поминания о них тешили Марселя, и он охотно делился ими с Аннетой, а она
слушала, забавлялась, иной раз слегка журила его. Марсель первый готов
был посмеяться над собой, как смеялся над всем на свете. Смеялась и Ан-
нета, слушая его нескромные признания, - в этом, как и во всем, что не
касалось ее самой, проявлялось ее свободомыслие. А Марсель понимал ее
иначе. Ему нравились ее веселый, живой ум и ее снисходительность. Он не
находил в ней и следа прежней чопорности в вопросах морали, нетерпимости
молодой девушки, кругозор которой ограничен ее добродетелью. В то время
как они с Аннетой состязались в иронических суждениях, он думал: "Как
чудесно было бы привязать к себе навсегда этого умного друга, делить с
ней все, что еще предстоит в жизни!.. В какой форме? Да в какой ей будет
угодно! Любовница, жена - пусть решает сама!" Марсель был человек без
предрассудков. Он не придавал значения тому, что Аннета родила "незакон-
ного" ребенка. И так же мало интересовало его, были ли у нее и после
этого какие-нибудь романы. Он не стал бы ей докучать требовательностью и
слежкой. Ее интимная жизнь не возбуждала в нем любопытства - у каждого
могут быть свои тайны, каждый имеет право на известную свободу! Ему нуж-
но было от Аннеты только одно: чтобы в их совместной жизни она была
всегда весела и рассудительна, была ему добрым товарищем, делила его ин-
тересы и удовольствия (а под удовольствиями он разумел все: умственную
жизнь; любовь и все остальное).
Марсель так много об этом думал, что, наконец, высказал Аннете свои
мысли. Это было однажды вечером в библиотеке, когда они заканчивали ра-
боту и заходящее солнце сквозь деревья старого сада золотило коричневые
переплеты книг. Аннета очень удивилась. Как, он опять о том же? Разве с
этим еще не кончено?
- Друг мой, как это мило с вашей стороны! - сказала она. - Но не надо
больше об этом думать.
- Нет, надо! - возразил Марсель. - А почему, собственно, не думать?
"А в самом деле, почему? - подумала Аннета. - Мне так приятно болтать
с ним... Нет, нет это невозможно! Об этом не может быть и речи..."
Марсель сидит прямо против нее, по другую сторону стола, и его бело-
курая бородка освещена солнцем. Потянувшись через стол, он берет руки
Аннеты в свои и говорит:
- Ну, подумайте пять минут, хорошо? Я больше ничего вам не скажу...
Мы друг друга знаем... сколько лет уже? Двенадцать? Или пятнадцать? Зна-
чит, мне не нужно ничего объяснять. Все, что я мог бы сказать, вам и так
понятно.
Аннета не пытается отнять руки, она улыбается и смотрит на Марселя.
Ясный взгляд ее устремлен на него, но Марселю не удается перехватить
этот взгляд, потому что он уже где-то далеко. Аннета смотрит теперь
внутрь себя. Она размышляет.
"Почему об этом нечего и думать?.. Обо всем следует думать! Почему
это невозможно? Он мне не противен... Он красив, обаятелен, он довольно
добрый, умный и приятный человек... Как мне легко жилось бы!.. Но ведь я
не смогу жить, как он, жить с ним... Он людям нравится, и ему все на
свете нравится, но он ничего не уважает: ни мужчин, ни женщин, ни лю-
бовь, ни Аннету..." (Она думала сейчас о себе, как о ком-то посторон-
нем.) "Конечно, он не скупится на тонкие знаки внимания и светской поч-
тительности, и, может быть, это как раз и доказывает его расположение ко
мне... Но что этот милый скептик принимает всерьез? Он совсем не верит в
человека и упивается своим неверием. Он ведет счет человеческим слабос-
тям со снисходительным любопытством соглядатая. Я думаю, он был бы разо-
чарован, если бы в один прекрасный день убедился, что человека есть за
что уважать... Славный малый! Да, жизнь с ним была бы легкой, такой лег-
кой, что потеряла бы для меня смысл..."
Дальше ей уже не хватает слов для выражения мыслей. Но мысли текут,
хотя и не укладываются в слова, и решение крепнет.
Марсель выпустил ее руки. Он чувствует, что проиграл. Встав, он отхо-
дит к окну и, прислонясь к раме, с философским спокойствием закуривает
папиросу. Он стоит за спиной Аннеты и наблюдает за ней. А она сидит не-
подвижно, не снимая со стола вытянутых рук, как будто Марсель все еще
перед ней. Марсель видит ее красивые золотистые волосы, круглые плечи...
Все потеряно... И для кого же, для чего она бережет себя? Для какой-ни-
будь новой глупости, вроде истории с Бриссо?.. Нет, он знает, что сердце
Аннеты не занято... Так в чем же дело? Ведь не каменная она! Ведь есть
же у нее потребность любить и быть любимой!
Но у Аннеты сильнее всего потребность верить... Верить в то, что де-
лаешь, к чему стремишься, чего ищешь или о чем мечтаешь. Несмотря на все
разочарования, верить в себя и в жизнь!.. А Марсель убивает уважение ко
всему. Аннете легче было бы утратить уважение людей, чем самой потерять
веру в жизнь. Ведь только в ней она черпает силы. А без действенной силы
Аннета ничто. Пассивное счастье для нее смерть. Самое существенное раз-
личие между людьми заключается в том, что одни в жизни активны, другие
пассивны. А из всех видов пассивности самой страшной в глазах Аннеты бы-
ла пассивность ума, который, подобно уму Марселя Франка, блаженно успо-
коился в неверии и, не тревожа себя больше сомнениями, с наслаждением
отдается безучастию, ведущему в Ничто... "Да, это не самоубийство!.. -
думает Аннета. - Нет, я не согласна... Что меня ждет впереди? Быть мо-
жет, я не узнаю ни счастья, ни полного удовлетворения. Быть может, жизнь
моя будет неудачна. Но, удачна она или нет, в ней есть порыв, стремление
к цели!.. К неведомой? Обманчивой, быть может? Ну что же! Стремление
ведь не иллюзия! И пусть я упаду на пути - только бы упасть на своем пу-
ти!.."
Аннета вдруг заметила, что оба они уже давно молчат и что Франка нет
на месте. Она обернулась и, увидев его, с улыбкой встала.
- Простите меня. Марсель, милый! И пусть все останется, как есть!
Быть друзьями - это так хорошо!
- А по-другому не лучше? Она покачала головой: нет!
- Та-а-к... - протянул Марсель. - Вот я и в третий раз провалился на
экзамене!
Аннета расхохоталась и, подойдя к нему, сказала лукаво:
- Хотите получить то, в чем я вам отказала на втором экзамене?
Обхватив руками шею Марселя, она целует его... Он нежен, этот поце-
луй... Но ошибиться невозможно, он только дружеский...
И Марсель не обманывает себя. Он говорит:
- Ну что же, есть еще надежда, что лет через двадцать я получу то, в
чем мне было отказано на третьем.
- Нет, - со смехом возразила Аннета. - Есть предельный возраст! Жени-
тесь, мой милый! Вам стоит лишь выбрать: все женщины этого ждут.
- Только не вы!
- Я останусь старым холостяком.
- Вот увидите, судьба вас накажет, и вы выйдете замуж, когда вам
стукнет пятьдесят.
- "Брат, надо умирать"... А до тех пор...
- До тех пор будете жить монахиней?..
- А знаете, в такой жизни есть своя прелесть...
Слова Аннеты о прелестях ее монашеской жизни были чистейшим фанфа-
ронством. Вовсе не так уж хороша была эта жизнь, и Аннете часто бывало в
ней тесно. Монахине такого сорта мало управлять одним монастырем и пок-
лоняться одному богу. Монастырь Аннеты был ограничен стенами квартирки
на шестом этаже, единственным богом ее был ребенок. Это было так мало и
в то же время так безмерно много! Аннету это не удовлетворяло, но она
пополняла нехватку мечтами. Этого добра у нее было достаточно. Повсед-
невная жизнь ее казалась пуританской и бедной, но она вознаграждала себя
в жизни воображаемой. Тут, в тиши, ничем не нарушаемое, длилось вечное
Очарование.
Но как проникнуть вслед за ним в тайники души человеческой? Мечта
ведь соткана не из слов; а чтобы другие тебя поняли, чтобы самому понять
себя, нужно пользоваться словами, этой тяжелой и клейкой массой, которая
сразу высыхает на пальцах!.. Аннета тоже, чтобы понять то, что происхо-
дило в ней, бывала иногда вынуждена тихонько пересказывать себе словами
свои грезы. Такого рода пересказы неточны, их даже переделкой назвать
нельзя: они подменяют мечту, но никак не отображают ее. Мозг, неспособ-
ный настигнуть душу в ее взлете, сочиняет сказки, и сказки его занимают,
однако они дают обманчивое представление об этой великой феерии или
внутренней драме...
Необозримое водное пространство, затопленная до краев долина, безб-
режные реки огня, воды, облаков. Здесь еще смешаны все стихии, и тысячи
течений перепутаны, как волосы, но единая сила свивает и развивает их
длинные темные пряди, усеянные бликами света. Такова неуемная сила души
человеческой, и безмолвный пастух. Желание, властитель миров, гонит ста-
до ее грез на туманные пастбища Надежды. А непреодолимая сила тяготения
увлекает их вниз по скату, то крутому, то предательски незаметному, и
жадная бездна поглощает их.
Аннета ощущает в себе течение очарованной реки, наматывает и разматы-
вает сплетения ее извилистых струй, отдается этому течению, играет с ко-
варной силой, которая ее уносит... Когда же разум, внезапно пробудив-
шись, пытается направлять эту игру, то Аннета, оторванная от своей гре-
зы, уже ищет другую, чтобы в нее уйти. И вот она мудро создает ее из за-
печатлевшихся в памяти мгновений своей жизни, из образов прошлого, из
романа, уже пережитого, или того, который, быть может, еще суждено пере-
жить... И Аннета как будто верит, что великая Мечта продолжается. Но в
то же время знает, что она улетела. Это ее не волнует. Как евангельский
жених, Мечта вернется в час, когда ее не ждут.
Сколько есть женских душ, которые, подобно душе Аннеты, проявляют
свои скрытые силы и устремления лишь в этой внутренней жизни грез! Тот,
кто сумеет читать в их глубине, откроет там темные страсти, восторги,
видения бездны. А между тем в мирном течении будней эти женщины - добро-
детельные мещанки, занятые своими делами, холодные, рассудительные, вла-
деющие собой и даже в силу внутренней реакции (иногда слишком резкой,
как у Аннеты), щеголяющие перед своими учениками или детьми холодной
рассудочностью и склонностью к нравоучениям.
Но сын Аннеты не даст себя провести. Нет, этого мальчика ей не обма-
нуть! У него зоркие глаза. Он умеет читать то, что кроется под словами.
И он тоже любит мечтать. Каждый день бывают часы, когда он чувствует се-
бя королем: он один в квартире, наедине со своими мечтами. Аннета, - как
всегда, неосторожная, - легкомысленно оставляет в распоряжении ребенка
кучу сохранившихся у нее книг из библиотеки деда и ее собственной. Тут
есть все, что хочешь. Вот уже несколько лет, как у Аннеты нет времени
совершать набеги на книжные полки. Этим занимается ее маленький сын.
Каждый день по возвращении из лицея, когда матери нет дома, он отправля-
ется на охоту. Марк читает беспорядочно, что попадается под руку. Он ра-
но научился читать быстро, очень быстро и галопом мчится по страницам в
погоне за дичью. Это чтение очень мешает его школьным занятиям, и он
считается плохим учеником, рассеянным, - он не знает уроков и небрежно
относится к своим обязанностям. Учитель был бы очень удивлен, если бы
юный браконьер рассказал ему, что глаза его добыли на охоте в заповедных
лесах. Ему попадаются на полках и "классики", но здесь у них совсем иной
аромат, чем в школе. Все, что Марк таким образом собирает на свободе в
новом для него мире, имеет вкус чудесного запретного плода. Тут нет пока
ничего, что могло бы загрязнить его воображение или даже грубо просве-
тить его насчет некоторых вещей. В опасных местах глаза мальчика загора-
ются, но бегут дальше, не замечая в западне приманки, тревожащей плотс-
кие инстинкты. Он беззаботно счастлив, горячее дыхание жизни обдает его
лицо, и в этом лесу книг ноздри его чуют увлекательную опасность, извеч-
ную борьбу: любовь...
Любовь... Но что такое любовь для десятилетнего ребенка? Все то
