложить до более благоприятной погоды: вокруг уже
начинала крутиться поземка.
Мы вошли в тамбур домика, Маккин плотно закрыл дверь, и мы очутились
в темноте. Через мгновение щелкнул выключатель, и вспыхнул ласковый
зеленоватый свет. Метеоролог королевским жестом распахнул внутреннюю дверь
и сказал:
- Прошу в наши апартаменты!
Тут мы, наконец, в первый раз посмотрели друг другу в лицо. Глаза у
него оказались большие и глубокие, интересные они оказались, в пору
какой-нибудь молоденькой девушке. И показалось мне, что кроме
приветливости и любопытства есть в его глазах еще что-то. А еще мне
показалось, что эти глаза я уже где-то видел.
Глава третья. ЗНАКОМСТВО
На следующее утро я еле встал. Голова раскалывалась от боли. Я с
испугом посмотрел на часы. К счастью, сеанс связи с метеоцентром я
проспать еще не успел. Я подошел к зеркалу. Оттуда на меня взглянула
мрачная опухшая физиономия с мутными глазами и всклокоченными волосами.
"Хорошенькое начало работы! - подумал я. - Как это я вчера еще в
пропасти не оказался?"
Я попытался вспомнить, что же мы делали вчера вечером, но все
происшедшее после того, как мы сели за стол, провалилось в моем сознании в
какую-то бездонную черную яму.
Пришлось принять две таблетки антивинина. Через несколько минут
память возвратилась, но голова болеть почему-то не перестала. Это меня
несколько удивило: обычно антивинин снимает все последствия излишнего
перебора.
...Помнится, Маккин сразу же показал мне весь свой дворец. Моя
комната находилась в левой стороне домика, она была связана дверью с
радиорубкой. В правой стороне домика находилась комната метеоролога. Обе
комнаты выходили в большой холл, который Маккин называл каминной: это было
что-то вроде кают-компании или комнаты для отдыха. В ней, кроме дверей в
комнаты персонала и выходной двери в тамбур, было еще три двери. Одна вела
в санузел, вторая на кухню, а третья, когда я толкнул ее, оказалась
закрытой. Маккин объяснил мне, что она ведет в кладовку, но сейчас
заставлена с другой стороны ящиками и поэтому не открывается.
- А как же вы ходите в кладовую? - спросил я его.
- Туда ведет еще одна дверь, - объяснил он. - Она находится в моей
комнате. Завтра мы освободим и эту. С той стороны стоит очень тяжелый
ящик.
После этой рекогносцировки позиций я направился к себе. Переодеться и
разложить тот минимум личных вещей, которые я взял с собой, было делом
нескольких минут. После этого я зашел в радиорубку.
Вся аппаратура там была совершенно новенькая, с иголочки, последней
марки, насколько, конечно, я могу помнить каталоги. Меня удивило только
то, что в принципе она могла работать и без радиста. Во всяком случае, я
бы не держал здесь сразу двоих, достаточно было бы обучить любого
метеоролога уходу за автоматикой.
Ознакомившись со своим рабочим местом, я пошел принять душ. Дверь на
кухню была распахнута, Маккин копался там у кухонного комбайна,
распространявшего весьма привлекательные запахи. У меня вдруг засосало под
ложечкой, я проглотил слюну и заторопился в ванную. Минут через двадцать я
был, наконец, готов к ужину.
Когда я вышел к столу, магнитофон в каминной оглушительно орал что-то
из "Новых ритмов" Стивенса. В паузах между дробями ударных и буханьем
бас-гитары было слышно, как тоскливо воет снаружи ветер. Три стены в
каминной были заставлены стеллажами. На стеллажах стояли тома
справочников, лежали кипы таблиц и графиков, пачки каких-то заполненных и
незаполненных бланков, обширные бумажные рулоны с диаграммами и без них,
на одной из полок стоял метеоглобус нового, незнакомого мне типа.
Четвертую стену занимала стереорама. Шел какой-то боевик; кто-то в кого-то
палил из ручного бластера, какой-то внушительный жизнерадостный детина,
схватив за ноги мрачную бородатую личность, определенно пытался разбить ею
витрину супермаркета. Судя по всему, с развлечениями здесь было немногим
хуже, чем в Столице. Под стереорамой, в незамеченном мною ранее камине
весело трещали дрова. Интересно, откуда Маккин брал их здесь. По-видимому,
их привозили на вертолете... для таких вот торжественных случаев...
Посреди каминной у стола хлопотал сам Маккин. На столе имели место
банки с саморазогревающимися консервами, блюдо с сандвичами, блюдо с
неизвестным мне салатом, весьма, впрочем, аппетитного вида, бутылка виски,
бутылка рому, дюжина банок пива. Весь этот натюрморт украшала большая ваза
с фруктами.
Заметив мое легкое недоумение, Маккин рассмеялся.
- Не удивляйтесь, - сказал он. - Сегодня праздник. Сегодня нас снова
двое.
- Вас это радует? - спросил я.
- Конечно! Вы даже представить себе не можете, как тоскливо здесь
одному. Ночью, особенно когда на улице метель, кажется, что нет никого на
всем белом свете, кроме тебя... Поэтому у меня редко замолкает магнитофон.
- Он вздохнул. - Однако теперь все это позади. - Он снова засмеялся, и
глаза его заискрились.
В этой радости и в этой улыбке, мне показалось, промелькнуло что-то
фальшивое, как будто он на мгновение снял и снова надел маску.
"Стоп, парень! - сказал я себе. - А как же презумпция невиновности?"
Я всегда удивлялся, как легко в подозреваемом, в его поведении и внешности
обнаруживаются преступные черты. Не будем вешать собак на честных людей...
И тем не менее, за бутылкой человек иногда говорит такое, что трезвый он
никогда в жизни не скажет. Поэтому я с энтузиазмом потер руки и вожделенно
посмотрел в сторону всего этого кулинарного великолепия.
Через пару минут мы уже сидели за столом. В стереораме по-прежнему
стреляли друг в друга лихие ребята, кого-то окунали в бочку с водой, и
сцена эта приводила лихих ребят в буйный восторг. В их лихости, на мой
взгляд, было что-то от кретинизма.
- Как будем пить? - спросил Маккин. - Давайте по-русски.
- Как это - по-русски?
- А это когда чистое, и доза лошадиная... - Он засмеялся.
- Вы были в России?
- Нет, к сожалению, не был.
- Почему к сожалению?
- А там всегда умели пить, - сказал он, разливая виски по рюмкам. -
Ну а я никогда не причислял себя к трезвенникам. - Он снова рассмеялся.
- По-моему, у вас несколько однобокое представление о русских, -
сказал я.
- Вы правы, - сказал он. - Но это я так шутил... Ну, за приятное
знакомство!
Мы выпили за приятное знакомство и, продолжая дурачиться. стали пить
по-русски. После третьей мы были уже на "ты". Я звал его Джоном, а он меня
Джерри, и мы были давними друзьями. Нас очень радовало, что мы оба
"Дж...". Впрочем, я старался держаться в рамках.
Мы выпили виски, обсудили последние международные события и фигуру
новой кинозвезды Аниты Крюгер, потом поговорили о публичных домах на
бульваре Роз, выяснили, что бывали в одних и тех же и пришли к выводу, что
самые потрясные девочки в заведении Старухи Берты. Потом мы допили виски
и, перекидываясь скабрезными шуточками, посмотрели в передаче "Все для
мужчин" сеанс стриптиза с Норой Розенталь. Потом заговорили о рыбалке, и я
изо всех сил пытался выдать себя за первоклассного рыбака. По-моему, это
мне удалось, во всяком случае, в части вранья. Потом мы начали бутылку
рома, и я решил, что пришла пора брать быка за рога.
- Слушай, - сказал я, - что случилось тут с твоими радистами? Мне
сказали, что радисты на этой станции не выживают.
Мне показалось, что он отреагировал слишком быстро, но, видимо, он
был еще не слишком пьян, а может быть, я был уже слишком пьян (мне даже
пришла в голову идея принять таблетку антивинина), во всяком случае,
ничего, кроме этой быстрой реакции, я в его поведении не заметил.
- Один упал в пропасть, - сказал он. Когда я ложился спать, он был у
себя, а просыпаюсь - его нет. Стал искать, потом вызвал спасателей. Нашли
в тот же день, вот только помочь ему было уже нечем.
- А второй? - спросил я.
- Дик-то? А его зачем-то понесло среди ночи шататься по горам...
Видимо, заблудился и попал под лавину. Этого нашли только на третьи сутки,
да и то с помощью собаки.
- А почему же он не взял с собой "мигалку"? Они же именно для таких
случаев и предназначены.
- Забыл, наверное...
- Вы, должно быть, перед этим вот так же посидели?
- Да, было дело... Ребята были компанейские, отказываться привычки не
имели. Я, помнится, еще сказал Дику: "Смотри, не свались, как Боб..."
Первого Бобом звали, - пояснил он. А он мне и говорит: "Что я себе враг,
что ли?" Ну вот, а кончилось все плачевно...
Он несомненно лгал и лгал, по-моему, не очень умело, на уровне
сопливого мальчишки, который съел без спроса варенье и пытается свалить
все на кошку. В папке Клаппера было сказано, что первый радист
действительно упал в пропасть в состоянии опьянения. Поэтому, наверное, и
расследование закрыли, посчитали за несчастный случай. А вот у второго
радиста алкоголя при вскрытии не обнаружили.
Я стал обдумывать, как бы мне вывести его на чистую воду, чтобы он
сам себя запутал, заврался и со вздохами, нехотя признался в этом, и
осталось бы ему только рассказать правду, одну правду, ничего, кроме
правды, но тут я неожиданно ощутил себя сидящим под объективом микроскопа,
а сквозь всю эту невозможную оптику на меня взглянул чей-то глаз,
неизвестный, огромный, пронизывающий, понимающий все и всех,
завораживающий, леденящий душу... Ощущение было настолько полным, что у
меня засосало под ложечкой, по спине побежали мурашки и задергалось левое
веко. Я не выдержал и оглянулся по сторонам. Никто ниоткуда на меня не
смотрел. Маккин уставился куда-то в угол и, казалось, силился что-то
вспомнить, но выводить его на чистую воду мне уже абсолютно расхотелось.
Разговор наш вновь вернулся к кино-, рок-, секс- и прочим подобным
звездам. Собеседник он был отличный, и время летело быстро. Дошло дело до
пива, и тут Маккина не хватило. Он с трудом встал со стула и, пошатываясь,
вышел из каминной в ванную, а я остался сидеть за столом, открыл еще пива
и прибавил звук в стереораме, чтобы заглушить те, что доносились из
ванной.
Потом он, цепляясь за стены, вновь появился в каминной и сказал
заплетающимся языком:
- П-по-моему, мне п-пора в п-постель... Сп-покойной ночи!
